 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №4 / 1999 / Психологические основы традиционных игр |
Этнопсихология и этнопедагогика
Стр. «86—98»
Психологические основы традиционных игр
Традиционные или народные игры являются важным общечеловеческим культурным достоянием, уходящим своими корнями в толщу исторической судьбы как отдельных этносов, так и всего человечества.
Традиционная игра — средство приобщения ребенка к общечеловеческим (универсальным), этническим и индивидуальным ценностям развития. В системе психологических исследований складывается целостное представление о ней на основе анализа условий её происхождения в истории культуры и места в жизни ребёнка.
1. Традиционная игра в истории культуры
Эволюция игры в истории цивилизации происходит под действием законов развития культуры. Культура всегда гордится древностью своего происхождения, она всегда — культ предков (Д.С. Лихачёв).
Игровые раритеты
Благодаря многочисленным археологическим раскопкам наука располагает свидетельствами о подлинных игровых раритетах: предметах для игр, скульптурных изображениях играющих, игровых сюжетах, изображённых на фресках.
Во время раскопок на территории современного Ирака обнаружены игровые предметы древней шумерской культуры, зародившейся около трёх тысяч лет до н.э.: инкрустированная игральная доска, сделанная из раковин, кости, лазурита и красного известняка с набором игральных фишек[1].
Игральные кости найдены в гробницах египетских фараонов. Среди предметов домашней утвари и обихода, покоившихся в одном из захоронений викингов в Йорке, археологами найдены фигурки для настольной игры «гнефатль», а также пара игральных костей[2]. Набор игральных костей, всего 44 разновидности, с кожаным мешочком для их хранения были обнаружены в поселении «баскетмейкеров» — корзинщиков, представителей культуры Анасази (1100 г. до н.э.)[3]. Все эти находки свидетельствуют о том, что игровая культура зародилась в толще древнейших цивилизаций и история игры берёт начало в истоках истории человечества.
Представители древнейших цивилизаций не только создавали игровые предметы, но и использовали простые предметы — камни, раковины, плоды растений, кости животных, наделяя их магическим содержанием.
Совершая агонистические пляски, которые по сути своей — игровые действия, древний человек пытался укротить стихии, изгнать злых духов, предвосхитить удачную охоту. Все эти действия также носили игровой характер. Игра в данном случае как бы пристраивалась к реальным требованиям жизни: живя охотой, готовясь к войне, представители первобытного племени плясали охотничий, военный танец, мимически предвосхищая то, что совершится наяву.
Будучи не однажды сыгранными, игровые, магические (по Л.С. Выготскому) действия оставались в памяти людей как некое творение или ценность, передавались последующему поколению как традиция, элемент культуры.
Человечество издавна начинает ценить игру. Некоторые виды игр становятся исключительной привилегией знати и вождей: стрельба из лука на о.Таити, определённые виды охоты на островах Тонга и Гавайях, петушиные бои, игровые вооружённые схватки и турниры на Гавайях[4].
Человек изображает игровые сюжеты и сцены в произведениях искусства
Стремясь к запечатлению волнующих моментов игры, человек изображает игровые сюжеты и сцены в произведениях искусства. Отдельные древнегреческие амфоры расписаны сценами кулачных боев. Минойское искусство и скульптура, корни которого ведут к бронзовому веку (3000—2000 лет до н.э.), изобилуют сценами игр с быком, сопровождавших крупнейшие празднества минойцев. На многочисленных фресках и рельефах погребального дворца в Кефали изображены ритуальные пляски и игры с быком, сцены ловли диких быков, использовавшихся в атлетических турнирах и развлечениях юношей и девушек с о.Крит (по материалам археологических экспедиций А. Эванса). Волнующие эпизоды атлетических игр, бывших частью погребального обряда знати в Греции, а позже в Риме, запечатлены на жертвенных чашах и блюдах, на стенах гробниц[5].
Описания игр находят свое отражение и в произведениях художественной литературы. Первые письменные упоминания об игре встречаются в древнегреческой мифологии. Согласно одной из легенд Древней Греции, дети царицы Ниобы играли в камушки. Гомер, описывая героя троянской войны Патрокла, свидетельствует, что тот ещё мальчиком приводил в гнев своих товарищей, обыгрывая их в «пять камешков».
Шарль де Костер в «Легенде об Уленшпигеле» описывает игры маленького Тилля со сплетенной из ивовых прутьев погремушкой, со сделанным из отцовского башмака корабликом, с самодельной волынкой[6].
Л.Н. Толстой в воспоминаниях о своём детстве приводит описания замечательных игр со своим братом Володей в «швейцарского» Робинзона, в «путешествие в зимней карете», в «муравьиное братство»[7].
Эти и многие другие описания игр в художественной литературе служат прекрасным подтверждением мысли, высказанной Е.А. Покровским об общности и сходстве игр у детей разных народов: «Из рода в род, из века в век, от одного народа к другому передаётся в детских играх что-то общее, занимательное и поучительное для детей всех рас и племён, всех религий и ступеней культурного развития»[8].
Обширные этнографические материалы также свидетельствуют о том, что большая часть игр детей разных народов мира отличается поразительным сходством. Любимая детьми и распространённая во Франции игрушка Sabot, «род деревянного волчка, приводимого в движение кнутом, состоящим из тростниковой палочки с привязанной к ней полоской высушенной кожи угря»[9] напоминает немецкую игрушку «бильбоке»[10].
Описанная Д. Колоцца игра итальянских мальчиков «Прыганье камешков по воде» аналогична игре немецких детей «Рикошет», дагестанской народной игре (по материалам Н. Асадулаевой), игре детей на Дону (данные автора).
Любимая во Франции игра мальчиков в шарики величиной с орех, сделанные из стекла, мрамора, алебастра, очень сходна с русской игрой в катание яиц и заключается в сбивании одного шарика другим по разнообразным правилам.
Игры каждого народа отражают специфику жизни в этносе
При всей схожести тематики и наличии одних и тех же групп игр и игрушек у различнейших народов, игры каждого народа своеобразны и отражают специфику жизни в этносе. По свидетельству Е.А. Покровского, многие детские игры представляют большую оригинальность в соответствии со свойствами и образом жизни народа[11].
Э.Тэйлор отмечает, что дети северо-американских индейцев упражняются в натягивании тетивы, чтобы подальше выпустить стрелы, дети эскимосов играют в постройку домиков из снега, молодой островитянин с берегов Южного океана бросает тростник в катящееся кольцо[12].
С глубокой древности игре принадлежит важное место в жизни детей. Найденные в гробницах египетских фараонов куклы, деревянные фигурки животных, каменные и кожаные мячи, кубари, кегли принадлежали к числу наиболее любимых забав египетских детей. Детство древнегреческих девочек и мальчиков было богато играми и игрушками, к которым они относились с большим трепетом и, достигая юношеского возраста, обыкновенно посвящали их богам: «Филокл посвящает тебе, о Гермес, свой прыгающий мячик, звучную трещотку из самшита и бабки, которые он так любил, и быстрый кубарь — игрушки своей юности».
Древние греки кроме множества самодельных игр и игрушек с различными домашними животными, в хороводы, с водой, пускание жуков на нитке, создали целую игрушечную индустрию для детей всех возрастов: обручи, качели, деревянные коньки, повозки для мальчиков, глиняные и восковые куклы для девочек.
Интерес взрослых к играм и игрушкам детей не только отражает отношение к игре как важному средству воспитания, но и показывает глубинную эмоциональную включенность взрослых.
2. Традиционная игра — значимый компонент культурного развития в онтогенезе
Подобно другим видам деятельности, которые, по мнению В.В. Давыдова, представляют собой форму исторического культурного творчества, традиционная игра возникает и развивается как индивидуальное творчество ребёнка, вбирающее в себя коллективное творчество всей цивилизации. Подобно другим видам деятельности, которые, по мнению В.В. Давыдова, представляют собой форму исторического культурного творчества, традиционная игра возникает и развивается как индивидуальное творчество ребёнка, вбирающее в себя коллективное творчество всей цивилизации.
Каждая эпоха, каждый народ имеют, по мнению Е.В. Субботского, свою концепцию детства, которая определяет образ жизни ребёнка и практику его воспитания. Концепция детства в определённой этнической среде формирует не только представление о соционормативном образе ребёнка и мира детства в целом, но и механизмы, с помощью которых этот образ реализуется. В этой связи традиционная игра представляется в качестве одного из механизмов трансляции этносом своего культурного опыта. В игре происходит передача социокультурного опыта на постфигуративном уровне, когда дети учатся у своих сверстников (М. Мид) и присвоение основополагающих этнических ценностей (И.С. Кон), в ней ребёнок учится проверять и воспроизводить реальность взрослых представителей этноса через модели и ситуации их непосредственной жизни в обществе (Э.Эриксон).
Говоря об игре как форме присвоения культурного опыта, исследователи вводят термин «детская традиция», «детская субкультура» (В.С. Мухина). Здесь делается акцент на то, что игра трансформирована сознанием ребёнка и более хрупкая в отличие от взрослых традиций. Это даёт ей право на определённое внимание и защиту.
Определяя традиционную игру, А.Н. Леонтьев исходит из того, что она может быть неоднократно повторена, при этом правила игры остаются неизменными, например, в игре в «классы». Другие игры могут возникать в определённом детском сообществе и однажды будучи сыгранными, не повторяются. При таком отличии игр, все они раскрывают возможности познания мира взрослых[13]. Традиционная игра строит образ взрослого в сознании ребёнка, задавая перспективы его будущей жизни. Возникая по инициативе этноса, который в традиционной игре обнаруживает своё культурное представительство, игра знакомит ребёнка с традициями, обычаями, образом жизни народа, в толще которого он живёт и развивается.
Игра — форма эпической письменности
Исторически построенная на единстве действий, операций и значений, традиционная игра выступает в качестве носителя обобщённого опыта деятельности, по значимости не уступающего письменности и другим знаковым формам передачи опыта. Сначала до письменности, потом параллельно с письменностью, сейчас как форма эпической письменности, традиционная игра служит текстом, носителем вековой информации о характере родовой деятельности человека и человечества в целом. От того, каким игровым опытом обладает ребёнок, зависит, как он может ориентироваться в тексте игры, а следовательно, и в тексте жизни. В этом смысле опыт каждого последующего поколения играющих исторически старше опыта предшествующих поколений. В социогенезе развитие каждого последующего поколения происходит через поиск новых путей, через сознание нового, через творчество. Достаточно упомянуть наличествующие в игровом опыте современного ребёнка компьютерные, виртуальные, электронные, электрические игры и игрушки, и становится очевидным, что традиционная игра, увы, постепенно уходит из игрового репертуара ребёнка, особенно городского. Вместе с тем человек — субъект истории, антиципирующий связи между прошлым и будущим. Традиционная игра в этом отношении значительно больше, чем другие виды деятельности обогащает представление о будущем в индивидуальном развитии ребёнка. Она представляет собой переведённую в идеальную, знаковую текстовую форму карту реальной жизни, быта и отношений к миру. Традиционная игра, таким образом, осуществляет функцию пролепса, упреждающего предвосхищения прошлого в настоящем и будущем.
В процессе присвоения зафиксированного в идеальном плане обобщённого опыта предшествующих поколений у ребёнка формируется важная функция сознания — идеальный план деятельности, теоретическое отношение к миру. Теоретическое отношение к действительности позволяет ребёнку выйти за пределы повседневного быта, за рамки конкретных ситуаций и занять место в широком круге событий, происходящих в большом мире. Все это позволяет говорить о традиционной игре как о развивающей системе.
3. Этническая доминанта в психологическом содержании традиционных игр(на примере игр донского региона)
Психологический анализ традиционных игр субэтноса донского казачества осуществлен нами с опорой на литературные источники по истории, этнографии, культуре, быту Дона, а также экспедиционные материалы, собранные в 1995—1998 гг.
Возникновение и развитие традиционных игр Дона связано с историческим периодом формирования субэтноса донского казачества, точкой отсчета которого является XIV—XV вв., а также процессами его этнического генеза, происходившим до этого времени.
Во многом драматическая судьба донского казачества складывалась под влиянием геополитическим факторов.
В XV—XVI вв. российское государство выгодно использовало донское казачество как единственного гаранта своих южных границ, объединяя разрозненные казачьи общины и становища в особые казачьи полки для оберегания «порубежных мест». В этот период донское казачество приобрело дух свободы и воли, равенство казаков стало практическим принципом в управлении и частной жизни, регламент которых устанавливается Войсковым кругом. В эпоху Петра I это право было попрано и в XVIII—XIX вв. казачество находилось в полном подчинении Российской империи, представляя собой военное сословие.
Вся жизнь военного, служилого казака происходила в определённом взаимодействии с многообразной окружающей средой, и в результате этого взаимодействия складывался коллективный взгляд изнутри, из глубин этноса. Этот взгляд отражал причастность человека к родовым видам деятельности, определяя «вековые психологические типы, вековые характеры» (Я.Я. Рогинский).
Предпосылки «вековых характеров» казаков заложены в генотипическом облике народов, кочевавших и осваивавших территорию Дона в периоды, предшествовавшие XIV в., когда начала свой отсчёт времени история донского казачества. Блестящую характеристику этих народов дал Н.М. Карамзин: «Восточная страна Российской монархии в продолжение многих столетий ужасала Европу грозными явлениями народов, которые один за другим выходили из её обширных степей, различные, может быть, языком, но сходные характером, образом жизни и свирепостью. Все были кочующие, все питались скотоводством и звериной ловлей... Скифы не знали никаких искусств, кроме одного: везде настигать неприятеля и везде от них спасаться... Гунны, коренастые и безбородые, приросшие к коням, воюют только на конях, используют лук со стрелами и аркан... Печенеги славились быстротою коней своих, вооружённые копьями, луком, стрелами, мгновенно окружали неприятеля и мгновенно скрывались от его глаз, бросались на лошадях в самые гл[14].
Впоследствии вековые характеры казаков оттачивались под влиянием объективных условий их кочевой, рыцарской жизни (XVI—XVII вв.) и были предопределены необходимостью борьбы с неприятелем. В результате постоянной поддержки, начиная с раннего возраста традиций вольного и бесстрашного казачества, формировался особый тип казака-воина, верой и правдой служившего Отечеству и «отличавшегося от прочих казаков ловкостью, исправностью оружия и добротою лошадей»[15].
Коллективное представление об этнических чертах характера казаки выражали триадой: «Казаком нужно родиться, казаком нужно быть, казаком нужно стать», подчёркивая тем самым признание генетически наследуемых и передаваемых из поколения в поколение качеств казачьей принадлежности; наличие социальных установок, которые в течение многих лет шлифовали вековые характеры, а также присутствие перспективы приобретения этнических черт психики. Стать казаком — это значит приобрести социально значимые в казачьей среде качества. В этой связи традиционные игры являются одним из факторов сохранения, поддержки и приобретения вековых психологических типов, концентрируя в себе вековой опыт этнической группы.
В этнографических материалах XIX в. по культуре и быту Дона представлена игровая биография казака
Большой исследовательский интерес для изучения этнического в психологическом содержании традиционных игр представляют этнографические материалы по традиционным играм в литературных источниках XIX в., благодаря которым составлена своеобразная игровая биография этноса, отражающая важные вехи его исторического бытия: военного, гражданского, семейного.
Многочисленные военные поединки и игрища взрослых казаков и детей, проводившиеся в донских станицах в прошлом и зафиксированные «бытописателями» Дона отражали военные настроения казаков и особенности их военного быта. Эти игры складывались в периоды истории, когда военный промысел обеспечивал казаку его существование.
«Ссыпчины», игрище взрослых казаков, удалое празднество в честь казачьего братства, угроза утраты которого существовала в реальной жизни, служило основой для проигрывания актуального для субэтноса социального содержания.
Кулачные бои («кулбчки»), джигитовки, скачки на мишень, поединки «стенка на стенку», военные «шермиции» (упражнения) с ружьями, пиками, дротиками, стрелами открывали перед взрослыми казаками возможность померяться силами. Близкие по содержанию игры юношей-малолеток, подростков, детей более младшего возраста поддерживались взрослыми.
Подросткам-победителям войсковой атаман или старые казаки вручали трофеи — лук со стрелами, дротик, копьё, нарядные уздечки, сёдла, сбруи. Поощряя участие в таких играх и игрищах, взрослые инициировали приобретение детьми опыта социально активного, подлинно казачьего поведения, приоткрывали перед детьми перспективы их будущей жизни. Качества отваги, удальства приобретали для казачат личностно ожидаемый характер. В сжатом виде модель такого социально активного поведения можно проиллюстрировать на примере стихотворения «Казачонок», текст которого цитирован из «Донской хрестоматии» 1918 г.:
С печи спрыгнувши на лавку, (необходимость вооружаться)
Отстрогал он пикой палку.
Камышинку оседлав, (готовность к немедленному
С гиком бросился стремглав. участию в походе)
Что не встретит — колет, рубит: (моделируется ситуация поведения
Кур, индеек и гусей, на поле брани)
И победу громко трубит (проектируется личностно
Гордый силою своей. ожидаемый момент достижения)[16]
По существу, в данном стихотворении описана режиссерская игра маленького казачонка, вооружённого подручными средствами, лихого наездника, сражающегося с «потешными войсками» кур, индеек и гусей, замещающих в игре неприятеля. В игровых способах действия, описанных в стихотворении, представлена своего рода программа формирования вековых характеров, соответствующая социальным установкам донских казаков.
Другие игры — в мяч, кости, бабки, айданчики, шапки, способствовали приобретению навыка «быть шибким» и были в большом почёте среди взрослых, юношества и даже стариков.
«Мирные» игры казаков с темами сватовства, выбора невесты, а также отражающие особенности земледельческой деятельности и крестьянского быта, построены на единстве военного и гражданского начал. В играх «Казачок удалой» и «Дон Иванович» переплетены особенности семейно-бытовых отношений и мировоззренческих установок казака-воина. Этнокультурный контекст семейного быта отчётливо виден в играх «Коршун», «Игра в детки», ценность которых заключена не только в том, что с их помощью ребёнок составлял программу своей взрослой семейной жизни, но и в том, что в них идёт диалог — размышление о глубинных социальных и нравственных аспектах семейного бытия.
Актуальность детских игр, отражающих особенности земледельческой деятельности взрослых объясняется тем, что время их распространения соответствует переходу казаков к осёдлому образу жизни.
Среди детей были популярны игры, в которых сюжет отсутствует и на первый план выступают движения и действия с предметами (тренинговые игры). Во многих из них сохранились, чаще всего в названиях, отголоски более древних житейских эпизодов, смысл которых утрачен. Это игры «Бандура», «Курарепка», «Шагардай», «Сороковка». Все тренинговые игры были ориентированы на физическую подготовку казачат к жизни, включали элементы бега, разновидности метания, прыжки. В них дети приобретали ловкость, быстроту, прыгучесть, меткость.
Вся палитра представленных в литературных источниках игр — это своеобразный этнический по своему содержанию текст, в постоянном диалоге с которым происходила передача последующим поколениям определённых ценностных установок к этнически востребованным видам деятельности, реализация которых становилась возможной при определённых способах поведения в этнической среде, соответствующих «вековым характерам» донских казаков.
4. Традиционная игра в контексте формирования образа мира ребёнка
Динамика процесса развития традиционной игры в культурном пространстве этноса выступает как исторически непрерывная трансформация этнически значимого сюжета, как обобщение его в правило[17].
Таков путь обобщения, но, может быть, и потери, поскольку тридиционная игра сегодня интерпретируется преимущественно как игра соревновательного характера, что неизбежно приводит к утрате её более богатого психологического содержания, заданного этническим генезом. В игре происходит дезактуализация традиционного этнического содержания как такового. Главное в этом содержании сохраняется и переходит в другую форму или остаётся только форма. Правило в традиционных играх — это та форма, которая сохраняет прежнее содержание, представленное в новом, обобщённом виде. Характерно, что в названиях многих игр акцентируется их центральное правило: выбора партнера противоположного пола на основе предпочтений («Кого вам», «Чью душу желаете»), прятания предмета («Хоронение золота»).
Эти названия дают возможность гипотетического представления об их прежнем содержании.
Вместе с тем традиционные игры с этнически значимым сюжетом и те, в которых он с течением лет обобщён в правило, представляют единый игровой универсум. Традиционная игра, представленная во всём своём объёме, свойственном этносу, выступает в качестве исторически необходимого образовательного института. В этом игровом пространстве, предшествовавшем образовательным системам цивилизованного мира, дети эпохи традиционных игр получали все необходимые представления, знания, которые адаптировали их к жизни.
Уже в примитивных обществах, как отмечал Дж. Брунер, дети в своих играх постоянно имитировали действия, совершаемые взрослыми с орудиями, оружием, другими предметами. В результате такой практики в форме игр, построенных непосредственно по образцу моделей поведения взрослых, ребёнок постепенно приобретал необходимые для жизни навыки. Играя в вождей, в домашнее хозяйство, в дочки-матери, «каждый мальчик знал все, что нужно знать для жизни мужчины, каждая девочка — то, что надо знать для жизни девочки: хозяйственные навыки, обряды и мифы, обязанности и права»[18].
Традиционная игра задавала ребёнку ту или иную, но всегда обобщённую модель мира. Образ мира, складывающийся в традиционной игре, всегда выполнял универсальную ориентирующую функцию центрального психологического звена в деятельности и вместе с тем обеспечивал приемлемость поведения субъекта в обществе, адекватность его поведения задачам этнического бытия.
Стереометричность, нелинейность, непланиметричность мира традиционной игры, отражающей реалии жизни этноса, задаёт стереометрический характер движения сознания ребёнка в этом мире и его образа[19].
В традиционной игре ребёнок прежде всего имеет дело с глобальным информационным полем военной, семейной, праздничной жизни этноса. Этот уровень глобальных значений уровня мира — жизненная концепция этноса, представленная через систему ценностных ориентиров. Зафиксированные в традиционных играх ценностные этнические ориентиры обеспечивают субъекту высокий уровень адаптивности, при котором мир воспринимается не как чуждый и противостоящий человеку в своей объективности, а как непосредственно свой, мир человека, мир его «Я», подкреплённый опытом предшествующих поколений.
Психологический уровень информационной достаточности в глобальном информационном поле определяется не количеством и внушительностью объёма, как отмечал Дж. Брунер, а стратегией пользования ею.
С одной стороны, информационное поле традиционной игры, отражающей центральные моменты жизни этноса, инвариантно, стратегия действия в нём задана заложенными в нём компонентами векового опыта деятельности этнической группы, определённым образом ограничивающим содержание и механизмы овладения ребёнком этим опытом. С другой стороны, границы индивидуального информационного поля, индивидуального образа мира значительно шире тех, которые заложены в историческом опыте, они индивидуально вариативны.
Движение от глобального к индивидуальному в образе мира — это подтверждение его личностной значимости и адекватности, своего рода «примерка» к индивидуальной стратегии деятельности и поведения. В конкретных игровых ситуациях ребёнок приобретает индивидуально обходимый образ пространства, событий, других людей, оценивая своё место в этих ипостасях своего бытия. Образ мира, представленный в традиционных играх, вместе с тем не сводим к совокупности отдельных образов и ситуаций, развёрнутых в каждой игре, а представляет собой картину внеситуативного, глобального, целостного мира, своего рода схему мироздания. В традиционной игре происходит деятельность смыслового, символического, образного освоения действительности и построения на этой основе индивидуальной модели образа мира.
В условиях современного образования традиционная игра рассматривается прежде всего в качестве важного средства приобщения к истокам национальной культуры. В последние годы усилиями учёных (лингвистов, этнографов, психологов, педагогов) осуществляется поиск способов приобщения к этнической культуре, историческим традициям жизни, быта этноса. Традиционная игра имеет то преимущество, что делает это рефлексированно, раскрывая перед нынешними поколениями «сумму минувших в культурном отношении» (В.О. Ключевский).
Такой подход к традиционной игре стремится закрепить за ней функцию трансляции этнического опыта, этнических констант. Традиционная игра в своём современном виде, в котором подчас этнически важный сюжет обобщён в правило, выступает фактором построения обобщённого, универсального образа мира. Компоненты образа мира, представленные современному ребёнку в традиционной игре — это уже компоненты универсального порядка. Обеспечивая колоссальную плотность упаковки многообразных, не только этнически значимых сведений о мире, традиционная игра демонстрирует возможности амплификации образа мира.
- Шумер: Города Эдема / Пер. с англ. В. Хренова. М., 1997. С. 111.
- Викинги: набеги с севера / Пер. с англ. М. Флорентьева. М., 1996. С. 118.
- Ацтеки: империя крови и величия / Пер. с англ. О. Перфильева. М., 1997. С. 151.
- Этнографические исследования развития культуры / Отв. ред. А.И. Першиц, Н.Б. Тер-Акопян. М., 1985. С. 106.
- Этруски: Италийское жизнелюбие / Пер с англ. О. Соколовой. М., 1998.С. 96.
- Шарль де Костер Легенда об Уленшпигеле / Пер. с фр. Н. Любимова. М., 1987. С. 54.
- Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 12 т. Т.1. М., 1987.С. 67.
- Детские игры. Преимущественно русские. Е.А. Покровского. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1895. С. 19.
- Деникер И., Деникер Л. Семейное воспитание во Франции / Энциклопедия семейного воспитания и обучения. Вып. 36. Спб., 1901. С. 22.
- Кольрауш Э., Вагнер Г. Подвижные игры / Пер. с нем. М.А. Михайловой. Спб., 1903. С. 214.
- Детские игры. Преимущественно русские. Е.А
- Деникер И., Деникер Л. Семейное воспитание во Франции / Энциклопедия семейного воспитания и обучения. Вып. 36. Спб., 1901. С. 22.
- Кольрауш Э., Вагнер Г. Подвижные игры / Пер. с нем. М.А. Михайловой. Спб., 1903. С. 214.
- Детские игры. Преимущественно русские. Е.А. Покровского. Изд.2-е, испр. и доп. М., 1895. С. 6.
- Антропология. / Введение к изучению человека и цивилизации. Эд.-В. Тэйлора / Пер. с англ. д-ра И. Ивина. Спб., 1908.
- Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981. С. 494.
- Карамзин Н.М. История государства российского: В 4 кн. Тома 1—111. Ростов-на Дону., 1989. С. 88, 90, 91.
- Записки А.П. Ермолова. 1798—1826 гг. /Сост. А.Ф. Федоров. М., 1991.С. 270.
- Донская хрестоматия для донских народных школ. Составлена под ред. Богаевского Л.В., Киримова А.А. и др. Новочеркасск, 1918. С. 67.
- Новоселова С.Л. Генетический метод в исследовании игры и её классификации //Этнопедагогические проблемы обучения и воспитания. Материалы Международной научно-практической конференции. Москва, 15—16 апреля 1999 г. М., 1999. С. 248.
- Брунер Дж. Психология познания. За пределами непосредственной информации /Пер. с англ. М., 1977. С. 380.
- Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М., 1997. С. 269.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности