 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №4 / 1999 / О замечаниях К.А. Абульхановой-Славской и А.В. Брушлинского в связи с моей статьей «Десять лет спустя. О творческой судьбе С.Л. Рубинштейна» |
Научная дискуссия
Стр. «21—32»
О замечаниях К.А. Абульхановой-Славской и А.В. Брушлинского в связи с моей статьей «Десять лет спустя. О творческой судьбе С.Л. Рубинштейна»
В продолжение дискуссии
Я выражаю свою благодарность редакции журнала «Развитие личности» за предоставленную мне возможность ответа на «Замечания».
Вполне понимая трудности моих оппонентов, я также сознаю, что и для многих других читателей моя статья могла оказаться не совсем понятной, тем более, что она является попыткой разъяснения и дополнения статьи «Размышления о работе С.Л. Рубинштейна «Человек и Мир», написанной на десять лет раньше (1987) и опубликованной в журнале «Вопросы философии» (№ 5, 1993).
Я так же благодарен К.А. Абульхановой-Славской и А.В. Брушлинскому, поскольку их «Замечания» помогают мне ориентироваться в трудностях, с которыми могут сталкиваться читатели моей статьи. Я постараюсь, насколько смогу, их прояснить. При этом я вижу две стостоящие передо мной сложности. Первая: изложение основания, из которого я исхожу, разбросано по редким и коротким моим публикациям, появлявшимся в разные годы в разных журналах. Вторая: наиболее глубокие истины, хотя они наиболее просты, невозможно рационально объяснить и представить. Их человек должен пережить всем своим существом, всей душой, чтобы они стали «своими», интуитивно несомненными. Поэтому в свои курсы, размышления и статьи я включаю аналогии, рисунки, схемы, художественные образы, стихи и т.д. Это относится и к «мыслеобразу» (термин, который я «стащил» у А. Бейли) «кольца» в составе схемы инверсии, смысл и назначение которого осталось, как мне кажется, совершенно непонятыми моими оппонентами.
История публикаций моих статей о С.Л. Рубинштейне
Впрочем, прежде чем перейти к разговору о содержании «Замечаний» я хочу коснуться истории публикаций моих статей о С.Л. Рубинштейне. Статью 1987 года, превышавшую условленный объём, я согласился сократить сам, но А.В. Брушлинский сказал, что сокращать будет он, на что я не согласился и передал статью в редакцию «Вопросов философии», где она пролежала шесть лет и была опубликована в № 5 за 1993 год.
Статья «Десять лет спустя. О творческой судьбе С.Л. Рубинштейна» была написана, соответственно, на десять лет позже, весной 1997 года и в мае сдана в редакцию «Вопросов философии». Условием её публикации была поставлена публикация в том же номере журнала ответа А.В. Брушлинского, который обязался дать его в течение месяца. Когда ежемесячные обещания ответа затянулись более чем на год, я передал статью в редакцию журнала «Развитие личности». О публикации её в № 11 за 1998 год в «Вопросах философии» узнал post factum от прочитавших её знакомых.
Некоторые текстуальные недоразумения
Прежде, чем перейти к проблемам, затрагиваемым в статье, я хочу отметить, что «Замечания» содержат ряд текстуальных недоразумений, которые стоило бы проанализировать, хотя бы для читателей статьи и «Замечаний». Но, поскольку это потребовало бы слишком много времени, «залезания в философские дебри» и защиты не только С.Л. Рубинштейна, а и самой философии, я остановлюсь коротко лишь на некоторых из них.
Авторы «Замечаний» считают, что я оцениваю работу «Человек и Мир» «как новую парадигму, отрицающую старую парадигму «кольца», которую я «приписываю» С.Л. Рубинштейну («Вопросы философии». № 11. 1998.С. 69), что я якобы утверждаю, что «категории субъекта и человека принадлежат к разным взаимоисключающим парадигмам». Между тем я в статье пишу: «...Человек и Мир несут в себе бесконечность, а все «парадигмы» конечны и потому не могут определять собой ни психологию, ни философию» («Развитие личности». № 3—4. 1998. С. 56).
Когда я пишу, что отношение Человек—Мир «снимает» отношение Субъект-Объект, авторы понимают это так, будто бы я утверждаю, что «...С.Л. Рубинштейн своей последней работой перечеркивает все, что создано им на протяжении жизни...» («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 70). В действительности термин «снятие» — один из общеизвестных и основных в диалектической философии и означает в ней особую форму отрицания, характерную для диалектического развития (например, в гегелевском «отрицании отрицания»). Он обозначает качественный переход к новому основанию, при котором основное положительное содержание сохраняется, но меняет свой смысл, как правило, на противоположный, поскольку новое основание представлено противоположной стороной противоречия. Это позволяет говорить о развитии как интерференции разной глубины и длительности сменяющих друг друга противоположных фаз, идёт ли речь об онтогенезе или филогенезе. Таким образом и С.Л. Рубинштейн, снимая старое основание, не «перечеркивает» весь свой прежний опыт, а начинает его переосмысливать и «просеивать», исходя из нового основания.
Фазовые переходы — свойство органического развития. Линейность — («прогресс») ведет в тупик
Любое органическое развитие проходит такие фазовые переходы. В статье я специально это разбираю, приводя соответствующую терминологию («отрицание отрицания» Гегеля, «Уход-и-Возврат» Тойнби отмечавшего эти фазовые переходы в истории) и примеры. Простейшим мыслеобразом такого развития мог бы служить отрезок из трех фаз синусоиды (гегелевские «тезис—антитезис—синтез») с последующим переходом в систему более высокого порядка. Я специально пишу о «возврате» С.Л. Рубинштейна в «Человеке и Мире» к его связанному с Г.Когеном периоду 20-х годов, подчеркивая, что этот «Возврат» — уже не когеновская философия, так как она обогащена и изменена периодом «Ухода» в противоположность (20—50-х годов). Эти «Уходы» и «Возвраты» могут быть замаскированы, сглажены и искажены различными внутренними и внешними факторами, как это, например, зачастую происходит в педагогике, ставящей своей главной целью не личностное развитие ребенка, а его адаптацию к социуму, но не могут быть отменены. Можно представить их себе, сравнив с «размахом» между, например, электрическими полюсами, создающим, даже если он неявно выражен, «разность потенциалов», обеспечивающую необходимую для движения энергию. Их отсутствие — показатель, что реального органического с качественными переходами развития не происходит. Такое понимание диалектики развития является в философии элементарным.
Между тем авторы «Замечаний» пишут, что, поскольку некоторые идеи «Человека и Мира» появились у С.Л. Рубинштейна в рукописях 20-х годов, «С.Л. Рубинштейн вряд ли последующие 30 лет работал в прямо противоположном направлении» и пытаются представить его творческий путь как «линейный», то есть отказывают ему именно в творческом характере этого пути («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 70).
Непонимание авторами «Замечаний» «переходного» хараатера работы «Человек и Мир»
Иногда авторы «Замечаний» повторяют мои мысли, считая, что спорят со мной. Например, пишут, что у Рубинштейна «есть важные формулировки, в которых понятия «человека» и «субъекта» употребляются как взаимозаменяющие, а не альтернативные, а понятие «объекта» часто заменяется понятием «мир». Но как раз о том, что в работе «Человек и Мир» С.Л. Рубинштейн ещё не выработал терминологию, адекватную новому основанию, к которому он перешёл, почему у него и встречаются взаимоисключающие формулировки (например, относительно внутренних причин и внешних условий), и что именно это составляет особый интерес работы как «переходной», я специально пишу в статье. В статье же 1987 года этому посвящён специальный раздел, называющийся «Непоследовательности и противоречия». Дело в том, что общее основание, определяющее весь ход размышления (переход мыслителя в новую фазу), как правило, возникает как целое, в то время как смена старого и выработка нового понятийного аппарата требует иногда длительного времени. Во время одного научного доклада Э. Маха обвинили в том, что он не отвечает за свои слова, поскольку двадцать лет назад с этой же кафедры он говорил нечто противоположное. Э. Мах ответил: «Я не понимаю, почему должен отвечать за то, что двадцать лет назад болтал здесь какой-то самонадеянный юнец». У С.Л. Рубинштейна, к сожалению, не было двадцати лет, отпущенных Э. Маху. Сама же непоследовательность С.Л. Рубинштейна в данном случае является свидетельством совершающегося перехода.
Эксплицитное отношение к «окружающему миру» формирует «частичного» человека. Мир как бесконечное целое, формирующий личность, дан имплицитно, через созерцание
Продолжим уже приведенную авторами «Замечаний» цитату из С.Л. Рубинштейна. Они отмечают, что понятие объекта у него «часто заменяется понятием «мир», причем не только «внешний мир», но и «окружающий мир», что существенно для его последнего труда. Например, деятельность в этом смысле — всегда взаимодействие субъекта с окружающим миром (15, с. 256)». Согласимся с ними: вот именно! Деятельность — взаимодействие с эмпирически доступными объектами «окружающего мира» эксплицитна (на схеме инверсии показана стрелкой MD) и не может выводить в бесконечность, в трансцендентное (по-видимому, именно это имеют в виду авторы «Замечаний» под «внешним миром», противопоставляя его «окружающему миру»), которое дано Человеку, как неоднократно подчёркивает С.Л. Рубинштейн, не эксплицитно, а только имплицитно (см., например, «Развитие личности». № 3—4, 1988. С. 37). Он много раз говорит о том, что Мир как бесконечное Целое дан Человеку только имплицитно, через созерцание, а не через деятельность. Тогда смысл возражения мне становится совершенно непонятным. Все дело в том, что научная психология (в том числе С.Л. Рубинштейн до «Человека и Мира») всегда имела дело только с замкнутым в «кольце» «окружающим миром» и потому только с «частичным человеком». И революция, совершаемая С.Л. Рубинштейном в «Человеке и Мире» и со всей энергией манифестируемая им в самом начале этой работы, состоит в утверждении первичности трансцендентного Мира над субъект-объектным «окружающим миром». Здесь мне хочется показать ещё один пример «текстуальных недоразумений» («Вопросы философии». № 11. 1998. С.71): приводя слова С.Л. Рубинштейна: «Эффект всякого воздействия на человека — это эффект взаимодействия как субъекта с внешним (курсив мой. — А.А.) миром», авторы «Замечаний» тремя строками ниже пишут, что «таким образом» С.Л. Рубинштейн формулирует идею человека, «его бытия как способа его жизни и его соотнесённости с окружающим (курсив авторов «Замечаний»), а не внешним миром».
Запутанность понятия «субъект-объект»
Содержание понятия «субъект», пожалуй, наиболее запутано авторами «Замечаний» и для «распутывания» потребовало бы многих страниц. В конце концов они пишут: «К сожалению, сейчас идею о том, что без субъекта нет объекта, некоторые философы выдают за свою без всяких ссылок на С.Л. Рубинштейна» («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 73) По-видимому, они считают С.Л. Рубинштейна творцом этой идеи, хотя в философии она «стара как мир». Они также заявляют: «Оценивая содержание главной парадигмы (вообще, на первых страницах мы встречаемся с чем-то вроде заклятья, ставшим в последнее время «научно-модным» словом «парадигма», которое употребляется авторами к месту и не к месту множество раз. — А.А.), строящейся на категориях «субъект-объек», Арсеньев полагает, что «корень зла» заключается в субъектно-деятельностном или деятельностном подходе, неожиданно приходя к выводу, что субъект-объектное отношение характеризует «кольцевой» способ мышления психологов и рационализм менталитета и бытия западного общества, выражая собой принцип отчуждения, который представляет собой регресс даже по отношению к синкретическому менталитету русского крестьянина» («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 70). Здесь я должен поблагодарить моих оппонентов за почти точное воспроизведение моей мысли. Не согласен я лишь со словами «неожиданно» и «менталитет» по отношению к русскому крестьянину. В статье речь идёт не о менталитете русского крестьянина, а о его способности быть личностью. С 1969 года в лекциях, докладах и различных текстах (вплоть до текста статьи «Парадоксальная универсальность Человека и некоторые вопросы психологии и педагогики» в № 2 за 1998 год журнала «Развитие личности») я провожу идею о располюсованности этического сознания современного человека на мораль и нравственность.
Нравственность определяется совестью, а не уровнем менталитета
Нравственность — главнейшая характеристика целостности личности — выражает себя в «голосе совести» (а не в менталитете). В этом смысле совестливый крестьянин более личность, чем бессовестный академик. «Неожиданно» это для авторов «Замечаний» лишь в силу их неосведомлённости.
Также только неосведомлённостью авторов я могу объяснить приписывание мне в качестве «отправной позиции» «негативного отношения к отечественной психологической науке». В течение многих лет я говорю и пишу, что наука вообще и психология как наука, в частности, может исследовать человека только как «частичного», Личность при этом остается недоступной. Причем это не «отправная позиция», а вывод из понимания Человека как бесконечно-конечного парадоксального существа, относящийся к новоевропейскому рационализму и науке в целом, в том числе и к научной психологии. Не понимаю, как можно сделать из этого «негативное отношение к отечественной психологической науке», да ещё объявить его «исходной позицией» (выделено мной. — А.А.).
«Кольцо» — всего лишь наглядный образ, относящийся ко всему новоевропейскому рационализму
Теперь о пресловутом «кольце». «Кольцо» для меня, как это неоднократно подчёркивается в тексте статьи, не парадигма, как утверждают авторы «Замечаний», тем более не принцип, «который А.С. Арсеньев приписывает и С.Л. Рубинштейну, и его ученикам, и всей психологии» («Вопросы философии». № 11. 1998. С.70), а всего лишь эвристический, наглядный «мыслеобраз» в составе более широкого «мыслеобраза инверсии», помогающий читателю, «вытаскивая» его за пределы наукообразного рацио, глубже понять и интуитивно почувствовать феномен вещного отчуждения (который, кстати, авторы «Замечаний» почему-то называют «принципом отчуждения»). Этот мыслеобраз помогает понять (и представить!) античеловечность современной западной цивилизации в целом, ужас тотального вещного отчуждения Человека.
Необходимость воздействия философии не только на рациональное мышление, но на весь душевно-эмоциональный мир Человека
Я писал неоднократно, что философия, а тем более психология (которая, став наукообразной, превратилась «из знания о душе в знание об отсутствии оной») должна воздействовать не только на рациональное мышление Человека, но и на весь эмоциональный и духовный строй его души, заражать его соответствующими переживаниями. Я уже не говорю о важности этого для педагогики.
Например, идея Человека как парадоксального бесконечно-конечного существа, высказанная в чисто рациональном логическом плане, никогда не даст той глубины понимания и воздействия на душу, которая может быть достигнута её эмоциональным душевно-духовным переживанием через художественно-поэтический образ. В качестве примера её поэтического выражения приведу два стихотворения А.А. Фета.
Первое:
Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звёздный день твой светлый серафим
Громадный шар зажёг над мирозданьем.
И мертвецу с пылающим лицом
Он повелел блюсти твои законы,
Всё пробуждать живительным лучом,
Храня свой пыл столетий миллионы.
Нет, Ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам бессильный и мгновенный,
Ношу в груди как оный серафим
Огонь сильней и ярче всей вселенной.
Меж тем как я — добыча суеты,
Игралище её непостоянства,—
Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,
Ни времени не знает, ни пространства.
И второе:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя.
Оба стихотворения написаны в одном и том же (1879) году. В первом из них Человек глубоко переживает свою бесконечность. Он безмерно и радостно удивлён и «восхищён» тем, что, будучи внешне погруженным в эмпиричекий окружающий мир конечных вещей и событий, внутри себя, в душе (которая для научных психологов не существует) чувствует источник бесконечной силы и могущества, способный дать ему безмерную и вечную торжествующую любовь и радость жизни.
Во втором стихотворении он с той же силой переживает свою конечность, чувствует бесконечную боль расставания с этим миром преходящих, но бесконечно прекрасных и бесконечно любимых именно в своей конечности, мгновенности, быстролётности и неповторимости людей, событий, явлений природы, искусства....Его захватывает бесконечная нежность ко всем проявлениям земной жизни, её теплоте, способности сопереживания и самоотдачи. Он готов благословить «в поле каждую былинку и в небе каждую звезду». Он чувствует свою принадлежность к этому эфемерному, но бесконечному именно в своей эфемерности красочному миру и потому уход из него воспринимается как уход «в ночь», вызывая безмерную печаль.
Не правда ли, стихотворение А.А. Фета с гораздо большей силой воздействует на душу, углубляя понимание,чем рациональное рассуждение? Здесь — провал в бесконечность и приобщение к самому себе и Миру, преодолевающее границы «кольца». То же самое произойдет, если вы прочтёте стихотворение А. Блока «Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза...». Это минуты, когда индивид, становясь Человеком, переживает себя как Личность.
В «Человеке и Мире» важно не изменение отдельных формулировок, а изменение Основания
В поэзии, литературе можно отыскать гораздо больше философского смысла, чем в профессиональной новоевропейской философии и психологии, и выражен он с эмоциональной силой, особенно важной для педагогики. И в работе С.Л. Рубинштейна «Человек и Мир» можно найти места того же тона и выразительности. И судьба С.Л. Рубинштейна интересовала меня не изменениями отдельных слов, формулировок и т.п. (эти слова и формулировки, «выдирая» «подходящие» из противоречивого контекста, мои оппоненты противопоставляют смыслу как моей статьи, так и основному смыслу работы С.Л. Рубинштейна), а общей направленностью его эволюции, где он, как я попытался показать, к счастью, оказался далеко не одинок. Также и свои статьи о нём я, как мог убедиться читатель, попытался вывести за рамки научно-рационального академизма, захватывая не только сознательную, но и бессознательную сферу психики читателя, «раскачав», сделав пластичнее, свободнее и диффузнее его восприятие текста.
Мои попытки «расширить» сознание читателя
В том числе и оглавление моей статьи 1987 года, если бы оно было помещено, как я и рассчитывал, перед текстом статьи, своей структурой, внутренним ритмом, архаичностью и необычным употреблением слов должно было эмоционально подготовить сознание читателя к чтению статьи, требующей расширенного, не связанного философскими системами и догмами сознания, «растормошив» его, погружая в далекие от рациональной философии области, вызывая разнородные эмоции (в том числе и некоторую иронию). Но на мою просьбу поместить перед текстом статьи её оглавление мне было отвечено: «Не положено». Пользуясь любезностью редакции «Развития личности», привожу это оглавление здесь.
Размышления о работе С.Л. Рубинштейна «Человек и Мир»
Введение
Часть первая — агиографическая
- Как это было
- Основные идеи переворота
- Появление работы «Человек и Мир».
- Отношение к ней психологов
Часть вторая — апологетическая
- Прорыв
- Бесконечность
- Непосредственность
Часть третья — критическая
- Непоследовательности и противоречия
- Логика
Часть четвертая — профетическая
- Граница
- Судьба
Созерцание — необходимая противоположность деятельности
Статья 1997 года была вначале названа просто «Десять лет спустя». Это — многозначная фраза. Здесь и ассоциации с А. Дюма, освобождающие читателя от слишком сугубо-формально-научного отношения к тексту, расширяющие его восприятие, и доля иронии, и одновременно этой фразой я хотел показать читателям на примере понимания судьбы С.Л. Рубинштейна, что за десять прошедших лет ничего существенно нового в нашей психологии не появилось, что в этом смысле мои усилия не увенчались успехом. Даже введение С.Л. Рубинштейном понятия «созерцания» как диалектической противоположности деятельности, разрушающее все разновидности «деятельностного» подхода, несмотря на эмоциональный пафос, с которым он это понятие утверждал (без него невозможен выход в актуальную бесконечность), осталось непонятым. По прежнему авторы «Замечаний» рассматривают созерцание не как диалектическую противоположность деятельности, без которой понятие «деятельность» утрачивает свой основной смысл, а как некоторый «довесок», без которого С.Л. Рубинштейн раньше обходился, а в работе «Человек и Мир» решил его использовать. Мои многочисленные попытки в связи с осмыслением судьбы С.Л. Рубинштейна как некоего повода, для того, чтобы войти в серьёзную дискуссию по проблемам, на мой взгляд, давно назревшим, успеха, к сожалению, не имели. А С.Л. Рубинштейн «Человека и Мира» среди наших психологов так и остался «белой вороной».
Поэтому заголовок «Десять лет спустя» имел глубокий смысл, намекая на застойную порабощённость вещным мышлением сознания психологов. Затем мне пришлось добавить подзаголовок: «(О творческой судьбе С.Л. Рубинштейна)». Опубликована статья была под двойным заголовком: «Десять лет спустя. О творческой судьбе С.Л. Рубинштейна». Наконец, авторы «Замечаний» решили вообще убрать (!) первую (для меня главную) половину заголовка.
Отношение «Человек—Мир» непосредственно связано с «Я—ТЫ»
Что касается самой работы «Человек и Мир», для меня, как я писал в статье, осталось неясным отношение С.Л. Рубинштейна к религии. Дело в том, что отношение «Человек и Мир» сохраняет свою бесконечную парадоксальную целостность только в том случае, если оно непосредственно связано и осциллирует с божественным бесконечным отношением «Я—ТЫ», кладущим свой «отблеск» на всё, что входит в обе стороны отношения «Человек—Мир». В противном случае «Человек—Мир» может восприниматься и трактоваться как отношение человека к окружающим его конечным предметам и явлениям (включая сюда и самого человека), то есть не на уровне Бытия, а на уровне быта (включая сюда и социальность) в рамках отношения Субъект-Объект. Вопрос же о «Я—ТЫ» уводит в область первичного, бесконечного и трансцендентного религиозного отношения и приобщения к Тайне Начала. В статье он практически не затрагивался.
Мыслеобраз инверсии относится и к онто-, и к филогенезу личности
Читатель, вероятно, заметил, что мыслеобраз инверсии равным образом относится и к онтогенезу Личности, тогда «кольцо» представляет собой образ «быта» индивидов, в наше время, благодаря господству вещности, непрерывно вытесняющему всё сакральное и ведущему к дегуманизации индивида и к её филогенезу, показывая историческую ограниченность «кольца» и возможные направления выхода в сакральную бесконечность. Самое для меня удивительное, что авторы «Замечаний» поняли этот мыслеобраз «кольца» как движение по кругу (!), противопоставляя ему «совершенствование как движение по восходящей спирали (а не по кругу)» («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 70—71).
«А.С. Арсеньев, — пишут авторы «Замечаний», — упрекает нас в том, что мы избегаем таких ключевых слов, как «бесконечность», «универсальность», «трансцендирование» и т.д.» («Вопросы философии». № 11. 1998. С. 72). Я не упрекаю, а просто констатирую отсутствие этих ключевых слов. Это — диагностический показатель. Их и не должно быть в той системе мысли, которой пользуются авторы (и вся наукообразная психология). Как ключевые они появляются только при выходе за пределы «кольца».
Философия и психология в раздельном существовании вырождаются
Все же, пытаясь отмежеваться от проблем «Человека и Мира», авторы «Замечаний» говорят, что это труд не психологический, а философский, намекая, что они — психологи и «их дело — сторона». Но, если убрать из психологии главные темы «Человека и Мира»: глубоко личностно, эмоционально переживаемые (вместе с автором «Человека и Мира») темы данной в созерцании бесконечности, восприятия природы, любви, смерти, родства с бесконечным Миром, его величия, гармонии и красоты, то о личности психологии сказать нечего, почему в большинстве случаев и происходит «подмена»: говорят фактически о социальном функционере, называя его «личность».
Авторы «Замечаний» обходят все серьезные проблемы
В конце я хотел бы обратить внимание на то, что авторам «Замечаний» удалось каким-то образом не коснуться основного смысла моей статьи, состоящего в утверждении, что С.Л. Рубинштейн пережил радикальный переворот в своей творческой судьбе, изменивший его видение Мира и Человека, о чём он неоднократно с эмоциональным пафосом говорит. Во-первых, они обходят все действительно сложные и глубокие проблемы судьбы С.Л. Рубинштейна, наиболее важные для него мысли и чувства, подчёркнутые выразительностью языка и неоднократным повторением, концентрируясь на его отдельных словах и замечаниях, которые, в силу указанных особенностей работы «Человек и Мир», носят часто противоречивый характер. Во-вторых, отобрав нужные им слова и замечания, они почему-то направляют их против меня, а не против самого С.Л. Рубинштейна. Поэтому я «умываю руки» и оставляю авторов «Замечаний» с двумя высказываниями, одно из которых принадлежит им самим, а во втором, помещённом в самом начале «Человека и Мира», С.Л. Рубинштейн обосновывает Новое Основание, из которого он намерен исходить в этой работе, и свое новое кредо. Оба высказывания представляют собой оценку книги С.Л. Рубинштейна «Бытие и сознание», подводящую (и по мысли авторов «Замечаний», и самого С.Л. Рубинштейна) итог всей прежней его деятельности.
Вот первое из них, принадлежащее авторам «Замечаний»: «Таким образом, уже в «Бытии и сознании», где осуществляется и завершается решение основной задачи психологии (выделено мною. — А. А.) — задачи онтологизации психического, формулируется идея «Человека и Мира»: характеристика человека как субъекта, его бытия как способа его жизни (? — А.А.) и его соотнесённости с окружающим, а не внешним ему миром («Вопросы философии». № 11, 1998. С. 71).
Свидетельство самого С.Л. Рубинштейна о происшедшем с ним первороте
Вот второе — С.Л. Рубинштейна (фактически манифест о радикально новом содержании «Человека и Мира». — А.А.): «Проблема бытия и сознания, обозначенная в заглавии книги («Бытие и сознание». — А.А.), в целом не была там охвачена. Мало того: основной вопрос нашего исследования проблемы психического в «Бытии и сознании» показал, что сама постановка вопроса, заключённая в заглавии нашей книги не может быть окончательной... проблема бытия и сознания — при правильной её постановке — всё же необходимо преобразуется в другую, за ней стоящую... за этой первой проблемой закономерно, необходимо встаёт другая, как исходная и более фундаментальная, — о месте уже не психического, не сознания только, как такового, во взаимосвязи явлений материального мира, а о месте человека в мире, в жизни. Этой проблеме всех проблем и посвящена настоящая книга» (выделено мною. Здесь, как это утверждает текст «Человека и Мира», С.Л. Рубинштейн имеет в виду именно бесконечный, трансцендентный, постигаемый через имманентное, через созерцание Мир. Между ним и «окружающим миром» лежит бесконечная пропасть. — А.А.). (Проблемы общей психологии. М, 1976. С. 253—254).
Об этом фундаментальном, всем существом сказанном, новом кредо С.Л. Рубинштейна (как, впрочем, и о многих других подобных высказываниях) авторы «Замечаний», по-видимому, забыли, отчего им и пришлось полемизировать со мной, а не с самим автором «Человека и Мира».
1999
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности