 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №1 / 2003 / К проблеме личности писателя: Есенин и Маяковский |
Личность в контексте культуры
Стр. «32—45»
К проблеме личности писателя: Есенин и Маяковский
Проблема личности по отношению к литературе — проблема личности писателя, личности литературного героя — исследована недостаточно. Из каких факторов складывается личность писателя? Это — и особенности его творчества, и мировоззрение, и жизненная позиция, а также поступки, суждения, высказывания… Некоторые наблюдения над взаимоотношениями крупнейших русских поэтов ХХ века Сергея Есенина и Владимира Маяковского, их литературно-творческими связями, а также участием В. Маяковского в борьбе с пресловутой «есенинщиной» уточняют и корректируют наши представления о личности каждого из них.
Мы Маяковского и Есенина не променяем…
Имена двух поэтов давно привлекали внимание исследователей. Еще в 1922 г. имена С. Есенина и В. Маяковского были поставлены рядом в статье главного редактора журнала «Театральная Москва» Эм. Бескина «”Кофта” Маяковского и “скандалы” Есенина». Автор сумел разглядеть за атрибутами эпатажа обоих поэтов главное: «Мы Маяковского в “кофте” и без “кофты”, — заключает Эм. Бескин, — и Есенина со всеми его “скандалами” не променяем на всю сумму “хорошо сшитых фраков” зарубежных и отечественных “эстетов”, таких “корректных” и таких “солидных”» [1]. Б. Пастернак ставил в один ряд В. Маяковского и С. Есенина по принципу схожести их общеромантического мироощущения [2]. Однако в последующие десятилетия имена двух поэтов чаще всего противопоставлялись друг другу, и в основном не в пользу С. Есенина. Так, Е.И. Наумов в 1967 г. отмечал, что С. Есенин в «понимании эпохи» «отставал» от В. Маяковского и Д. Бедного. Чтобы «сгладить» это утверждение, исследователь оговаривается, что С. Есенин «не плелся сзади всех» — были поэты, «отставшие от эпохи» еще дальше С. Есенина: например, конструктивисты. В заключение следует вывод: «Да, он [Есенин. — Т.С.] отставал от эпохи, но и обгонял многих» [3]. Время показало, что С. Есенин не нуждается в подобных оправданиях.
Наименее разработанными остаются такие аспекты проблемы «Есенин и Маяковский», как творческие связи и литературно-художественные взаимовлияния двух поэтов, а также борьба В. Маяковского с «есенинщиной».
Два крупнейших советских поэта
Сергей Есенин и Владимир Маяковский — два крупнейших советских поэта, свидетели и участники одних событий, жившие и творившие в одно время. Известен интерес, с каким они относились к творчеству друг друга, но принадлежность к не только различным, но враждебным литературным группировкам наложила определенный отпечаток и на их взаимоотношения.
Что разделяло и взаимно отталкивало поэтов…
Исследователями уже было отмечено, что в мемуарно-критической литературе о С. Есенине и В. Маяковском 1920-х гг. бросается в глаза характерный признак: в центре внимания авторов не то, что сближало поэтов, а то, что их разделяло и взаимно отталкивало. Из сборника в сборник перекочевывали взаимно отрицательные оценки поэтами творчества друг друга, при этом особенно акцентировалось негативное отношение к В. Маяковскому С. Есенина. С одной стороны, об этом много писали мемуаристы из числа есенинского окружения. Так, И. Грузинов констатировал: «Отрицательное отношение к Маяковскому сохранилось у Есенина на всю жизнь» [4]. В. Мануйлов приводит рассуждение С. Есенина о поэзии В. Маяковского: «Про Маяковского что скажешь? Писать он умеет — это верно, но разве это поэзия? У него никакого порядку нет, вещи на вещи лезут. От стихов порядок в жизни быть должен, а у Маяковского все как после землетрясения, да и углы у всех вещей такие острые, что глазам больно» [5]. В. Эрлих вспоминает слова С. Есенина о существенной, на его, есенинский, взгляд, разнице между его поэзией и творчеством В. Маяковского: «Знаешь, почему я — поэт, а Маяковский так себе — непонятная профессия? У меня родина есть! У меня — Рязань! Я вышел оттуда и, какой ни на есть, а приду туда же! А у него — шиш! Вот он и бродит без дорог, и ткнуться ему некуда…» [6].
«Маяковского он не любил и рвал его книги…»
Отрицательное отношение С. Есенина к В. Маяковскому подчеркивали и литераторы из окружения последнего. В. Б. Шкловский, например, утверждал, о С. Есенине следующее: «Маяковского он не любил и рвал его книги, если находил в своем доме» [7]. «Странными» называет отношения В. Маяковского и С. Есенина В.С. Рождественский: «Их связывала тесная, никогда не утихающая неприязнь. Для Маяковского Есенин был несомненным “лирическим злом”. Он никогда не отделяя его от восторженной, не в меру чувствительной есенинской аудитории, полемизировал с ним и с ней, с иронией отзывался о есенинских поэтических приемах. Вспыльчивый и крайне обидчивый, Есенин никогда не мог ему этого простить» [8].
«Россия моя!» — кричал С. Есенин
«Возьми, пожалуйста! Ешь ее с хлебом!» — иронически отвечал В. Маяковский
Эти свидетельства лиц из есенинского окружения и близких к В. Маяковскому, в общем, недоумения не вызывают. Понятны и инвективы в адрес В. Маяковского В. Шершеневича и А. Мариенгофа — ясно, что в основном они вызваны остротой литературной борьбы тех лет. Но вот свидетельство пролетарского поэта Н.Полетаева: «Есенин уже не терпел соперников, даже признанных, даже больших. Как-то на банкете в Доме печати, кажется, в Новый год, выпивши, он все приставал к Маяковскому и чуть не плача кричал ему: «“Россия моя, ты понимаешь — моя, а ты... ты американец! Моя Россия!” На что сдержанный Маяковский, кажется, отвечал иронически: “Возьми, пожалуйста! Ешь ее с хлебом!”» [9]. И далее в тех же воспоминаниях: «Затем он [Есенин. — Т.С.], по обыкновению, стал говорить, что Россия, вся Россия — его, а не моя и не Казина, а тем более не Маяковского. Я «уступил ему Россию» [10].
В воспоминаниях Н. Полетаева С. Есенин показан капризным, самовлюблённым и тщеславным человеком, но не лучшим образом, только по-другому — поэтом без родины, без национальных «корней» — выглядит здесь В. Маяковский. И здесь необходимо сделать оговорку: даже при условии, что факты эти действительно имели место и переданы мемуаристами с максимальной достоверностью — делать на их основе какие бы то ни было выводы, по меньше мере, преждевременно, это было бы упрощением такой сложной и многогранной проблемы, как литературно-творческие связи.
«Диалог Есенина с Маяковским»
Выше шла речь о действительных, «имевших место» словах и поступках двух поэтов, переданных очевидцами. Но авторы некоторых работ предприняли и другую попытку: противопоставить В. Маяковского и С. Есенина на основании никогда не произносимых поэтами, но домысленных за них диалогов — взаимных оскорблений. Мы имеем в виду брошюру В. Покровского «Диалог Есенина с Маяковским». Автор (кстати, не знакомый лично ни с тем, ни с другим поэтом) заявляет на первых страницах: «Нисколько не сомневаюсь, что В.В. Маяковский (да и С.А. Есенин, если бы жил) найдет в книге такие мысли, которые откажется принять своими» [11].
Взаимные обвинения, нападки, издевательства…
Весь «Диалог...» В. Покровского — это нескончаемый ряд взаимных обвинений, нападок и издевательств двух поэтов. С. Есенин: «Нам тесно вдвоем в современной русской поэзии. Именно между нами двумя идет великий спор о первенстве. Вам стоит поперек горла успех моих стихов. Нет такой цены, какой бы вы не заплатили за то, чтобы развенчать их, меня и мою смерть» [12]. В. Маяковский: «Тайком от самих себя вы завидуете нам, но признаться в этом для вас все равно, что скончаться в собственных глазах. И вы вешаетесь на трубах парового отопления, думая, что компрометируете этим не себя, а все трубы в мире — эти символы мирового технического гения» [13].
«”Мы”, “вы”… Да существуют ли реально эти мы и вы?»
Интересны только последние реплики поэтов, так и не получившие продолжения в брошюре В. Покровского: «Есенин: «Мы», «вы»... Да существуют ли реально эти мы и вы? Нет ли в Маяковских кусочков Есениных...». Маяковский: «...а в Есениных кусочков Маяковских? Разумеется, разумеется, есть...» [14].
Оба поэта встречались довольно часто
Вспомним историю более чем десятилетнего общения С. Есенина и В. Маяковского. С. Есенин заочно узнал своего будущего оппонента еще в 1914 г., с опубликования стихотворений «Война объявлена» и «Мама и убитый немцами вечер». Впервые их имена появились рядом на страницах московского ежемесячного журнала «Млечный путь» в начале 1915 г.: стихи С. Есенина соседствовали с опубликованной там же положительной рецензией о творчестве В. Маяковского. Личное знакомство поэтов относится к концу 1915 — началу 1916 г. и произошло в Петрограде — об этом рассказали В. Каменский («Жизнь с Маяковским») и сам В. Маяковский в статье «Как делать стихи?». Оба поэта встречались довольно часто и в акмеистском кафе «Бродячая собака», где наряду с И. Северяниным, М. Кузминым, Н. Гумилевым, А. Ахматовой, Н. Клюевым, Г. Ивановым, Г. Адамовичем и другими читали свои стихи. Встречи их, сначала эпизодические, еще более участились и стали носить резко полемический характер в контексте вражды имажинизма и Лефа.
«Суд над имажинистами» и «Литературный суд над современной поэзией»
4 ноября 1920 г. в Большом зале консерватории состоялся литературный вечер «Суд над имажинистами» («литературный обвинитель» — В. Брюсов, «гражданский истец» — И. Аксенов). Имажинисты выступили с чтением своих произведений и в конце вечера были «оправданы» всеми двенадцатью «судьями». Через две недели, 17 ноября 1920 г., в Большой аудитории Политехнического музея имажинисты организовали ответный «Литературный суд над современной поэзией».
Полемический спор С. Есенина и В. Маяковского
Из архивных материалов позднее стало известно, что по крайней мере еще за год с лишним до этого В. Маяковский предполагал выступить в печати по вопросу об имажинизме. В бумагах редакции московской газеты «Искусство», относящихся к концу лета 1919 г., сохранился список намеченных к печати статей, среди которых значится: «В.В. Маяковский. Об имажинизме». Статья не была написана В. Маяковским, но свое отношение к имажинизму он изложил на вечере 17 ноября 1920 г., вошедшем в историю советской поэзии тем, что на нем в полемическом споре «схлестнулись» С. Есенин и В. Маяковский. Атмосферу вечера воссоздает один из мемуаристов. «Есенин: «...Сколько бы ни куражился Маяковский, близок час гибели его газетных стихов. Таков поэтический закон судьбы агитез!». «А каков закон судьбы Ваших “кобылез”?» — крикнул с места Маяковский. «Моя кобыла рязанская, русская. А у вас облако в штанах. Это что, русский образ? Это подражание не Хлебникову, не Уитмену, а западным модернистам...» [15].
В. Маяковский: «Из всех них останется лишь Есенин»
Необходимо отметить, однако, что В. Маяковский уже тогда выделял С. Есенина из числа имажинистов. В мае 1922 г., во время пребывания в Риге, в беседе с сотрудниками рижской газеты «День» он сказал, имея в виду имажинистов: «Из всех них останется лишь Есенин» [16].
С. Есенин прекрасно понимал силу таланта В. Маяковского
Со своей стороны, и С. Есенин понимал значение В. Маяковского и отделял его творчество от творчества других лефовцев. И. Старцев свидетельствует, что С. Есенин «...из левых своих современников почитал Маяковского: — Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнутся» [17]. И.Грузинов вспоминает чтение С. Есениным нравящихся ему стихов В. Маяковского: «Мне нравятся строки о глазах газет: «Ах, закройте, закройте глаза газет!». И он вспоминает отрывки из двух стихотворений Маяковского о войне: «Мама и убитый немцами вечер» и «Война объявлена». Читает несколько строк с особой, свойственной ему нежностью и грустью» [18]. Р.Ивнев в написанной значительно позднее книге литературных воспоминаний «У подножия Мтацминды» об отношении С. Есенина к В. Маяковскому этого времени рассказывает так: «...С Есениным я не раз говорил о Маяковском и должен сказать, что Есенин прекрасно понимал силу таланта Маяковского» [19].
«Гостиница для путешествующих в прекрасном»: выпады в адрес В. Маяковского
Нельзя не учитывать и того совершенно очевидного обстоятельства, что сближению двух поэтов препятствовало их окружение, причем особенно активную роль играли имажинисты. Каждый из четырех номеров их журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном» содержит резкие выпады в адрес В. Маяковского и лефовцев, «ушибленных манией всемирного масштаба» [20].
Элегические встречи: без малейших раздоров
Отношения двух поэтов всегда были неровными, но к 1924 г., ко времени окончательного разрыва С. Есенина с имажинистами, они во многом изменились к лучшему. В. Маяковский вспоминал о них так: «В эту пору я встречался с Есениным несколько раз, встречи были элегические, без малейших раздоров» [21]. «О встречах с ним [Есениным. — Т.С.] рассказывал потом Владимир Маяковский, чуть улыбаясь, дружелюбно и заинтересованно», — свидетельствует В. Шкловский [22]. В написанном в 1956—1957 гг. автобиографическом очерке «Люди и положения» Б. Пастернак вспоминает: «Есенин в пору недовольства имажинизмом просил меня помирить и свести его с Маяковским, полагая, что я наиболее подхожу для этой цели» [23].
Стремление поэтов к взаимодействию
В 1924 г. (точная дата не установлена, весной или летом) В. Маяковский вел переговоры с С. Есениным о возможном участии последнего в Лефе. Этот замысел тогда не реализовался, но важно подчеркнуть, что такое намерение у В. Маяковского было, да и С. Есенин соглашался участвовать в журнале совместно с В. Маяковским.
Вновь перемена в отношениях: «Ну Есенин… Балалаечник!»
К концу лета 1924 г. отношения поэтов вновь обострились. Видимо, этой переменой отчасти объясняется и факт несостоявшегося их сотрудничества. Поэты теперь постоянно обмениваются взаимными инвективами. В стихотворении «Юбилейное» (1924) в своем воображаемом разговоре с Пушкиным Маяковский уничижительно отзывается о Есенине и крестьянских поэтах: «Ну Есенин, мужиковствующих свора. Смех! Коровою в перчатках лаечных. Раз послушаешь... но это ведь из хора! Балалаечник!» [24]1.
С. Есенина, конечно, стихотворение В. Маяковского задело тем более глубоко, что в нем автор таким образом «представил» его А.С. Пушкину — перед которым С. Есенин благоговел, на которого так по-детски хотел быть хоть немного похожим даже в жизни (вспомним его нелепый для 1920-х гг. «пушкинский» наряд: крылатку и цилиндр, и слова самого Есенина по поводу такого костюма: «Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим...»).
С. Есенин «Пушкину»: «А я стою как пред причастьем…»
Заметим, что в стихотворении самого С. Есенина «Пушкину», написанном в это же время и по тому же поводу — к 125-летию со дня рождения великого русского поэта, нет этого уничижительного отношения к российской поэзии вообще («чересчур страна моя поэтами нища!»), нет стремления «расправиться» с поэтами-современниками. Стихотворение «Пушкину» — очень личное, пронизано благоговейным отношением к гению русской поэзии: «А я стою, как пред причастьем...» [26].
Небезразличие В. Маяковского к С. Есенину: «Шумит, как Есенин в участке…»
К имени С. Есенина В. Маяковский обращается в стихотворении «Тамара и Демон» (1924), давая горному бушующему Тереку образную характеристику: «Шумит, как Есенин в участке» [27]. Примечательно, что к имени поэта-соперника В. Маяковский обратился не сразу. В черновиках произведения записан первоначальный вариант этих строк: «Бушует, как пьяный в участке» [28], видимо, затем показавшийся автору маловыразительным, обезличенным.
«Как делают стихи?» В. Маяковский
Одинаково ответственно относясь к поэтическому труду, С. Есенин и В. Маяковский все же по-разному представляли задачи поэтического творчества. Так, оговорившись, что нарочно заостряет, упрощает и «карикатурит» мысль, В. Маяковский определяет поэзию не иначе как ремесло, фантазируя при этом: «С моей точки зрения, лучшим поэтическим произведением будет то, которое написано по социальному заказу Коминтерна, имеющее целевую установку на победу пролетариата, переданное новыми словами, <...> сработанное на столе, оборудованном по НОТу, и доставленное в редакцию на аэроплане» [29]. «Поэзия — производство. Труднейшее, сложнейшее, но производство», — утверждает он в статье «Как делать стихи?» [30], наглядно раскрывая в ней секреты поэтического ремесла. А о том, насколько точно В. Маяковским показан этот процесс, свидетельствуют записные книжки поэта. В.А. Арутчева, исследовав их, обращает внимание на то, что «каждое положение статьи наглядно подтверждено на их страницах» [31]. «Я по существу мастеровой, братцы», — говорит он о себе в «Послании пролетарским поэтам» [32]. Отсюда и самое высокое в устах В. Маяковского признание значения творчества С. Есенина в стихотворении, посвященном поэту: «У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье» [33].
«Как делают стихи?» С. Есенин
Конечно, С. Есенин не мог принять однозначного утверждения В. Маяковского:
Чье сердце
октябрьскими бурями вымыто,
тому ни закат,
ни моря революлицые,
тому ничего,
ни красот,
ни климатов,
не надо —
кроме тебя,
Революция!
Если В. Маяковский провозгласил свое сразу ставшее хрестоматийно знаменитым:
Я всю свою
звонкую
силу поэта
тебе отдаю,
атакующий класс [34], —
то С. Есенин — для себя — утверждал противоположное:
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам [35].
Если С. Есенин печалился о жертвах революции:
Октябрь! Октябрь!
Мне страшно жаль
Те красные цветы, что пали [36], —
В. Маяковский, обращаясь к той же символике — красные цветы, — исповедовал бодро-оптимистический взгляд на будущее:
Пройдут
года
сегодняшних тягот,
летом Коммуны
согреет лета,
и счастье
сластью
огромных ягод
созреет
на красных
октябрьских цветах.
Индустриальные пейзажи В. Маяковского и других «стальных соловьев» резко контрастировали с лирикой природы, создаваемой крестьянскими поэтами, с их дотошным вниманием к мелочам, подробностям и деталям, тонкой психологической достоверностью изображаемого. «Трудно понимают меня бетонные и турбинные, вязнут они в моей соломе, угарно им от моих избяных, кашных и коврижных миров», — писал Н.А. Клюев С.М. Городецкому в 1920 г. [37].
Слова «массы», «коллектив» — ненавистные штампы «марксова пленительного учения»
Новокрестьянские поэты никогда не славословили, подобно пролеткультовцам и лефовцам, «марксово пленительное учение», открывшееся «спасительным маяком» (стихотворение Вл.Т. Кириллова «Карлу Марксу»). Для новокрестьянских поэтов слова «массы», «коллектив» являлись ненавистными штампами, словесными клише. «Золотая пролеткультовская рота, — жестко отзывается о «собратьях» по перу Н.А. Клюев в письме С. Есенину 28 января 1922 г., — кормится на подножному корму, на густо унавоженных ассигнациями советских лугах» [38]. Отвергая плакатную монументальность, лексические штампы пролеткультовцев и лефовцев, С. Есенин в «Стансах» яростно отстаивал право творческой свободы поэта:
Я вам не кенар! Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам [39].
Два противоположных мироощущения
В то время, когда пролетарские поэты и лефовцы отринули все «старое»:
Мы — разносчики новой веры,
Красоте задающей железный тон.
Чтоб природами хилыми не сквернили скверы,
В небеса шарахаем железобетон [40];
Старая Русь повешена,
И мы ее палачи... [41], —
крестьянские поэты, видевшие главную причину зла в отрыве от природных корней, от народного мировосприятия, находящего отражение в быту, самом укладе крестьянской жизни, фольклоре, народных традициях, национальной культуре:
На святыни пролетарские
Гнезда вить слетелись филины;
Орды книжные, татарские,
Шестернею не осилены <…>
Ваша кровь водой разбавлена
Из источника бумажного,
И змея не обезглавлена
Песней витязя отважного [42], —
встали на защиту этого «старого».
Если пролеткультовцы декларировали в стихотворении «Мы»:
Мы все возьмем, мы все познаем.
Пронижем глубину до дна... [43],
крестьянские поэты, полемизируя с ними, утверждали противоположное:
Все познать, ничего не взять
Пришел в этот мир поэт [44].
«Разносчики новой веры», отстаивая коллективное, отрицали все индивидуально-человеческое, все то, что делает личность неповторимой, высмеивали такие категории, как душа, сердце и т.д. — т.е. все то, без чего невозможно представить творчество С. Есенина.
Высокая духовность есенинской поэзии
Есенинская поэзия — одно из самых высоких в русской литературе проявлений духовности. «Я сердцем никогда не лгу», — говорил о себе поэт [45]. Его строки
...Наверно, навеки имею
Нежность грустную русской души [46]
можно поставить эпиграфом ко всему есенинскому творчеству. С этими категориями тесно связан постоянный есенинский мотив уходящей молодости:
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком...[47].
Или —
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой [48].
Все то, о чем писал поэт, ему родное и близкое, пропущено через его сердце. Потому так и важно для него, чтобы сердце не стало холодным и равнодушным:
Но и все ж за эту прыть,
Чтобы сердцем не остыть... [49].
Душой не гаснущий поэт…
Если человек, пусть в самом малом, не следует искренним, естественным побуждениям души, она остывает, гаснет:
Вот отчего я чуть-чуть не заплакал
И, улыбаясь, душой погас… [50].
По мысли поэта, трагично, если душа, т.е. способность сопереживать, сочувствовать, оказывается лишь временным состоянием, как любовь, молодость. В стихотворении «Прощание с Мариенгофом» он признавался:
Мне страшно — ведь душа проходит,
Как молодость и как любовь [51]
«Молю Бога не умереть душой»
Молю Бога не умереть душой», — читаем в одном из есенинских писем [52]. Примечательно, что ту же мысль еще ранее высказывает есенинский Е. Пугачев, прибегая, на первый взгляд, к неожиданной метафоре: «Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?...» [53]. Эти слова Е. Пугачева из его монолога — заключительные. С. Есенин вкладывал в них особый смысл, акцентируя на них внимание читателя.
Свое понимание содержания нравственных категорий душа и сердце поэт передает посредством таких близких ему понятий, как поле, яблоня:
И душа моя — поле безбрежное —
Дышит запахом меда и роз [54];
Хорошо под осеннюю свежесть
Душу-яблоню ветром стряхать [55].
Можно без преувеличения сказать, что произведения С. Есенина написаны сердцем поэта, кровью его чувств. Душа — необходимая спутница поэта, его совесть и советчица:
Стой, душа, мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.
Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине [56].
Поэт и власть: Сергей Есенин
Различным образом складывались уже с первых послереволюционных лет отношения С. Есенина и В. Маяковского с органами власти. «Я уже собирался к 25 окт<ября> выехать, — рассказывает С. Есенин в письме Р.В. Иванову-Разумнику от 4 декабря 1920 г., — и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило и мне долго пришлось выветриваться» (курсив наш. — Т.С.) [57]. Это — одно из первых впечатлений С. Есенина от пребывания в ЧК. К концу его недолгой жизни он будет пять раз на различные сроки задержан чекистами и «препровожден» во внутреннюю тюрьму московской чрезвычайки.
Поэт и власть: Владимир Маяковский
Совсем по-другому складывались отношения с этим учреждением В. Маяковского, о чем подробно рассказал П. Лавут в своих впервые опубликованных в 1940 г. путевых очерках «Маяковский едет по Союзу». Вот только два примера. Во время южных гастролей поэта 6 июля 1926 г. было сорвано его выступление в клубе моряков. Наутро В. Маяковский, отложив намеченный ранее отъезд в Симферополь, отправился в райком партии, где изложил суть дела, настаивая на привлечении виновных в срыве вечера к ответственности. Райком согласился с ним. Но поэт на этом не успокоился. Предоставим слово П. Лавуту: «Спустя несколько часов мы ехали на вокзал. Проезжая мимо ГПУ, он (Маяковский. — Т.С.) спрыгнул с пролетки. Вернувшись, он с удовлетворением сказал: «Доказал, что это не мое личное дело, а факт общественного значения. И они тоже согласились». Настроение его сразу поднялось. Всю дорогу он был весел» [58]. В. Маяковский, как свидетельствует П. Лавут, вообще частенько прибегал к помощи ГПУ, даже когда встречал на своем пути препятствия чисто бытового характера. Так, во время гастролей поэта в Самаре шофер присланного из гостиницы на вокзал автомобиля отказался тотчас же везти В. Маяковского и его спутника: мол, двух пассажиров недостаточно — он должен ждать следующего поезда. «Это так возмутило Маяковского, — рассказывает П. Лавут, — что он направился в ГПУ. Через десять минут он вернулся с представителем ГПУ, и тот велел шоферу подчиниться». А дальше — самое неожиданное: «Машина собиралась тронуться. Но тут Маяковский выгрузил чемоданы и заявил: «Нет, теперь принципиально едем на извозчике» [59].
Взаимные инвективы
Взаимные инвективы двух поэтов прослеживаются и в их очерковом творчестве. Если в «Железном Миргороде» (1923) С. Есенин восклицает: «Мать честная! До чего бездарны поэмы Маяковского об Америке!» [60], то в очерке «Рожденные столицы» (1928) В. Маяковский, в свою очередь, критически отзывается о есенинских «Персидских мотивах»: «восточные сладости...» [61].
Между тем, когда В. Маяковский в статье «Как делать стихи?» отмечает, что он «с удовольствием смотрел на эволюцию Есенина: от имажинизма к ВАППу» [62], несмотря на явное преувеличение масштабов этой «эволюции», автор в основном верно уловил то, что в то время С. Есенин с интересом и даже с несколько ревнивым чувством относился к поэтам, которые нашли свой путь во Времени:
Я тем завидую,
Кто жизнь провел в бою,
Кто защищал великую идею... [63].
«Наблюдательный и чуткий Есенин глаз не спускал с Маяковского…»
Обостренное чувство интереса, с каким С. Есенин относился к В. Маяковскому, подмечает в своих воспоминаниях «Маяковский и Есенин» Н.Вержбицкий. «У Есенина, — свидетельствует он, — все время чувствовалось скрытое, но напряженное желание что-то разгадать в словах и в поведении Маяковского, уловить его тайные мысли по отдельным фразам, по мимолетным движениям. Это было видно по тому, как наблюдательный и чуткий Есенин глаз не спускал с Маяковского. Он приглядывался к нему так пытливо, словно только что познакомился» [64].
В. Маяковский о С. Есенине: «Чертовски талантлив!»
В этом плане интересно и свидетельство М. Ройзмана о том, что «в беседах да и на заседании «Ордена» Сергей говорил: хорошо бы иметь такую «политическую хватку», какая у Маяковского» [65]. Но еще более любопытно свидетельство того же мемуариста, уже относящееся к В. Маяковскому. М. Ройзман вспоминает, как однажды, придя на прием к редактору «Нового мира», «сидел в приемной и слышал, как в секретариате Маяковский громко хвалил стихи Есенина, а в заключение сказал: «Смотрите, Есенину ни слова о том, что я говорил» [66]. Неизменно высокую оценку В. Маяковским творчества С. Есенина — «чертовски талантлив!» — подтверждает и Н.Асеев [67].
Поэтические уроки В. Маяковского и С. Есенина
Поэты усвоили многое из поэтической практики друг друга. К закрепленному поэтическим опытом В. Маяковского акцентному разноударнику С. Есенин обращается в поэмах «Марфа Посадница», «Товарищ», «Инония», «Страна негодяев». В это же время С. Есенин нередко обращается к эффектным приемам звукописи, приемам гиперболизации, характерным для творчества В. Маяковского. Если ранее С. Есенин отзывался о составных рифмах своего соперника, что среди них «нет ни одной с русским лицом» [68], то впоследствии он сам увидел в их использовании средство расширения поэтических возможностей, неоднократно обращаясь к ним («Анна Снегина» и др.). Именно под влиянием В. Маяковского С. Есенин займется образованием отглагольных неологизмов от личных имен — гучковеет, отколчакивай, чемберленится и т.д. («Песнь о великом походе» и др.). То, что «стихотворные искания Есенина этих лет порой соприкасались и пересекались с экспериментами Маяковского», убедительно доказала Л.Л.Бельская, приведя в качестве примеров рифмы обоих поэтов, а также есенинские суждения о принципах рифмовки, совпадающие с размышлениями В. Маяковского о рифмах и их смысловом наполнении в статье «Как делать стихи?» [69].
(Продолжение следует)
- Нельзя не заметить, что у В. Маяковского к крестьянскому окружению С. Есенина не менее, а быть может, и более враждебное отношение, чем к имажинистам. Н.Асеев передает диалог двух поэтов, относящийся примерно к тому же времени: «Маяковский убеждал Есенина:
— Бросьте вы ваших Орешиных и Клычковых! Что вы эту глину на ногах тащите?
— Я глину, а вы — чугун и железо! Из глины человек создан, а из чугуна что?
— А из чугуна памятники!» [25].
Характерно в этом плане, что в «Юбилейном» В. Маяковский делает резкий полемический выпад не против С. Есенина и имажинистов, а против С. Есенина и крестьянских поэтов.
- Бескин Эм. «Кофта» Маяковского и «скандалы» Есенина //Театральная Москва. 1922. № 43. С. 9.
- Пастернак Борис. Охранная грамота //Воздушные пути. М., 1983. С. 272.
- Наумов Е.И. Некоторые вопросы изучения творчества Есенина //Есенин и русская поэзия. Л., 1967. С. 60.
- Грузинов И. С. Есенин разговаривает о литературе и искусстве. М., 1927. С. 9.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 2. С. 174.
- Там же. С. 321.
- Шкловский В. Б. Собр. соч.: В 3 тт. М., 1974. Т.3. С. 114.
- Рождественский В.С. Сергей Есенин. Из книги «Повесть моей жизни» //Звезда. 1946. № 1. С. 112.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 1. С. 299.
- Там же. С. 300.
- Покровский В. Диалог Есенина с Маяковским. Л., 1928. С. 3.
- Там же. С. 9.
- Там же. С. 15.
- Там же. С. 16.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 1. С. 391.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 13. С. 217.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 1. С. 411.
- Там же. С. 369.
- Ивнев Р. У подножия Мтацминды. М., 1973. С. 40.
- Шершеневич В. Великолепная ошибка //Гостиница для путешествующих в прекрасном. 1923. № 2.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 12. С. 95.
- Шкловский В. Б. И сегодня сегодняшний //В мире Есенина. М., 1986. С. 632.
- Пастернак Б. Люди и положения //Воздушные пути. М. 1983. С. 457.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 6. С. 52—63.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 2. С. 314.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 1. С. 203.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 6. С. 74.
- Там же. Т. 6. С. 435.
- Там же. Т. 12. С. 89.
- Там же. Т. 12. С. 116.
- Арутчева В. А. Записные книжки Маяковского //Литературное наследство. Т.65. Новое о Маяковском. М., 1958. С. 328.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 7. С. 153.
- Там же. Т. 7. С. 103.
- Там же. Т. 6. С. 249.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 2. С. 97.
- Там же. Т. 4. С. 207.
- Цит. по: Неизвестное письмо Н.А.Клюева к Есенину /Вступ.ст., прим. и публ. К.Азадовского //Вопросы литературы. 1988. № 2. С. 274.
- Там же. С. 277.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 2. С. 135.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 2. С. 30.
- Цит. по: Пролетарские поэты первых лет советской эпохи. Л., 1959. С. 118.
- Клюев Н. Песнослов: В 2 тт. [Мюнхен], 1969. Т. 1. С. 484.
- Герасимов М. Железное цветенье. Книга первая. М.-Пг., 1923. С. 86.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 2. С. 80.
- Там же. Т. 1. С. 191.
- Там же. Т. 1. С. 205.
- Там же. Т. 1. С. 163.
- Там же. Т. 1. С. 191.
- Там же. Т. 1. С. 225.
- Там же. Т. 1. С. 288.
- Там же. Т. 4. С. 185.
- Там же. Т. 6. С. 150.
- Там же. Т. 3. С. 51.
- Там же. Т. 1. С. 215.
- Там же. Т. 1. С. 144.
- Там же. Т. 1. С. 215.
- Там же. Т. 6. С. 117.
- Лавут П. Маяковский едет по Союзу: Путевой дневник 1926—1930 //Знамя. 1940. № 4—5. С. 199.
- Там же. С. 218—219.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 5. С. 163.
- Маяковский В. В. ПСС: В 13 тт. М., 1956. Т. 9. С. 431.
- Там же. Т. 12. С. 95.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 2. С. 105.
- Вержбицкий Н.К. Маяковский и Есенин. 1969 г. РГАЛИ, ф. 2560, оп3, ед.хр. 32, л. 4.
- Есенин в воспоминаниях современников: В 2 тт. М., 1986. Т. 1. С. 390.
- Там же.
- Там же. Т. 2. С. 314.
- Есенин С. ПСС: В 7 тт. М., 1995—2001. Т. 6. С. 109.
- Бельская Л.Л. Песенное слово: Поэтическое мастерство Сергея Есенина. М., 1990. С. 69.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности