Авторизация

Логин:
Пароль:



 
Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №3 / 2002 / Человек в пространстве времен

Проблемы бытия личности

Стр. «23—50»

Владимир Зинченко

Человек в пространстве времен

Настал черед подумать самому
о времени, и долгом и растратном, —
о пополудни детства невозвратном,
куда заказан путь, — а почему?

P.M. Рильке

Что есть пространство и время

Естественно было бы начать текст о пространстве времен с характеристики этих суровых определений бытия. Обращусь за помощью к философу М.К. Мамардашвили, который дал исходные, простейшие и понятные мне, как психологу, определения. На вопрос, что такое время, он отвечает: «Оно есть предельное отличие предмета от самого себя. То есть мы отвлекаемся от всех других отличий предметов. Мы говорим: время есть отличие предмета от самого себя. Как пространство есть отличие одного предмета от другого» [1]. Применительно к живому — такие отличия есть состояния, вне изучения которых наука о живом, в том числе и психология невозможны. На вопрос, что такое жизнь, М. Мамардашвили отвечает: «Живое по нашему интуитивному пониманию и ощущению отличается от мертвого тем, что оно всегда может быть иначе. Быть живым — это быть способным к другому» [2]. Такое другое С.С. Хоружий называет бытийной Альтернативой. Соответственно время существования осмысливается как время Альтернативы [3].

Автор настоящего текста не преследует цели изучения времени. Моя задача проще. Речь идет о том, чтобы составить представление о времени и поделиться им с читателем. Время, действительно, суровое определение бытия. Самое гениальное решение, принятое или реализованное с опозданием, равносильно ошибке, а иногда опоздание влечет за собой трагедию, катастрофу. Человека характеризует избыток недостатка (Батай Ж.) или фундаментальное неблагополучие (Хоружий С.С.), постоянно порождающие смятение, беспокойство, импульс к действию, различные формы активности, деятельности. Избыток недостатка и фундаментальное неблагополучие осмыслены лишь в том случае, если человек обладает избытком возможностей для их преодоления. И такой избыток у человека имеется: «Нам союзно лишь то, что избыточно», — говорил О. Мандельштам. С избытком ли недостатка или с избытком возможностей, или и того и другого вместе связана «неудержимость онтогенеза» (Гурвич А.Г.), т.е. изменения себя во времени, раскрытия своих возможностей, приобретения новых. При этом жизненный мир огромен, он может быть привлекательным, опасным, ужасным, а время всегда ограничено, его всегда не хватает. А в динамичном мире его не хватает катастрофически. Отсюда и старинное китайское проклятье: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен». Выход состоит в том, чтобы научиться оперировать со временем, для чего полезно кое-что знать о нем. Попробуем начать в этом разбираться.

Человек живет в пространстве времен

Человек живет в пространстве времен: в прошлом, в настоящем, в будущем, в безвременье, во времена временщиков, в межвременье, в параллельном времени и, наконец, как это ни удивительно, иногда даже в счастливом времени. Порой он оказывается вообще вне времени: «время стоит». При этом в каком бы времени он ни находился, или каким бы причудливым ни было их сочетание, в каждый момент времени в человеке присутствуют все три цвета времени (или он сам в них присутствует?). Когда рвется связь времен, настоящее без примеси прошлого и будущего вызывает страх, ужас. Полное настоящее заставляет иногда воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно».

Каждый миг человеческой жизни — единица вечности

Строго говоря, каждый миг человеческой жизни представляет собой элементарную, разумеется, виртуальную единицу вечности. Если бы это было не так, у человека никогда бы не возникла идея вечности. Далеко не каждый миг жизни очеловечен. Бывает бесчеловечное время. Оно смягчается воображением. В своих мечтах, которые, конечно, содержат не только временну?ю, но и предметно-пространственную составляющую, люди живут как минимум в приличном времени. Вот, например, ранний А. Блок:

Белой мечтой неподвижно прикован

К берегу поздних времен.

У зрелого поэта находим иное:

Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта.

Аналогичное расхождение между мечтами и трагической реальностью мы находим у О. Мандельштама. В юные годы поэт пишет:

Будет и мой черед —

Чую размах крыла.

Так — но куда уйдет

Мысли живой стрела?

В воронежских стихах иное:

Научи меня, ласточка хилая,

Разучившаяся летать,

Как мне с этой воздушной могилой

Без руля и крыла совладать.

Реальность реального времени

Реальное время непрозрачно и далеко не для всех составляет проблему. Все претерпеваемые, освоенные и преодоленные виды времени, как, впрочем, и освоенные виды пространства человек носит с собой; не только носит, но и преобразует как наяву, так и во сне. Их виртуальность не должна смущать. Фиксируясь в слове, они воспринимаются реальнее, чем сама реальность.

О реальности неосязаемого мира, например, сновидений задолго до психоанализа писал Ф.И. Тютчев:

Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами.

С.Л. Франк, комментируя эти строки, пишет: «Континенты, твердая почва — это есть «действительность»; океан же, со всех сторон объемлющий земной шар, это «сны», явления «субъективного порядка», которые, однако, есть, принадлежат к реальности, хотя и не входят в состав действительности» [4]. И. Бродский даже утверждал, что реальность и сон — это тавтология, так как толкование сновидений начинается с толкования реальности. М. Цветаева не стала бы спорить с И. Бродским. Она не только знала, что уровень бреда выше уровня жизни, но испытывала это на себе. Правда, сновидение, даже кошмарное, безопасней, чем действительность, и учит тому, что время может течь вспять.

Субъективное не менее объективно, чем объективное

Как мы видим, мысль поэтов смыкается с мыслью философа. Естествоиспытатель и мыслитель А.А. Ухтомский со всей категоричностью заявлял, что субъективное не менее объективно, чем так называемое объективное. В этом же духе высказывался и А. Эйнштейн, говоря о мире, заполненном нами же созданными образами. П.А. Флоренский говорил о пневматосфере и духосфере, а В.И. Вернадский — о ноосфере как о реальности. Эти образы, в том числе созданные художниками и учеными образы времени и пространства, бытийны, онтологичны, хотя далеко не всегда этичны, как, например, различные утопии.

Различение «реального» и «действительного»

Следует еще раз обратить внимание на различие «реального» и «действительного», о котором писал С.Л. Франк. Порожденные человеком аффективно-смысловые и значащие образования вполне реальны, но далеко не всегда действительны. Они таковыми могут стать или не стать. Но в силу своей реальности они нередко принимаются за действительность. Поэтому перед человеком всегда стоит рефлексивная задача дифференциации им самим порожденной реальности, в том числе собственных образов пространства и времени, от действительности — не только им самим, но и другими. Отличение иллюзий, фальши от подлинности — задача не из легких. Смерть также имеет свое время, но это время особое: оно перестает быть действующим лицом и не является календарным. Со ссылкой на Лукреция И. Бродский пишет, что мертвые (или их души?) свободны от причинности. Знание, доступное им, — знание о времени — всем времени. Не знаю, как в смерти, но доступное поэтам знание уже при их жизни далеко выходит за ее пределы. Они не скрывают этого. По выражению А. Белого, поэзия — это пророчество. О. Мандельштам в этом случае предпочитал говорить не о пророчестве, а о понимании.

Смерть в пространстве времени

Смерть, несмотря на убеждение подавляющего большинства людей, что умирают только другие, присутствует и в настоящем:

Когда б не смерть, то никогда бы

Я не узнал, что я живу.

О. Мандельштам

 

Неужели я настоящий,

И действительно смерть придет.

О. Мандельштам

По поводу смерти А.Н. Скрябина О. Мандельштам писал: «Она не только замечательна как сказочный посмертный рост художника в глазах массы, но и служит как бы источником этого творчества, его телеологической причиной. Если сорвать покров времени с этой творческой жизни, она будет свободно вытекать из своей причины — смерти, располагаясь вокруг нее, как вокруг своего солнца, и поглощая его свет» [5]. Но творчество все же — по словам поэта — происходит:

В сознании минутной силы,

В забвении печальной смерти.

Человек рождается со своей смертью

Сказанное о смерти соответствует не очень оптимистическому заявлению P.M. Рильке, что человек рождается со своей смертью и всегда носит ее с собой. Поэт хотел умереть своей смертью. В. Хлебников, как мне кажется, вполне серьезно написал в «Автобиографической заметке»: «Вступил в брачные узы со Смертью и, таким образом, женат». P.M. Рильке и В. Хлебникову вторит Т. Элиот: «В моем начале есть мой конец». B.C. Соловьев в поэтическом пристрастии к смерти увидел светлую сторону:

Безумье вечное поэта —

Как старый ключ среди руин...

Времен не слушаясь запрета,

Он в смерти жизнь хранит один.

Не буду спорить с философом, умершим в 1900 г. Его посмертная и очень не простая на Родине судьба продолжается в новом тысячелетии, и конца ей не видно. Смерть тоже себе на уме, заботится о полноте своего времени:

Тысячелетняя отповедь небытию!

Разве что смерть, мастерица молчать и считать,

время ссужая нам, выгоду помнит свою.

P.M. Рильке

Давние оксюмороны мертвая жизнь и живая смерть имеют смысл, который до конца еще не разгадан. Во всяком случае, смерть щедрее посредственности, которая, если бы могла распознать талант, задушила бы его в колыбели.

Смерть и бессмертие

Так или иначе, но благодаря отчетливому или смутному осознанию неотвратимости конца, смертные все же догадались подарить бессмертие богам, сотворив для себя виртуальные вечность и бесконечность вместе с достаточно призрачной надеждой сохраниться в памяти потомков: «На века творили вечность мы веками» (Бродский И.). И создали для себя захватывающее зрелище: «Смотрю в века, живу в минутах» (Гумилев Н.С.). Правда, иногда надежда и приложенный к ней труд себя оправдывают.

Внутренний избыток времени, собранный в вечном мгновении

О. Мандельштам говорил о пространства внутреннем избытке. Равным образом в человеке присутствует и внутренний избыток времени, даже, возможно, в большей степени, чем пространства. Ведь многим кажется, что время старше и больше пространства, и умнее. Когда человек не умеет его укрощать, избыток превращается в дефицит времени. Но этот же избыток времени собирается в мгновении — длении, в вечном мгновении, в бесконечной одновременности в вечном теперь; благодаря ему возникают состояния абсолютной временной интенсивности (Шпет Г.Г.), возникает актуальное будущее поле (Выготский Л.С.), или мир чудовищной актуальности (Мамардашвили М.К.), когда меньше года длится век (Пастернак Б.Л.). М.М. Бахтин такие состояния называл вневременнм зиянием между двумя моментами времени. Несмотря на все перечисленное, среди разнообразных цепей будет время тянуться годами (Рильке P.M.).

Перспективы актуального времени

Актуальное время вбирает в себя прямую и обратную временны?е перспективы. Они могут быть весьма обширными, даже беспредельными, могут и съеживаться, сжиматься. Напомню вечно актуальное для России:

А вы, часов кремлевские бои,

Язык пространства, сжатого до точки.

О. Мандельштам

Природа учит симультанному восприятию времени

Симультанное восприятие пространства (предметного мира) не новость. Симультанность может распространяться и на восприятие времени. Прислушаемся или вчитаемся в воспоминания П.А. Флоренского о своем детстве: «На Аджарском шоссе я с детства приучился видеть землю не только с поверхности, а и в разрезе, даже преимущественно в разрезе, и потому на самое время смотрел сбоку. Тут дело совсем не в отвлеченных понятиях, и до всего указываемого мною, чрезвычайно легко подойти, руководствуясь рассуждениями. А дело здесь в всосавшихся спервоначала и по-своему сложивших всю мысль привычках ума: известные понятия, вообще представляющиеся отвлеченно возможными, сделались во мне приемами мышления, и мои позднейшие религиозно-философские убеждения вышли не из философских книг, которых я, за редкими исключениями, читал всегда мало и притом неохотно, а из детских наблюдений и, может быть, более всего — из характера привычного мне пейзажа… В строении моего восприятия план представляется внутренно далеким, а поперечный разрез — близким; единовременность говорит и склонна распасться на отдельные группы предметов, последовательно обозреваемые, тогда как последовательность — это мой способ мышления, причем она воспринимается как единовременная. Четвертая координата — времени — стала настолько живой, что время утратило свой характер дурной бесконечности, сделалось уютным и замкнутым, приблизилось к вечности. Я привык видеть корни вещей. Эта привычка зрения потом проросла все мышление и определила основной характер его — стремление двигаться по вертикали и малую заинтересованность в горизонтали» [6]. Это детское мышление можно обозначить как разумное, отличающееся от обыденного и от рассудочного. «Единовременная последовательность» — это не «от сих — до сих» и не «почему сие есть в пятых?» Примечательно, что в детских наблюдениях пространство трансформировалось в хронологию, во время, которое становилось средством интерпретации пространства. Хронос и топос сливались в одно, в хронотоп. Весьма существенно, что такой тип мышления порожден вниманием и любовью к природе.

Хронотоп порождает внимание и любовь к природе

Приведу близкое по смыслу автобиографическое признание О. Мандельштама, сделанное им в «Разговоре о Данте»: «Черноморские камушки, выбрасываемые приливом, оказали мне немалую помощь, когда созревала концепция этого разговора. Я откровенно советовался с халцедонами, сердоликами, кристаллическими гипсами, шпатами, кварцами и т.д. Тут я понял, что камень как бы дневник погоды, как бы метеорологический сгусток. Камень не что иное как сама погода, выключенная из атмосферического и упрятанная в функциональное пространство. Для того чтобы это понять, надо себе представить, что все геологические изменения и самые сдвиги вполне разложимы на элементы погоды. В этом смысле метеорология первичнее минералогии, объемлет ее, омывает, одревливает и осмысливает.

Прелестные страницы, посвященные Новалисом горняцкому, штейгерскому делу, конкретизируют взаимосвязь камня и культуры, выращивая культуру как породу, высвечивают ее из камня — погоды.

Камень — импрессионистский дневник погоды, накопленный миллионами лихолетий; но он не только прошлое, он и будущее; в нем есть периодичность. Он алладинова лампа, проницающая сумрак будущих времен.

Соединив несоединимое, Дант изменил структуру времени, а может быть, и наоборот: вынужден был пойти на глоссалию фактов, на синхронизм разорванных веками событий, имен и преданий именно потому, что слышал обертона времени» [7].

Тот же ход мысли, связанной с камнем, мы находим у Р.М. Рильке:

И окаменелость выдает

небывалое — и тем нежданней

вечное безмолвье всех созданий

громогласным действом предстает.

О. Мандельштам сочувственно излагает ход мысли А. Бергсона, который «рассматривает явления не в порядке их подчинения закону временной последовательности, а как бы в порядке пространственной протяженности. Его интересует исключительно внутренняя связь явлений. Связанные между собой явления образуют как бы веер, створки которого можно раздвинуть во времени, но в то же время он поддается умопостигаемому свертыванию» [8]. При таком ходе мысли место проблемы причинности занимает проблема связи явлений, что делает возможным сохранение единства в вихре перемен. Это же дает возможность человеку сохранять свою идентичность (если она была установлена) в том же вихре перемен.

У о. Павла Флоренского такой тип мышления сложился в детские годы. Думаю, что и у О. Мандельштама он сложился довольно рано. Его первая книга стихов называлась «Камень». Может быть, это название от Петербурга — petros — камень, а может быть, и от халцедона или сердолика. Поэт, как и ученый, увидел в камне четвертое измерение, задумался о его происхождении. Это и есть теоретическое отношение к предмету. О. Мандельштам говорил, что поэтическое пространство и поэтическая вещь четырехмерны: нехорошо, когда в стихи попадают трехмерные вещи внешнего мира, то есть когда стихи описывают.

П. Флоренский и О. Мандельштам как бы построили модели предметов возможного научного исследования. Именно о развитии такого мышления в начальной школе заботился В.В. Давыдов.

Теоретическое мышление о корнях, истоках, о происхождении и развитии — это живое мышление, так как оно само вырастает из живого движения, живого созерцания, предметного действия и до-теоретического живого знания. В конечном счете из живой жизни. Последний термин в контексте проблематики образования употреблял Л.С. Выготский.

Энергийное измерение времени

Время имеет не только астрономическое, но и энергийное измерение: силы притяжения прошлого и будущего не равны. Есть цепь, связывающая с прошлым, и луч — с будущим (Кандинский В.В.). Оно содержит и аффективную составляющую:

Прошлое страстно глядится в грядущее.

Нет настоящего. Жалкого нет.

А. Блок

Блаженный Августин говорил о том, что только через напряжение действия будущее может стать настоящим. Без напряжения действия будущее навсегда останется там, где оно есть. Августин, конечно, имел в виду потребное будущее: непотребное приходит само, становясь жалким настоящим. Бывало и такое, что независимо от воли и желания индивида ли, социума ли «Кол из будущего надвигался на улицу, полную запаха вчерашних слов и понятий. Лишь верхние чердаки спаслись от потопа других времен. Подвалы были затоплены» (Хлебников В. [9]). Поэт оказался поразительно точен. Большевики сначала запретили бессознательное (1925 г.), а в 1929 году — год «великого перелома» (названный позднее годом перемола) — «светлое будущее» затопило верхние чердаки и время лишилось сознания. Чтобы его вернуть, мало осудить прошлое. Необходимо покаяние, что значительно труднее.

Будущее должно идти навстречу прошлому

В менее трагических случаях будущее через напряжение действия тоже должно идти навстречу прошлому, искать его, самоутверждаться с его помощью, вписываться в него.

Настоящее и прошедшее,

Вероятно, наступают в будущем,

Как будущее всегда наступало в прошедшем.

Если время всегда настоящее,

Значит, время не отпускает...

Ненаставшее и наставшее

Всегда ведут к настоящему.

Т. Элиот

Преемственность времен

«Противопоказано лишать настоящее и будущее прошлого. Боязнь влияния, боязнь зависимости — это боязнь — и болезнь — дикаря, но не культуры, которая вся — преемственность, вся эхо», — говорил И. Бродский. И он же: «Настоящему, чтобы обернуться будущим, требуется вчера». История культуры — это летопись не прошедшего, а бессмертного настоящего (Фрейденберг О.). Такое настоящее должно длиться, оно ожидает подобного же от будущего, иногда, правда, слишком долго. Образы прошлого и будущего входят друг в друга, взаимно обогащают друг друга или пугают...

Но учти, узы будущего и прошедшего,

Сплетенных в слабостях ненадежного тела,

Спасают людей от неба и от проклятия,

Которых плоти не вынести.

Т. Элиот

 

Когда спасают, а когда и губят:

Как в прошедшем грядущее зреет,

Так в грядущем прошлое тлеет —

Страшный праздник мертвой листвы.

А. Ахматова

Государство времен и хронотоп

Все сказанное позволяет поверить в идею В. Хлебникова о существовании Государства времен. Примечательно, что о таком государстве писал замечательный поэт России, в пространствах которой затерялось время, — А. Фет. В. Хлебников говорил, что он связал время с пространством. В Государстве времен будущее познается в настоящем. Время и пространство обмениваются своими функциями, время переходит в пространство: «Мой основной закон времени... когда будущее становится благодаря этим выкладкам прозрачным, теряется чувство времени, кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения будущего. Чувство времени исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади, становится своего рода пространством» [10]. По сути, поэт описал то, чему примерно в те же годы А.А. Ухтомский дал наименование хронотопа. Государство времен В. Хлебникова можно назвать хроноутопией. Ее место он нашел в языковом пространстве, становящемся единством пространства, — времени.

Хронотопическое изменение бытия-сознания

Впоследствии хронотопу было найдено место в организации поведения и деятельности, сознательной и бессознательной жизни человека, в художественном произведении. В сочинениях М.М. Бахтина имеется множество примеров хронотопического изменения бытия-сознания. Это точки кризисов, переломов и катастроф, когда миг по своему значению приравнивается к биллиону лет, т.е. утрачивает временну?ю ограниченность (точки на пороге). Сюда же относится возможность в одно мгновенье превратить ад в рай, перейти из одного в другой и т.п. Абсолютная временная интенсивность вызывает ассоциации с черной дырой, втягивающей в себя пространство. В жизни сознания это может быть «светлая дыра», не столько втягивающая в себя пространство и время, сколько открывающая их вкупе со смыслом. Вне смыслового измерения хронотоп в принципе невозможен. Если, согласно М.М. Бахтину, время — это четвертая координата континуума бытия-сознания, то смысл — пятая или первая, разумеется, не по хронологии, а по значимости:

Ведь смысл, он размышлений плод,

лишь краешек надкусит тот,

кто мыслит до конца.

P.M. Рильке

Обмен пространства и времени

Мысль об обмене пространства и времени замечательна сама по себе. Например, развернутое в пространстве и времени сукцессивное перцептивное действие сворачивается в симультанный, как бы лишенный координаты времени образ предмета или ситуации. Затем симультанный образ разворачивается в сукцессивное пространственное исполнительное действие, реализуемое посредством живого движения. В таких ситуациях имеет место не только обмен пространства на время, но и преодоление этих суровых определений бытия. Механическое движение есть перемещение тела в пространстве, а живое — преодоление пространства. И — претерпевание такого преодоления. Условием этого является преодоление самого себя, своих инерционных сил, своей апатии.

В. Хлебникова волновал общий строй времени:

Помимо закона тяготения

Найти общий строй времени...

Основную мелкую ячейку времени и всю сеть.

Действие, образ и слово конституируют время в сознании человека

В поведении, в деятельности, в сознании человека такими ячейками являются действие, образ и слово. Они же конституируют сеть, а не ось содержательного времени, в которой, по справедливому замечанию В. Хлебникова, хронологическое время течет не линейно, а по запутанному переплетению различных ручьев. Проиллюстрируем это: «Время — чистая и неприкрашенная субстанция александрийца. Распределение времени по желобам глагола, существительного и эпитета составляют автономную внутреннюю жизнь александрийского стиха, регулирует его дыхание, его напряженность и насыщенность. При этом происходит как бы «борьба за время» между элементами стиха, причем каждый из них подобно губке старается впитать в себя возможно большее количество времени, встречаясь в этом стремлении с притязаниями прочих» (Мандельштам О. [11]).

Время и кольцевое построение движений

Аналогичное происходит в берущих начало от Н.А. Бернштейна кольцевых моделях построения движений и действий. Такие модели насыщены, даже перенасыщены различными когнитивными функциональными компонентами (узлами). Каждый из них имеет свою постоянную времени, и все они опутаны системой прямых и обратных связей. Там тоже происходит борьба за время, тоже происходит обмен функциями, пространство образа трансформируется во время движения. В них не так-то просто определить, где начало, а где конец, а время (процесс организации движения) течет именно так, как описывал В. Хлебников [12]. Любой сколько-нибудь сложный организм от биологического до социального и космического имеет клеточную (ячеистую) структуру и, соответственно, множество времен.

Концентрация времени в образе

В образе, по сравнению со словом и действием, происходит максимальная концентрация времени. Художники даже претендуют на изображение Вечности. Спрессованность, абсолютная временна?я интенсивность, которая может характеризовать образ и которая позволяет ему развертываться в действие, подобна закону развертывания математического числового ряда. Эта аналогия принадлежит Г.Г. Шпету. Начальная энергия возможного развертывания образа была накоплена в процессе его формирования. По мере воплощения образа она может прирастать в действии, что представляет собой особую проблему.

«Время боготворит язык»

Видимо, слово, образ и действие имеют не только свои постоянные времени. Они творят свое время, реорганизуют его. И. Бродский писал: «Мы (поэты) здесь для того, чтобы узнать не только, что? время делает с людьми, но что язык делает с временем». И. Бродский также приходит к мысли В. Хлебникова о том, что в «пространстве языка» осуществляется единство «пространства—времени». Строчку У.Х. Одена «Время боготворит язык» И. Бродский комментирует следующим образом: «... «обожествление» — это отношение меньшего к большему. Если время боготворит язык, это означает, что язык больше или старше, чем время, которое, в свою очередь, старше и больше пространства. Так меня учили и так я чувствовал. Так что, если время — которое синонимично, нет, даже вбирает в себя божество — боготворит язык, откуда тогда происходит язык? Ибо дар всегда меньше дарителя. И не является ли тогда язык хранилищем времени? И не поэтому ли время его боготворит? ... язык играет, чтобы реорганизовать время» [13]. Этот удивительный пассаж поэта, разумеется, не следует понимать буквально. С точки зрения любого поэта, пожалуй, кроме И.В. Гёте, «вначале было слово».

Действие — первый преобразователь времени

И. Бродский говорит о том, что чудесные превращения времени, происходящие в человеческой жизни, теснейшим образом связаны с природой языка. Я бы все же прислушался и к И.В. Гете: «Вначале было дело» или «В деянии основа бытия». Действие — первый преобразователь времени, так как оно осуществляется в прямой и обратной временно?й перспективе. Их стягивание, схождение преобразует точку на стреле времени в дление.

Время — действующее лицо

Если читателю для описания индивидуального поведения человека Государство времен В. Хлебникова покажется слишком торжественным или невероятным, пусть попробует возразить Л. Кэрроллу по поводу того, что Время — действующее лицо со своим голосом, обликом, запахом... Ведь лицо выше государства! А раз лицо, то с ним как минимум следует быть вежливым.

Время не любит удил.

И до поры не раскроет свой рот.

В. Хлебников

Оно имеет свой норов. Лицо времени может быть беззаботным, хмурым, обремененным заботами. Время и бремя не только созвучны: Золотая забота, как времени бремя избыть (Мандельштам О.). У А. Блока и Н. Гумилева они почти синонимы. О лице времени нужно помнить всем, кто причастен к исследованию развития человека во времени.

Человек никогда не равен самому себе

Вне категории развития психология как наука едва ли возможна, поскольку человек никогда не равен самому себе. Он либо больше, либо меньше самого себя и своего времени. Если больше, то ему приходится преодолевать не только пространственные, социальные, но и хронологические надолбы и рвы (Адамович Г.А.), выбираться из хронологической провинции (Аверинцев С.С.), т.е. из бездумного или безумного стоящего или вспять текущего времени, чтобы отстоять свое время от посторонних посягательств! Не всем хочется социализироваться, становиться современниками и, задрав штаны, бежать за комсомолом:

Нет, никогда ничей я не был современник,

Мне не с руки почет такой.

О. Мандельштам

Правда, одно исключение поэт сделал, публично воскликнув: «Я — современник Ахматовой».

Развитие как норма

В свете сказанного вся психология должна была бы быть психологией развития. Но мы весьма смутно представляем себе, что такое возраст, что такое возрастная норма и есть ли она вообще. Норма развития, действительно, звучит странновато, так как норма родственна границе, пределу, стандарту, наконец. Но ведь то, на что способно человеческое тело, никто еще не определил, и никто не опроверг это давнее утверждение Б. Спинозы. А если оно к тому же еще и мыслящее тело? Значительно продуктивнее говорить о развитии как норме.

Вопрос о духовном возрасте

Мы, конечно, знаем, что есть время астрономическое, есть время содержательное, мерой которого являются наши аффекты, мысли и действия, есть время психологическое, в котором присутствует весь человек, со всем своим прошлым, настоящим и будущим, есть время духовное, доминантой которого являются представления человека о вечности, о смысле, о ценностях. Соответственно, есть и духовный возраст, к изучению которого психология развития почти не прикасалась. Видимо, потому, что она сама его еще не достигла.

Человек в астрономическом и духовном временах

Астрономическое и содержательное, событийное время горизонтальны. Первое — непрерывно, второе, идущее параллельно первому, — дискретно. Оно складывается из непрерывного физического времени и собственного времени индивида. Если представить физическое время, как течение, то плывущий по нему индивид подобен дельфину. Он время от времени выпрыгивает из астрономического времени или ныряет... в себя, в глубину времени, в собственное время (см. рисунок). При всех своих неоспоримых достоинствах это небезопасная акция. Можно нырнуть в себя, погрузиться в свое «Я» и не вынырнуть или... вынырнуть в доме скорби.

Выпадения из астрономического времени — начало свободы

Поведение и деятельность начинают осуществляться во внешнем, физическом времени. Выпадения из него — начало его преодоления, начало события (со-бытия), поступка, начало свободы. Такие выпадения в собственное содержательное время получали различные наименования: деятельное мгновение, активный покой (Ухтомский А.А.), вневременное зияние (Бахтин М.М.), зазоры длящегося опыта (Зинченко В.П., Мамардашвили М.К.), отрыв, подвес, часто в опасном положении… Выпадение из астрономического времени не происходит автоматически: «Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременном, до тех пор не станешь писателем не только понятным, но и кому-либо и на что-либо кроме баловства нужным» (Блок А. [14]).

Человеческое любопытство обследует

Прошлое и грядущее и прилепляется

К этим понятиям. Но находить

Точку пересечения времени

И вневременного — занятие лишь для святого,

И не занятие даже, но нечто такое,

Что дается и отбирается

Пожизненной смертью в любви,

Горении, жертвенности и самозабвении.

Т. Элиот

Событийное время и закон времени

Конечно, событийное время, выпадая из астрономического, человеческого, исторического времени, остается «привязанным» к нему. В. Хлебников даже сформулировал закон времени, согласно которому событие делается противособытием, возмездием. Согласно А.А. Ухтомскому, предупредить подобную трансформацию закона бытия в закон возмездия (обращаю внимание читателя на буквальное совпадение терминологии у поэта и ученого) призвана интуиция совести, проникающая в подлинный смысл вещей, в их правильную оценку [15]. Интуицию совести или душевные интегралы ученый наделял даром предвиденья ситуаций, когда нарушение законов бытия, вносимое проектами действительности, превращает эти законы в законы возмездия. Например, когда идея овладевает массами, она превращается в свою противоположность и в точном соответствии с положением К. Маркса, становясь материальной силой, мстительно крушит все на своем пути.

Вопрос о строении событийного времени

Наиболее сложной и интересной проблемой является строение событийного, содержательного времени. Возможно, именно его имел в виду О. Мандельштам, говоря, что время имеет поперечный разрез, в котором кристаллизуется вечность. В такой кристаллизации поэт видел метафизическую сущность гармонии. Действительно, насыщенность, интенсивность и продуктивность вечного мгновения настолько поразительны, что его трудно представить себе точкой на оси астрономического времени или даже точкой на параллельной оси содержательного времени. Здесь нужен какой-нибудь другой образ, более плотный, чем точка, который помог бы представить, как возможно

В одном мгновеньи видеть вечность,

Огромный шар — в зерне песка;

В единой горсти — бесконечность,

И небо — в чашечке цветка.

У. Блейк

Мгновенное озарение пониманием в мире содержательного времени

Как возможно мгновенное видение ситуации, мгновенное озарение пониманием? Как возможно, чтобы вся жизнь промелькнула перед глазами: мгновенно и картинно, как у Ф.М. Достоевского перед несостоявшейся казнью? Не только поэт, как говорил И. Бродский, но и многие другие в каждый момент времени обладают языком во всей его полноте. А у поэта еще строфика, синтаксис... Такие мгновения не могут быть просто точкой в мире содержательного времени. Здесь ближе подходит мандельштамовский кристалл в поперечном разрезе вечности или хлебниковские крылатые и шумящие паруса времени. Для своего лишенного пространства Государства времен В. Хлебников искал разные образы: «Мы зовем в страну, где говорят деревья, где научные союзы, похожие на волны, где весенние войска любви, где время цветет как черемуха и двигает как поршень, где за-человек в переднике плотника пилит времена на доски и как токарь обращается со своим завтра» [16].

У О. Мандельштама поэзия — плуг, взрывающий время так, что глубинные пласты времени оказываются сверху. Тогда, по словам поэта, может даже впервые родиться вчерашний день. Невольно напрашивается аналогия с психоанализом, в сеансах которого актуализируется неосознанное, забытое, вытесненное прошлое. Возможны и другие образы.

«Нигде время не рушится с такой легкостью, как в уме»

Психологическое (автобиографическое) и духовное время перпендикулярны непрерывному астрономическому и дискретному событийному времени. Перпендикулярность означает выход из горизонтального времени, а то и разрушение его. И. Бродский заметил, что нигде время не рушится с такой легкостью, как в уме. Он, видимо, разделял мысль В. Хлебникова о единовременном существовании всех когда-либо живших, последовал его призыву советоваться с духами великими и стал современником Горация. «В мои дни, — пишет ему И. Бродский, — расстояние между Каспием и Элладой, не говоря уже о Риме, было в некотором смысле больше, чем две тысячи лет; оно, откровенно говоря, было непреодолимо. Поэтому мы не встретились» [17]. После эмиграции И. Бродскому все же удалось преодолеть это расстояние — и реальное (пространство), и виртуальное (время).

Точка абсолютной временной интенсивности — узел жизни

На перпендикулярной оси (осях?) времени строится высокий ли, низкий ли внутренний человек. Высота зависит от того, окажется ли человек на пересечении множества времен в точке абсолютной временнй интенсивности, испытает ли ощущение собранности себя, своего Я в этой точке или запутается в сетях времени, в паутине смыслов (образ М. Вебера), сотканной человеком из собственного материала (бытия), паутине, сквозь которую он смотрит на мир и на себя самого. В. Хлебников и О. Мандельштам такие точки называли узлами времени, или узлами жизни. (Узлы социального времени распутывает А.И. Солженицын в «Красном колесе».) Развязав свой узел, человек сможет выбрать (построить) осмысленный вектор дальнейшего движения (роста, развития, деятельности). Запутавшись в нем, он окажется заложником, пленником внешних обстоятельств, захлебнется в течении хронологического времени или без руля и без ветрил будет носиться по его поверхности и не сможет подняться над ней. Такой человек потеряет многое, если не все, ибо:

Звуки бежали вместе с минутами.

Ряд минут составлял время.

Время текло без остановки.

В течении времени

отражалась туманная Вечность.

Подняться над потоком времени — со-знать Вечность

Л.Л. Правоверова, комментируя эти строки А. Белого, пишет: «Примечательно, что временной поток «действует» как подобие водной поверхности, обретая способность давать отражение Вечности как «статической» модификации темпоральной составляющей континуума (т.е. хронотопа. — В.З.)» [18]. Лишь поднявшись над потоком времени, человек может если не пo-знать, то хотя бы со-знать Вечность (термины А. Белого) или сковать время и держать его при помощи мысли (Мамардашвили М.К.), а затем повторить вслед за P.M. Рильке: «Мы вечной нескончаемости суть». Пожалуй, к этому следует добавить, что, занимая виртуальную позицию наблюдения за временем, глядя на него сверху, человек оказывается на вершине светового конуса. Если ему удается занять такую позицию, он создает новое представление о Вселенной, точнее, конструирует свою собственную Вселенную. Смысл этого добавления станет ясен в конце настоящего текста.

Вода — опредмеченное время

Выше шла речь о том, что П.А. Флоренский симультанно воспринимал время — время в разрезе, — глядя на него сбоку. А. Белый воспринимал течение времени, глядя на него сверху. Аналогичны навеянные Венецией размышления И. Бродского: «Ведь вода, если угодно, это сгущенная форма времени. Если мы будем следовать Книге с большой буквы, то вспомним, что там сказано: «И Дух Божий носился над водою». Если Он носился над водою, то значит отражался в ней. Он, конечно же, есть Время, да? Или Гений времени, или Дух его. И поскольку Он отражается в воде, рано или поздно H2O им и становится. Доотражалось то есть. Вспомним все эти морщины на воде, складки, волны, их повторяемость… особенно, когда вода — серенького цвета, то есть именно цвета, какого и должно быть, наверное, время. Если можно себе представить время, то, скорее всего, оно выглядит, как вода. Отсюда идея появления Афродиты-Венеры из волн: она рождается из времени, то есть из воды» [19]. Несколькими строчками ниже мы встречаем у И. Бродского еще одно замечательное наблюдение: «Полет над водой — особенный, это полет с налогом на отражение». Значит время обогащает, а то и трансформирует, отражаемое в нем.

Время уподобляет человека самому себе

Говоря об этом, И. Бродский имел в виду время в метафизическом смысле, со своим собственным лицом, собственным развитием: «Время к вам поворачивается то той стороной, то этой; перед нами разворачивается материя времени, <…> И вопрос в том, понимает ли поэт, литератор — вообще человек — с чем он имеет дело? Одни люди оказываются более восприимчивы к тому, чего от них хочет время, другие — менее. Вот в чем штука» [20].

Такое персонифицированное время «в конце концов, понимает, что оно такое. Должно понимать. И давать о себе знать. Отсюда — из этой функции времени — и явились Цветаева» [21]. Значит контакт человека со временем двусторонний. У поэта он диалогичен. Бродский поясняет это следующим образом: «Время — источник ритма. Помните, я говорил, что всякое стихотворение — это реорганизованное время? И чем более поэт технически разнообразен, тем интимнее его контакт со временем, с источником ритма. Так вот Цветаева — один из самых ритмически разнообразных поэтов. Ритмически богатых, щедрых. Впрочем, «щедрый» — это категория качественная, давайте будем оперировать только количественными категориями, да? Время говорит с индивидуумом разными голосами. У времени есть свой бас, свой тенор. И у него есть свой фальцет. Если угодно, Цветаева — это фальцет времени. Голос, выходящий за пределы нотной грамоты» [22]. Метафизическая персонификация времени не новость. На «ты» со временем был В. Маяковский. О. Мандельштаму на плечи бросался век-волкодав. У его времени было не лицо, а звериный оскал…

В раю биографическое время не нужно…

Интересный вопрос, когда и как начинает строиться вертикальная ось психологического, автобиографического времени, на которую как бы перескакивают и нанизываются события, происходящие на горизонтальной оси содержательного времени. В. Хлебников призывал строить крылатые паруса времени около его вертикальной оси. В раю биографическое время не нужно. И. Бродский не слишком оптимистически обронил, что там безработица и, видимо, там время не бежит, поэтому люди вздыхают о нем. А. Ремизов был более категоричен: «Человеку в райском безвременном состоянии задумываться не полагается: мысль и время одно, а время — смерть: «я мыслю, значит, я умру» [23].

У Евы время началось лишь после изгнания из рая:

...с той поры, когда она из круга

вечности, влюбленная подруга

вышла, чтобы время началось...

Еве, конечно, помог Адам:

Но сказал ей муж, упрям и строг, —

И пошла, с ним умереть желая,

И почти не знала, кто он — Бог.

Хотя это было ему нелегко:

Он с трудом переупрямил Бога;

Бог грозил: умрешь в своей гордыне.

Человек не уступил, и будет

Женщина рожать ему отныне.

P.M. Рильке

Строить собственное время — стать участником бытия

Люди стремятся начать новое время, хотя бы мысленно, в мечтах, изменить свое время, порой они это делают любыми средствами, не слишком задумываясь о последствиях. Это своего рода жажда события, «охота к перемене мест», желание испытать себя или нечто на себе. Чтобы началось собственное время, нужно выйти из райского круга вечности или из тысячелетнего круга рабства. Другими словами, нужно начать строить собственное время, стать участником бытия.

Пустота жизни — уход из времени

Без этого скука, пустота, беспамятство. «Удивительно устроена человеческая память. Ведь вот, кажется, и недавно все это было, а между тем восстановить события стройно и последовательно нет никакой возможности. Выпали звенья из цепи! Кой-что вспоминаешь, прямо так и загорится перед глазами, а прочее раскрошилось, рассыпалось, и только одна труха и какой-то дождик в памяти. Да, впрочем, труха и есть. Дождик? Дождик?» И далее конкретизация: «Так прошло много ночей, их я помню, но все как-то скопом, — было холодно спать. Дни же как будто вымыло из памяти — ничего не помню... но все это как-то смылось в моей памяти, не оставив ничего, кроме скуки в ней, все это я позабыл» (Булгаков М. [24]). Время, заполненное одиночеством, печалью, неприкаянностью, неподвластно памяти: «Я мертвенных дней не считаю» (Ахматова А.А.).

Человеческая память событийна, а не хронологична

Но это не просто провал, пустота. Память героя М.М. Булгакова Максудова заполнена скукой, возможно, тоской:

И вот тоска: забыться без тревоги

и потерять во времени приют.

P.M. Рильке

Это напоминает гоголевские «дни без числа». Уж лучше булгаковское «С числом недействительно», т.е. время сатанинского бала. Лишенное событийности физическое время — это время распада, разложения. Оно не удерживается человеческой памятью, которая событийна, а не хронографична.

Человек живет и действует в принадлежащем ему времени

Человек живет и действует в принадлежащем ему времени. Конечно, в развитии человека немалую роль играет случай, судьба, но еще большую — собственное усилие. Далеко не каждому выпадает оказаться в нужное время, в нужном месте, когда (где?) сходятся пространство и время, т.е. в точке их пересечения. И географии примесь к времени есть судьба (Бродский И.). По мнению поэтов и художников, именно в таких точках рождается красота.

Человек делает свое время

Мне уже приходилось извлекать полезные для психологии уроки из творчества О. Мандельштама. Приведу еще один из эссе поэта «Разговор о Данте»: «Дант никогда не вступает в единоборство с материей, не приготовив орган для ее уловления, не вооружившись измерителем для отсчета конкретного капающего или тающего времени. В поэзии, в которой все есть мера, и вращается вокруг нее и ради нее, измерители суть орудия особого свойства, несущие особую активную функцию. Здесь дрожащая компасная стрелка не только потакает магнитной буре, но и сама ее делает» [25]. Так и человек делает свое время, свою бурю (часто в стакане воды), придает времени свою человеческую форму. Или... бесчеловечную. Или никакую. Как бы то ни было, человек создает свои измерители, свою, порой безумную, компасную стрелку, свои «орудия особого свойства». А.А. Ухтомский заметил, что, механизмы поведения и деятельности человека — это не «механизмы первичной конструкции». Он создает дополнительные органы и орудия, которые получали разные наименования: функциональные органы индивида, артефакты, артеакты, усилители-амплификаторы, новообразования. К их числу относятся наши предметные действия, образы мира, знания, творческий разум, функциональные состояния, одним из которых, согласно А.А. Ухтомскому, является даже личность. Подобные накопленные в течение жизни психологические приобретения — новообразования — становятся неколебимей, чем недвижимость (Бродский И.). В их создании, собственно, и состоит суть развития. О. Мандельштам, например, умел слышать время. Он описал его шум. В этом же ряду — духовный взор, око души, внутренний глаз духа. А. Дюрер говорил, что у художника после усвоения правил и мер в работе должны появиться в глазу циркуль и угольник, а в руках — рассудительность и навык.

Внутренне развитие — жизнь во времени

Создание таких органов — результат огромного труда, совершавшегося в истории человечества и совершаемого каждым индивидом:

Так, век за веком — скоро ли, Господь? —

Под скальпелем природы и искусства,

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Н. Гумилев

Рождение и развитие органов-новообразований — предмет истории культуры и культурно-исторической психологии. Они, конечно, имеют дело с разными масштабами времени,

Но скорость внутреннего прогресса

больше, чем скорость мира.

И. Бродский

Не только скорость, но и интенсивность внутреннего развития и его вполне ощутимые и выраженные вовне результаты:

И это — жизнь. И вдруг из мглы вчерашней

из всех минут тишайшая всплывет

и с новою улыбкой, всех бесстрашней,

пред вечностью замрет.

P.M. Рильке

Мгновения откровений — моментальное навек

Это мгновенье, становящееся откровеньем (Рильке P.M.), пастернаковское моментальное навек, остановить и передать которое мечтают художники. «Настоящее мгновение может выдержать напор столетий и сохранить свою целость, остаться тем же «сейчас». Нужно только вырвать его из почвы времени, не повредив его корней — иначе оно завянет» (Мандельштам О. [26]). В таких остановленных и неповторимых мгновениях мы находим удивительное сочетание чистой чувственности, незамутненного смысла и проницательной мысли.

Функциональный орган индивида

Функциональный орган индивида — это временне сочетание сил, способное осуществить определенное достижение (Ухтомский А.А.). Он существует лишь в исполнении. Его можно уподобить ложноножке амебы. Так и функциональный орган, существующий виртуально, актуализируется в нужное время, в нужных обстоятельствах, а затем вновь скрывается, уступая место другому. Это в идеале. А в реальности можно поторопиться, можно и опоздать: человеку ведь свойственно ошибаться, поэтому с силами, хотя бы и собственными, следует обращаться осмотрительно не только в пространстве, но и во времени. И.Г. Фихте точно сказал, что человек создает органы душой и сознанием намеченные. Психологи, исповедующие идею интериоризации, не замечали положения Л.С. Выготского о том, что источником возникновения высших психических функций, т.е. тех же функциональных органов — новообразований, может быть не только внешняя предметная деятельность, но и сознание. Бывает, что душа и сознание намечают к созданию органы себе на погибель:

Душу сражает, как громом, проклятие:

Творческий разум осилил — убил.

А. Блок

Идея виртуальности функциональных органов принадлежит А.А. Ухтомскому. Задолго до него в поэтической форме она высказана В. Блейком:

Все, что мы видим, есть видение,

Генерированное органами, ушедшими тогда же, когда они пришли,

Но вечными в воображении,

Принимаемыми за ничто обычным человеком.

М.К. Мамардашвили, комментируя эти строки, пишет, что в них «сказано все, что можно было сказать». И три тома «В поисках утраченного времени» написаны также в состоянии понимания того, что в книгу должны входить только те «видения», которые рождаются некими органами, которые исчезают. Органы ухватить нельзя, они в один миг появляются и генерируют и в тот же миг исчезают; у нас, простых людей, их не остается — я ими владею не так, как моей рукой, моим глазом или моим ухом» [27]. Точнее сказать, что простые люди владеют ими так же, как и творцы. У нас они тоже исчезают, выполнив свою функцию, породив образ, действие, мысль, видение. Только у творцов органы и результаты другие. Они порождают, например, видение, в котором обман немыслим (Мандельштам О.). И эти органы, как действие, умирают в продукте. Поэтому-то так сложен анализ творчества, акты которого не оставляют видимых следов, а оставляют лишь результат. Когнитивная психология, озаботившись тем, что происходит в познавательной сфере в микроинтервалы времени, медленно приближается к их пониманию.

Собирание прошлого и будущего в настоящем

Одна из самых больших загадок — собирание прошлого и будущего в настоящем. Откуда приходят прошлое и будущее в настоящее, откуда берется само настоящее? Как они все сливаются в одновременность, в дление? Есть ли у человека щупальцы, которые он может запускать в прошлое, настоящее и будущее?

Ответ на эти вопросы можно найти также у P.M. Рильке в стихотворении «Орфей. Эвридика. Гермес», в котором поэт дал свой пересказ известного мифа. Он описывает обратный путь героев из Аида. Орфей идет впереди. Он не должен нарушать божественный запрет и оборачиваться назад, иначе Эвридика вернется в Аид. Приведу строки об идущем Орфее:

Казалось, его чувства раздвоились:

ибо, покуда взор его, как пес, бежал впереди,

поворачивался, возвращался и замирал, снова и снова,

далекий и ждущий на следующем повороте тропы,

его слух тащился за ним, как запах.

Ему казалось иногда, что слух тянулся

обратно, чтобы услышать шаги тех двух других,

которые должны следовать за ним на этом восхождении.

Органы чувств — это еще и щупальцы времени

Нужно согласиться с И. Бродским, подробно анализировавшим это стихотворение, что P.M. Рильке поразительно психологически точен. Действительно, есть раздваивание и сдваивание чувств Орфея (зрения и слуха). Взор бежит впереди, слух тащится за ним (как запах), тянется обратно (у P.M. Рильке: «Плененный аромат приотстает»). Но взор и слух сдваиваются и вместе определяют душевное состояние Орфея. Значит, взор направлен в будущее, слух и обоняние — в прошлое. (Как сказала М. Цветаева: «Уходят запахи и звуки».) Продолжим этот ход мысли: осязание, тактильная и кинестетическая чувствительность, вкус дают знание настоящего. Таким образом, органы чувств — это еще и щупальцы времени. Это интересный и не встречавшийся мне аспект взаимодействия органов чувств. Конечно, остается вопрос, как и где интегрируются их данные о времени? Если верить И. Бродскому, поэзия в течение двух тысячелетий прививала зрение к слуху, сплавляла видения Назона с размерами Горация. Для человеческой жизни это многовато. Человек, правда, не подозревая об этом, интегрирует их в своем действии.

Действие и мысль — строители времени

Если органы чувств — это щупальцы времени, то действие и мысль — его строители. О. Мандельштам уподоблял мысль гигантским световым щупальцам, шарящим в пустоте времен — всех времен. Действие и мысль строят и держат свое временное пространство, когда это не удается, адаптируются к текущему времени. Если человек не творит свое время, оно полностью подчиняет себе его. Наука, не без влияния идеологии, называет это социализацией личности. Конечно, можно было бы назвать это чистейшим вздором, что, кстати, было бы вполне справедливо, поскольку социализация до сих пор остается практикой, пренебрегающей индивидуальностью. P.M. Рильке пишет о начале социализации:

Тебя, как нитку новую, вдевали

в чреду картин, где ты очнулся в срок,

но быть самим собой уже не мог.

И он же о ее итоге:

Взрослый народ — неживой, никакой, деревянный —

Взрослое время в воловьей упряжке тянул.

Для действия (а мысль — тоже действие) три координаты времени столь же важны, как координаты пространства. Иное дело, как действие обращается с пространством и временем. Вернемся к P.M. Рильке, описывающему движение Орфея:

Впереди — стройный человек в синей накидке,

Уставясь в тупом нетерпеньи, прямо перед собой.

Его шаги пожирали дорогу крупными кусками,

Не замедляя ход, чтоб их пережевать...

Знакомая картина! То же и с пожиранием времени, когда живущие, по словам поэта, не делаются переживальщиками. О. Мандельштам как бы поясняет:

И день сгорел, как белая страница:

Немного дыма и немного пепла!

Живое движение одухотворяет время

Примерам нет числа. Далеко не каждый может повторить вслед за великим тружеником В. Хлебниковым: «Время катится недаром». Есть еще одна, предусмотренная И. Бродским, возможность — засорение времени. Известно, что имеется тесная связь между движением и временем. Такая связь есть не только в механике. Механическое движение пожирает, убивает время. Живое движение, напротив, оживляет и даже создает, строит живое время. Живое движение души может одухотворять историческое время, членить, ритмизировать его, образовывать в нем зазоры, периоды активного покоя, остановки, соединять его с пространством. Мертвящая история если не убивает душу и дух до конца, то сильно деформирует их. Чтобы не бередить душу читателя мрачными и близкими примерами, сошлюсь на Зазеркалье, превосходно изображенное Л. Кэрроллом: «Одно хорошо, — продолжала Королева. — Помнишь при этом и прошлое и будущее. — У меня память не такая, — сказала Алиса. — Я помню только прошлое. — Значит, у тебя очень скверная память. <...> Возьмем, к примеру, Королевского Гонца. Он сейчас в тюрьме, отбывает наказание, а суд начнется только в будущую среду. Ну, а про преступление он еще и не думал!» [28].

Память самого Л. Кэрролла, видимо, была такой же, как у его героев: он помнил и прошлые, и будущие системы правосудия, в том числе ставшие нормой в XX в. и не изжитые по сей день.

***

Память и предвидение — сплав трех цветов времени

Как уже говорилось, в действии сходятся, сплавляются все три цвета времени: прошлое, настоящее и будущее, становятся одним длящимся актуальным временем, не точкой, а длением. Это знал Ч. Шеррингтон, который писал, что на завершающих участках действия есть место элементам памяти и элементам предвидения, которые в дальнейшем своем развитии превращаются в то, что мы называем умственными способностями. Элементы памяти и элементы предвидения — это и есть прошлое и будущее в актуальном времени действия, т.е. в настоящем.

Механизм рефлексии

Недавно внутри живого движения и предметного действия обнаружен механизм рефлексии, наличие которого было предсказано еще Г. Гегелем. Материалом для рефлексии служит сопоставление того, что было, с тем, что есть, и дальнейшее сопоставление того, что есть, с тем, что должно быть достигнуто. В психологических терминах это сопоставление исходного замысла со смыслом и значением достигнутого, после чего возможны либо продолжение действия, либо уточнение замысла и организация нового действия по его достижению. Иначе говоря, на каждом этапе развертывания действия присутствует замысленный до его начала будущий результат (смысл двигательной задачи, по Н.А. Бернштейну) или модификация последнего, сделанная по ходу осуществления действия.

Рефлексивные процессы при нечетком замысле

Особенно велика нагрузка на рефлексивные процессы при нечетком замысле. Это означает, что на каждом этапе развертывания действия, а не только на его завершающей фазе, как предполагал Ч. Шеррингтон, присутствуют прошлое, настоящее и будущее. Потеря замысла и его будущего результата прекращает действие, либо превращает его в моторные персеверации. Специальная форма моторной рефлексии, также содержащая темпоральную компоненту, состоит в том, чтобы сопоставлять смысл двигательной задачи не только с условиями ее выполнения, т.е. с ситуацией, но также и с собственными возможностями действия в ситуации достижения цели. «Материал» для этой формы рефлексии поставляют обнаруженные Н.Д. Гордеевой две формы чувствительности, которыми обладает живое движение: чувствительность к ситуации и ее динамике и чувствительность к собственному исполнению, к его возможностям. Они чередуются с частотой смены фаз пять-шесть раз в секунду. Доказанное наличие, а возможно, и не доказанное пока сравнение, сопоставление показаний этих форм чувствительности и есть простейший, фоновый рефлексивный акт, дающий начало более сложным и высоким формам рефлексивного поведения [29].

Две формы рефлексии

Первая форма рефлексии может быть названа смысловой, предметно-содержательной: что было, что есть, что будет, что должно быть; вторая — операциональной, мотивационно-энергийной: смогу — не смогу, успею — не успею; надо — не надо. Разделение, конечно, весьма условное. Это, скорее, различные аспекты единого рефлексивного акта; правильнее говорить о цепочках рефлексивных актов, разворачивающихся по ходу выполнения, хотя и единого, но сукцессивного, дискретного, пошагово выполняющегося действия. Его единство обеспечивается симультанно парящими над ним смыслом (желательно здравым) и образом потребного будущего (желательно не утопии). Можно предположить, что рефлексивные акты локализуются в зазорах и паузах дискретного движения. Согласно М.К. Мамардашвили, всякая мысль, как и всякий смысл, тоже дискретны: «Смысл и есть остановка, он завершен, хотя извлекаем мы его дискретным образом по отношению к тому, что заведомо бесконечно и эмпирически неохватно» [30]. П.Я. Гальперин отмечал, что решение (мысль, смысл) приходят не в момент ожесточенного действия, а во время его остановок. Таким образом, в живом движении, как и в языке, есть все достаточное и необходимое не только для предметно-содержательной и операциональной рефлексии, но и для простейших форм осознания себя.

Живая рефлексия — подлинное самопроникновение духа

Живая рефлексия есть подлинное самопроникновение духа, — говорил Новалис. Начало рефлексии обнаруживается в живом дискретном движении. Более того, именно чувствительность к ситуации и чувствительность к собственному исполнению задают, определяют дискретность и ее величину, равно как скоростные и амплитудные параметры живого движения. Именно это предвидел мудрый Г. Гегель. Обсуждая вопрос, каким образом человек становится хозяином своего тела, он указывал на особую форму рефлексии, благодаря которой движения соразмеряются с многообразными обстоятельствами внешнего мира, становятся свободными. Г. Гегель связывал с движениями свободный дух: «...сам дух не есть нечто абстрактно-простое, а есть система движений, в которой он различает себя в моментах, но в самом этом различении остается свободным» [31]. Если продолжить эту мысль, то различающий себя в моментах дух является источником свободного действия, преодолевающего слепоту и вынужденность механического движения. В свою очередь, чтобы осуществить свободное действие, нужно набраться духа или окаянства и освободиться от более высоких, но медлительных и мешающих, иногда устрашающих уровней сознательной рефлексии. Сомнения, капризы, каверзы и перемены сознания требуют значительно большего времени, чем особые формы фоновой рефлексии, питающейся обеими формами чувствительности.

Дух более чувствителен ко времени по сравнению с сознанием

Дух более чувствителен ко времени по сравнению с сознанием. В предельных, критических ситуациях время вываливается не только из сознания, но из жизни, а дух сохраняется и обеспечивает свободное и разумное поведение: «Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях ненужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт» [32]. Не будем придираться к Мастеру по поводу слова «инстинкт». Это ситуации абсолютной временно?й интенсивности или вневременно?го зияния. Поступки, совершаемые человеком в критических ситуациях, лишь по видимости инстинктивны, рефлекторны, реактивны. На самом деле они сверхсознательны, в них в концентрированной форме выражает себя весь предшествующий жизненный опыт, в том числе рассудочный разум и разумный рассудок, который, согласно Г. Гегелю, и есть дух. Замечательны его проявления: «...страх прямо через все тело и через ноги выскочил в землю. Но через ноги ледяной водой вернулась ярость и кипятком вышла изо рта на бегу» [33].

Вспомним приведенное выше высказывание И. Бродского о том, что поэт в каждый момент времени обладает языком во всей его полноте. Анализ поведения людей в критических, беспрецедентных ситуациях свидетельствует о том, что многие в каждый момент времени обладают невероятно богатой номенклатурой возможных действий, в том числе и предварительно не заученных. Это же относится и к образам. Механизмы подобного чуда остаются таинственными.

Жизненное время определяет жизненное пространство человека

Человек всегда находится в живом, жизненном времени, которое отличается от хронологического времени жизни. Жизненное время определяет и жизненное пространство, жизненный мир человека. Их зависимость, разумеется, взаимная. Художник Р. Пуссет-Дарт назвал одну из своих композиций так: «Время есть разум пространства. Пространство есть плоть времени». Не менее афористичен М. Пруст, писавший, что у пространства есть геометрия, а у времени есть психология. Вместе они составляют хронотоп, являющийся результатом и условием развития сознательной и бессознательной жизни. Хронотоп, как и все живое, упорно сопротивляется концептуализации. Его образ дал С. Дали в своих растекшихся часах на картине «Упорство памяти». Он же его и прокомментировал: «...это не только фантастический образ мира; в этих текучих сырах заключена высшая формула пространства—времени. Этот образ родился вдруг, и, полагаю, именно тогда я вырвал у Иррационального одну из его главных тайн, один из его архетипов, ибо мои мягкие часы точнее всякого уравнения определяют жизнь: пространство—время сгущается, чтобы, застывая, растечься камамбером, обреченным протухнуть и взрастить шампиньоны духовных порывов — искорки, запускающие мотор мироздания» [34]. Перед таким образом, действительно, привычные часы умирают в безмолвной печали (Рильке P.M.) или, как у А. Блока: «Длятся часы, мировое несущие». Не идут, а длятся. Во время такого дления порывы превращаются в текст! Или пропадают втуне! К чему время, впрочем, может относиться с олимпийским спокойствием:

Но времени себя не жалко

На нас растрачивать. Скажи спасибо,

что — неспесиво,

Что совершенно не брезгливо.

И. Бродский

 

...и так уж повелось,

что время не найдет никак

того, кто в суть вещей, Всеблаг,

врос до корней волос.

P.M. Рильке

Развитие человека не линейно

Приведенные образы времени, пространства, хронотопа не так-то просто имплантировать в тело психологии, в том числе и в тело психологии развития. Развитие человека не линейно, не поступательно. «Устойчивое развитие» — это технократическая и экономическая химера. О. Мандельштам писал: «Прообразом исторического события — в природе служит гроза. Прообразом же отсутствия событий можно считать движение часовой стрелки по циферблату». Это полностью относится и к развитию культуры, в которой, согласно Ю.М. Лотману, сочетаются постепенные и взрывные процессы. Это же относится и к развитию отдельного человека. Оно, если оно происходит, событийно, в нем имеются незапланированные грозовые события, взрывы, взлеты, падения, новые рождения и, конечно, запланированные возрастной психологией кризисы. Сказанное столь же несомненно, сколь и трудно поддается изучению, поскольку траектория развития каждого человека уникальна, неповторима, непредсказуема. В этом сложность и прелесть науки о развитии человека, она, вопреки всему сказанному, все же возможна.

  1. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте. М., 1995. С. 233.
  2. Там же. С. 204.
  3. Хоружий С.С. Шесть интенций на бытийную альтернативу // Альманах «Журнал наблюдений». 2001. №1. С. 58.
  4. Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С. 259.
  5. Мандельштам О. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 157.
  6. Флоренский Павел. Детям моим: Воспоминания прошлых дней и др. М., 1992. С. 99.
  7. Мандельштам О.Э. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С.251.
  8. Там же. С. 173.
  9. Хлебников В. Творения. М., 1987. С. 571.
  10. Там же. С. 14.
  11. Мандельштам О. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 163.
  12. См.: Гордеева Н.Д. Микродинамика внутренней формы действия // Вопр. психол. 2000. № 6. С. 100—111.
  13. Бродский И. Письмо к Горацию. М., 1998. С. CLXIII.
  14. Блок А. Соч.: В 8 т. Т. 5. М., 1963. С. 162.
  15. Ухтомский А.А. Заслуженный собеседник: этика, религия, наука. Рыбинск, 1997. С. 124.
  16. Хлебников В. Творения. М., 1987. С. 603.
  17. Бродский И. Письмо к Горацию. М., 1998. С. CCLXXXII.
  18. Правоверова Л.Л. Движение сквозь пространство и время: Миры А. Белого и В. Кандинского // Человек. 2000. № 3. С. 93—107. С. 101—102.
  19. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 2000. С.205—206.
  20. Там же. С. 152.
  21. Там же. С. 45.
  22. Там же.
  23. Ремизов А. Сны и предсонье. СПб., 2000. С. 27.
  24. Булгаков М. Белая гвардия: Театральный роман. Мастер и Маргарита: Роман. Л., 1978. С. 394, 398.
  25. Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987. С. 114.
  26. Там же. С. 105.
  27. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте. М., 1995. С. 274.
  28. Кэрролл Л. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса: Пер. с англ. Н. Демуровой. София, 1967. С. 165.
  29. Гордеева Н.Д. Экспериментальная психология исполнительного действия. М., 1995; Гордеева Н.Д., Зинченко В.П. Роль рефлексии в построении предметного действия // Человек. 2001. № 6.
  30. Мандельштам О.Э. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 279.
  31. Гегель Г.Ф. Соч.: В 14 т. Т. 4. М., 1959. С. 175.
  32. Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита: Роман. Л., 1978. С. 186.
  33. Там же.
  34. Дали С. Тайная жизнь Сальватора Дали, написанная им самим. М., 1998. С. 401.





 

«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности