 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2002 / Владимир Зинченко |
Отзывы:
Стр. «226—231»
ВЛАДИМИР ЗИНЧЕНКО
Главный труд, наиболее полно представляющий содержание доклада, издан в 2001 году — «Философские основания понимания личности». На мой взгляд, психология нуждается сегодня, как никогда ранее, именно в понимании личности, а не в изучении, формировании, техниках тестирования и манипуляций, которым нет числа. Главное, в этом нуждается сама личность, поскольку она еще сохранна. Процесс понимания личности диссертантом длится около полувека (первая публикация, включенная в автореферат, датирована 1957 г.), и автору есть что сказать о своем длительном, порой, драматическом опыте понимания личности. Проблема состоит не в том, верно или нет понимание автора, а в том, чтобы он был услышан и, желательно, понят психологами и философами. С А.С. Арсеньевым можно соглашаться, можно спорить, но в любом случае его нужно читать и извлекать уроки из его размышлений. Конечно, размышляющий жанр его диссертации не слишком привычен для нашего научного сообщества, которое еще не так давно представляло собой «идеологическое общежитие», и как таковое всегда было чуждо А.С. Арсеньеву и очень небольшому числу ему подобных.
Я не берусь в кратком отзыве давать детальный анализ или даже обзор богатейшей совокупности (корпуса!) идей автора. Скажу сразу, что у меня нет ни малейших сомнений, что сделанное им заслуживает присуждения ученой степени доктора психологических наук. Более того, работы автора давно внедрены в психологию и педагогику. Его влияние (явное и скрытое) на психологию хорошо известно. Как известно влияние B.C. Библера, Э.В. Ильенкова, М.К. Мамардашвили, Э.Г. Юдина, тесно сотрудничавших с психологами. Они нам как бы говорили, что можно думать и так! Нам продолжают это говорить Ф.Т. Михайлов, А.П. Огурцов, А.С. Арсеньев.
В своем отзыве я последую за приглашением автора и поразмышляю вместе с ним. Начну с некоторых методологических проблем. Автор, вольно или невольно, преодолевает методологические надолбы и рвы, доставшиеся нам в наследство от советской психологии. Первый из них — принцип системности, тесно связанный с заботой о конечных определениях. П.А. Флоренский сочувственно цитировал В. Ваккенродера, говорившего о том, что лучше уж суеверие, чем системоверие. В свою очередь, П.А. Флоренский резонно утверждал, что система — в лучшем случае — результат события мысли, а не ее предпосылка. М.К. Мамардашвили был еще более категоричен: там, где система, там смерть. А.С. Арсеньев добавляет к этому неспособность любой системы выразить бесконечность отношения Человек — Мир, бесконечность человеческого развития.
В противоположность «обнаглевшему самосознанию» советской науки, «раскрывшей» мировые загадки Э. Геккеля (происхождение жизни, психики, сознания и т.д.), А.С. Арсеньев восстанавливает в правах Тайну. Он сам движется по границе рациональности, ощущает радость своей свободы в причастности к этой Тайне. Он возвращает в познание глубоких истин катарсическое переживание, чувственно-эмоциональную сферу.
А.С. Арсеньев обогащает понятие и принцип развития, рассматривая его как парадокс изменяемости и неизменности, самотождественности, добавляя к детерминации прошлым детерминацию будущим, детерминацию целым и целью. Его интересуют проблемы не только «почему?», но и «для чего?». В связи с этим он восстанавливает в правах нематериальные планы (пласты), отрицание которых обессмысливает психологическое исследование. Я бы предложил к его аргументации еще один аргумент от И. Бродского. Любовь никак не помещается целиком в человеческой плоти, поэтому она нуждается в словах, в душе... А.С. Арсеньев как бы возвращает человека к его духовным корням. Для проблемы развития это означает признание не только зависимости развития от внешних условий, но и его спонтанности. Автор рассматривает диалектическую пару: развитие — раскрытие. Второму элементу пары психологи за редким исключением (Запорожец А.В., Теплов Б.М.) почти не уделяли внимания.
С методологической точки зрения необыкновенно важна многие годы отстаиваемая автором парадигма Человек — Мир, противопоставляемая им парадигме субъект — объект. Распространение в психологии словечка «субъект» (вполне уместного в философии понятия) приняло гомерические размеры, что свидетельствует прежде всего о нечувствительности к языку, а затем к этике и психологии. Человек — это универсум, а субъект — это функция, например, испытуемого в лабораторном эксперименте. У нас младенец, дитя, ученик, труженик — все субъекты. Подлый субъект — это скверно, но с точки зрения языка — нормально, а любящий, совестливый субъект — смешно и грустно.
В связи с проблематикой Человек — Мир и осциллирующей с ней проблематикой Я — Ты автор высоко оценивает вклад в их разработку С.Л. Рубинштейна и защищает последнего от его учеников. Жаль, что это давняя дискуссия прошла мимо психологов, которые в большинстве своем не читают журнал «Вопросы философии». Подлинный С.Л. Рубинштейн у нас еще впереди. Как сказал поэт: «Вчерашний день еще не родился».
Автор обнаружил в работах С.Л. Рубинштейна своего рода тоску по целостности, подобную той, которая породила в 1960-е гг. так называемую гуманистическую психологию. Он и сам успешно раскрывает и развивает холлистические подходы к человеку, преодолевает абстрактный функционализм в его изучении, убедительно показывает, что субъект — объектная парадигма лишь углубляет разрыв между Человеком и Миром. Мало этого, А.С. Арсеньев показывает, что С.Л. Рубинштейна не удовлетворила и детально разработанная им проблематика сознания и бытия. Взаимоотношения между ними также оказываются производными от взаимоотношений «Человек — Мир».
Значение работы А.С. Арсеньева далеко выходит за пределы расчистки авгиевых конюшен от методологического сора. В ней велико положительное содержание. Остановлюсь лишь на некоторых моментах. Автор выводит человека и его развитие за пределы сиюминутного, временного в полное время и интересно вводит в контекст развития представления о потенциальной и актуальной бесконечности, о жизни и смерти. Я бы добавил к этому, что не только личность, но и индивидуальность в каждый момент времени имеет дело со всеми тремя «цветами времени» — с прошлым, настоящим и будущим. Другими словами, человеку в каждый момент времени дана реальная единичка вечности, без чего не могла бы возникнуть идея вечности. Иное дело, что у личности прямая и обратная временная перспектива неизмеримо богаче, о чем и пишет автор.
Патетические страницы работы посвящены любви, в том числе и любви к Богу. В это интимное рецензенту вторгаться не следует. Откровенность автора в выражении своих чувств заслуживает уважения, как, впрочем, и сдержанность рецензента.
Ядром работы А.С. Арсеньева являются развиваемые им представления о личности. Автор не мудрствуя лукаво берет рабочее, как он говорит — непрофессиональное представление о личности в качестве основания своих размышлений. Это человек надежный, слова и дела которого не расходятся друг с другом, который сам свободно решает, что ему делать, и сам отвечает за результаты своих действий. Это представление о личности связано с началом христианства. М.М. Бахтин добавил бы к свободе и ответственности еще и чувство вины, а М.К. Мамардашвили — понимание человеком своего места в истории. Подобное представление о личности не противоречит взгляду А.Ф. Лосева на личность как на мини-чудо. Арсеньев предпочитает говорить о личности как о конечно — бесконечном существе, можно сказать, как о двояко дышащем (телесно и духовно) существе. Главным в размышлениях А.С. Арсеньева о личности является ее значительно более богатое понимание по сравнению с многочисленными бытующими в психологии трактовками личности, редуцирующими ее к мотивам, совокупности потребностей, творчеству, перекрестью деятельностей, аффектам, смыслам, субъекту, индивиду и т.д. и т.п.
Большое место в логике рассуждений автора занимает мораль, нравственность, в частности, первенство последней для личности, глубина осознания ею конфликта между моралью и нравственностью. Другими словами, автор настаивает на ценностном, а не монетарно-рыночном измерении личности. Последнее открывает дорогу тестированию и манипулированию личностью. Профилактикой этого является признание за личностью тайны, принципиальной незавершенности, т.е. тех же лосевских чуда и мифа. Личность — это, действительно, таинственный избыток индивидуальности, который не подлежит экстенсивному раскрытию. Личность видна сразу и целиком и тем отличается от индивида, свойства которого подлежат раскрытию и оценкам.
В работе имеются примеры практического применения концепции автора. Об анализе творческого пути С.Л. Рубинштейна речь шла выше. Этот пример заслуживает всяческого одобрения. Второй пример касается анализа подросткового возраста в современной ситуации. Думаю, что подростковый возраст представляет собой вызов для любой ситуации. Он не вписывается в логику смены ведущих деятельностей, так как в нем происходит начало самоопределения (Мещеряков Б.Г.), в том числе и по отношению к пространству возможных деятельностей.
А.С. Арсеньев высказывает интересную гипотезу о том, что для подростка характерно возникновение и развитие критического рефлексирующего мышления в рассудочной форме. Согласно Г.В.Ф. Гегелю, это первая — диалектическая фаза целостного процесса мышления, которую наши марксисты — ленинцы выдали за все мышление. У них, видимо, было задержанное развитие и до второй — спекулятивно-теоретической фазы они так и не дошли. Результаты этого типа мышления хорошо известны. Поэтому забота Д.Б. Эльконина и В.В. Давыдова о развитии у детей теоретического мышления была более чем уместной. Подросткам действительно далеко до разума, мудрости, но пробуждение интереса к теоретическому мышлению возможно и у младших по сравнению с ними детей.
Если следовать стратегии амплификации детского развития, предложенной А.В. Запорожцем, то «перепрыгивать» через фазу рассудочной рефлексии в подростковом возрасте едва ли целесообразно. А.С. Арсеньев, не выбирая парламентских выражений, пишет о настырности теории и практики социализации. Критическое рефлексирующее рассудочное мышление подростка представляет собой здоровую защитную реакцию против этой практики, против того, чтобы быть как все, или против того, чтобы быть как кто-то, против подчинения чьим-то внешним требованиям, посягающим на свободу определения жизненного пути подростка. При всей наивной категоричности, порой агрессивности, протеста он является необходимым условием поиска себя, поиска пути к себе, условием самоопределения, самоуглубления. А.С. Арсеньев оптимистичен, он пишет о следующей фазе — фазе разумной рефлексии, сменяющей рефлексивно-рассудочную. Эта фаза — условие положительного развития, положительной самоидентификации. Другими словами, фаза рассудочной рефлексии необходима для достижения, завоевания «свободы от...», а фаза разумной рефлексии необходима для достижения, завоевания «свободы для...» В этом смысле развитие теоретического мышления в духе Эльконина—Давыдова, конечно, не может и не должно отменять рассудочную рефлексию, но может смягчить ее кризисные проявления и черты.
А.С. Арсеньев достаточно жестко критикует не изжитую еще советскую теорию и практику социализации, которую сегодня, правда, пытаются заменить практикой всеобщей толерантности или всеобщей компетентности. В качестве оппозиции неумеренной социализации автор выдвигает принцип индивидуализации или индивидуации. Индивидуация — это и есть путь к становлению личности, к ее самоопределению и, в конце концов, к ее самостоянию.
К этому интереснейшему анализу подросткового возраста автора привел весь предшествующий опыт философского осмысления проблемы личности.
Третий пример внедрения касается развития личности в современной России. Не могу сказать, что он вызывает у меня сочувственное понимание. Возможно, я не достиг еще достаточно духовного возраста, чтобы понять чуждость России как Востоку, так и Западу. Это размышления на тютчевском уровне про «особенную стать». Давно пора умом Россию понимать, а не кокетничать своей непонятливостью. Здесь речь идет не столько о дефиците разумной рефлексии, сколько о дефиците ответственной свободы и об избытке воли, которая не дает нам покоя. Известно, чем кончились гамлетовские колебания. Это бесконечный разговор. Оставим размышления автора на его совести. Имеет право. Этот раздел, на мой взгляд, ничего не добавляет к работе, но и не убавляет.
Ответ Анатолия Арсеньева
Мне хочется начать с выражения благодарности В.П. Зинченко за большой и нелегкий труд чтения и понимания моего доклада и книги объемом 37 п.л. Мне кажется, между мной и моим уважаемым оппонентом обнаруживается конвергенция именно в понимании возможного направления развития психологии в целом и ее взаимоотношения с философией. Вместе с тем отзыв написан так, что заставляет задуматься над несовершенством своего размышления и передачи его результатов слушателю или читателю. Поэтому я практически полностью согласен с отзывом за исключением некоторых пунктов, о которых коротко скажу.
Мое предпочтение христианства другим конфессиям и соответствующая патетика при разговоре о любви, к моему великому сожалению, вызвана не верой, но является лишь результатом размышления. Поэтому «вторгаться» в эту область следует, и даже необходимо.
Мне кажется, что личность — это не «таинственный избыток индивидуальности», а избыток того, что умеряет возможный избыток хаотичности индивидуальности, выстраивая ее внутреннюю иерархию ценностей и энергию согласно «вектору», направленному к всеобщему и бесконечному божественному «ТЫ». Он, конечно, остается таинственным, так как в своей непосредственности представляет парадокс, который не может быть схвачен рациональным мышлением (научным, философским, богословским и т.д.), всегда остающимся средством опосредования.
Что касается пробуждения интереса к теоретическому мышлению у детей доподросткового возраста, мне кажется это безусловно возможным, но нужным ли? В условиях современной цивилизации, когда рацио господствует, буквально «съедая» эмоционально-нравственную сторону души индивида, какую внутреннюю иерархию ценностей будет создавать у ребенка дополнительно навязываемое ему теоретическое (т.е. научное) мышление? Я уж не говорю об учете естественной органической фазе раскрытия его души. Я считаю безусловно вредной идею Ж. Пиаже судить об умственном развитии ребенка (и даже о всем его психическом развитии в целом!) по его овладению формальными логическими операциями.
Я не согласен с моим оппонентом в оценке возможности развития личности в современной России.
У каждого народа, как и у каждого индивида есть своя неповторимая личностная «предназначенность» воплощения, диалектически связанная с его рационально неопределимым Началом, но качественно проявляющаяся в его духовно-душевной жизни, вследствие чего каждый народ представляет собой некоторую филогенетическую индивидуальность, обладая чертами неповторимости и уникальности.
Поэтому «чуждость России как Востоку, так и Западу» может указывать на качественную особенность изначального «архетипа» русского народа (пользуюсь термином К.Г. Юнга не потому, что он в данном случае очень хорош, но, пожалуй, наиболее близок к тому, что я имею в виду), а следовательно, позволяет предполагать, пусть в диффузной «неточной» форме, его предназначенность. По этой проблеме существует большая литература (этнографическая, историческая, богословская, философская, психологическая, поэтическая и т.д.), ознакомление с которой (даже явно недостаточное и отрывочное) позволило мне высказать гипотезу о недовоплощенности русского народа из сферы метаистории в сферу наличного социального бытия, вследствие чего он оказывается не специализированным ни по восточному, ни по западному образцу и потому наиболее открытым для парадоксального воплощения всеобщего в единичном, что и являет собой личность.
Я думаю, что любой воспитатель должен знать как индивидуально-личностные качества своих воспитуемых, так и стратегическую цель воспитания, связанную с упомянутой предназначенностью. Например, подавляющая часть указанной литературы рассматривает попытки внедрения в Россию капитализма как смертельную опасность для русского народа. Это мне представляется настолько важным и ясным, что «кокетничанье непонятностью» в данном случае более относится к моему уважаемому оппоненту, который «не достиг еще достаточно духовного возраста», чем ко мне.
Что касается «тютчевского уровня», то глубины восприятия и философской интуиции Тютчева я далеко не достиг и могу только завидовать.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности