 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2004 / Пожизненно заключенные: мотивация к жизни (продолжение) |
Личность в экстремальных условиях
Стр. «128—145»
Пожизненно заключенные: мотивация к жизни1
«… Были в то время без Христа отчуждены от общества…»
Послание Апостола Павла к Ефесянам [2:12]
VII. Измененное сознание, рожденное преступлением и наказанием
Параметры индивидуального сознания
Индивидуальное сознание человека в контексте нашего обсуждения этой проблемы – это прежде всего отношение человека к миру знаемому, мифологическому и предполагаемому миру; это некое обобщенное знание о целостном мире, включающее со-знание себя в мире и представления о «смысле жизни». Сознание человека сопряжено с чувствами: чувство долга (долженствование), чувство вины и ответственности. Безусловно, сознание имеет полифонические, диалогические и индивидуальные параметры своего существования. Для отдельного человека это уникальные аффективно-смысловые образования.
Уникальные аффективно-смысловые образования каждого человека как общественного существа отличают две составляющие: первая – заимствованная общечеловеческая; вторая – индивидуальная. Обе составляющие уникальны, они присваивались и формировались в зависимости от генотипических особенностей самого человека, от условий, в которых он произрастал и формировался, от внутренней позиции, которая складывалась у него под влиянием многих составляющих.
Злые страсти человеческие
У лиц, преступивших заповеди и закон, разные причины, толкнувшие их к преступлению. Не мудрствуя лукаво, можно обратиться к названным тысячелетия тому назад злым страстям человеческим, побуждающим к преступлению. Речь идет о восьми страстях: 1 – чревоугодие; 2 – блуд; 3 – сребролюбие; 4 – гнев; 5 – печаль; 6 – уныние; 7 – тщеславие; 8 – гордость2 [2].
Все названные злые страсти вошли в общественное самосознание человечества как заветы, предупреждения, табу, законы и моральные правила. Каждый человек, развиваясь и бытуя в конкретных социальных условиях, слышал, знал, как-то относился к социальным нормам, присущим обществу.
Преступник – человек с обостренным чувством личности
Каждый преступник, сколь жестко бы мы ни оценивали его преступления как асоциальные, является существом общественным, человеком с обостренным чувством личности.
Совершённое преступление так или иначе изменяет сознание преступника, как изменяет сознание человека любое его деяние – плохое или хорошее, низкое или высокое, угодное или неугодное Богу.
Существующая в обществе система отчуждения от общества и наказания в свою очередь так или иначе изменяет сознание понесшего наказание.
Условия, отчуждающие человека от общества и от самого себя
Условия отчуждения от общества и наказания в российской системе: 1 – строгий режим; 2 – бедность предметного мира и изоляция; 3 – сенсорная депривация; 4 – скученность на малом пространстве; 5 – специфические уставные формы общения администрации и охраны с заключенными. Эти условия, как и само преступление, депривируют человека и влияют на его сознание [3].
В предлагаемых условиях наказания пожизненно осужденные вынужденно живут в особых состояниях психики, которые можно назвать известным сегодня понятием – состоянием escape. Экскапизм, – желание «бежать» от реальной невыносимой ситуации, – происходит по внешним и внутренним причинам. Человек, помещенный в тяжелые условия существования в камере совместно с другими постоянными сокамерниками, или существующий в абсолютной изоляции, этот человек не выдерживает предлагаемых условий. Он вольно или невольно стремится подменить их другими условиями. В его ситуации это весьма своеобразный способ выхода в иные миры.
Игра духа
В своей классической работе «Homo Ludens» («Человек играющий» Й. Хёйзинга задается сакраментальным культурологическим и психологическим вопросом: «Правомерно ли будет эту врожденную и совершенно неотъемлемую склонность духа – создавать для себя вымышленный мир живых существ – называть игрой духа?» [4]. Этот вопрос был задан в начале ХХ столетия. Сегодня, в начале ХХI столетия, мы можем подтвердить правомерность самого вопроса и неотъемлемую склонность духа создавать для себя вымышленный мир.
Выход в иные, вымышленные, миры – естественные для психической жизни человека способы жизни в особых ее обстоятельствах.
Сегодня мы обсуждаем особенность эскапизма в свой внутренний мир людей с измененным сознанием, рожденным преступлением и наказанием. В этом отношении мы солидаризируемся с К.-Г. Стридбеком, который считал, что наказанием за пороки служит сама приверженность людей к этим порокам. Зависимость от негативных страстей приводит человека к духовному рабству. Это делает человека несчастным уже при жизни [5]. Несчастье, лишение счастья, радости жизни приводит человека к спасению через склонность духа создавать для себя вымышленный, иной мир и искать там душевного отдохновения.
Иные миры, возможные в условиях заключения: видения, сны, аутизм. Эти состояния могут перемежаться и перетекать друг в друга. Обратимся к обсуждению типичных для пожизненно осужденных состояний.
1 – Видения
«От этого видения внутренности мои повернулись во мне»
Книга Пророка Даниила [10:16]
«В видении ошибаются, в суждении спотыкаются»
Книга Пророка Исаии [28:7]
Видения – непроизвольно возникающие образы желаемого
Видения – то, что представляется воображению в грезах, во сне и др.; то, что может привидеться. О’Генри оставил нам неоконченный рассказ под названием «Видение» [6].
Рассказ начинается так:
«Мюррей грезил.
И ученый и психолог идут всегда ощупью, по наитию, когда пытаются объяснить нам странные и необычные переживания нашей души, блуждающей в области СНА, брата-близнеца СМЕРТИ. Этот рассказ не является попыткой осветить этот вопрос; он – не более чем запись видения Мюррея. Одной из наиболее загадочных черт такого необычного полусна является то, что грезы, которые казалось бы охватывают собой большой период времени – месяцы, а то и годы проносятся у нас в мозгу за несколько секунд…»
Видения перед казнью
Смерть на полуслове оборвала повествование. Однако перед тем как написать этот рассказ, О’Генри кратко набросал черновой сюжет: «Мюррей, обвиненный и признанный виновным в убийстве своей возлюбленной на почве ревности, сперва спокойно принимает свое смертное наказание и внешне остается безразличным к своей судьбе. Но, когда он шел по коридору, с каждым шагом все ближе и ближе приближаясь к месту исполнения приговора, новые чувства захлестнули его с головой. Он почувствовал себя ошеломленным, изумленным, оглушенным. Вся картина места казни: электростул, свидетели, зрители, все сопутствующие приготовления – все это стало нереальным для него. Мысль промелькнула у него в голове о совершаемой ужасной ошибке. Почему он привязан ремнями к стулу? Что он сделал? Какое преступление он совершил? Пока его привязывали к стулу, в эти краткие мгновения Мюррей был как бы в полусне и грезил: он видел маленький сельский домик, залитый ярким солнечным светом и утопающий в море цветов, а рядом с домиком женщину и маленького ребенка. Он заговаривает с ними и узнает, что женщина – его жена, ребенок – их сын, а домик – дом его семьи. (Выделено нами. – В.М.). Следовательно, это ошибка. Кто-то непоправимо, ужасно грубо ошибся. Обвинение, суд, признание его виновным, приговор к высшей мере наказания – все это сон. Он берет жену за руку и целует ребенка. Да, вот оно счастье! Мечта! Затем – по знаку начальника тюрьмы – включили рубильник, открывая дорогу смертельному потоку электричества…
Мюррей ошибся. Видение обмануло его».
То, что попытался выразить О’Генри – не случайный образ воображения талантливого писателя. Не провидческое предзнание. Очевидно, он узнал что-то из реалий нашей столь по страшному многообразной жизни.
Видения нашего современника, пожизненно осужденного
До чтения этого первого на русском языке перевода рассказа О’Генри я получила письмо-исповедь одного из пожизненно осужденных. Он писал:«…В моем деле все правильно, ошибки нет никакой, я виноват на все 10000000…%». И дальше он пишет о том, что со дня совершенного преступления он продолжает «жить там, в аутизме, в мире своем! У нас крепкая семья с Юлей и очень счастливая. Я хожу на работу, мы вместе отдыхаем, а в это 1 сентября повели Ванечку в школу… Первый раз в первый класс. А сколько до этого мгновения было событий за эти прошедшие шесть лет… не передать словами. Это надо только пережить…
Вот в этом и беда для меня… Я продолжаю, несмотря ни на что, жить счастливо со своей семьей… Понимаете – СЧАСТЛИВО! Хотя я плачу, пишу эти строки и плачу» [7].
Позже, когда он прочитал «Видение», он оценил О’Генри как правдивого реалиста: «Я сам такой, как Мюррей, поэтому остро чувствую его состояния… А как поразительно совпадают строчки О’Генри с Вашими, Валерия Сергеевна, словами, сказанными мне Вами на последней встрече: подсознание человека стремится всякими правдами и неправдами освободить сознание от всего плохого. Как же мне понятны видения Мюррея о жене, о сыне и о доме!!! Убить свою возлюбленную, а потом грезить о ней и видеть ее счастливую в своих снах?! Радоваться переполнившей сердце нежности к своему ребенку?! И все равно мечтать о доме?! Наверно, нас с Мюрреем поймет только другой отчужденный…».
Видения на миг облегчают душу
Видения на миг облегчают душу страждущему, страдающему преступнику, облекшему себя тьмою, тьмою горькой и лукавой.
За видениями могут стоять реалии тех процессов психики, которые могут привести к глубокому расстройству сознания. За видениями могут стоять самые разные телесные состояния, которые обрекают дух на неожиданные метаморфозы.
Чувство объективности в видении
Хорошо рефлексирующий на себя психолог Карл Густав Юнг так описал свое видение. В 1944 году он сломал ногу, после чего с ним случился инфаркт. Когда он лежал в бреду, у него появились видения [8]. Он описал свой опыт «как блаженное ощущение собственного состояния, когда настоящее, прошлое и будущее (выделено нами. – В.М.) сливаются воедино. Все, что происходит во времени, все, что длится, явилось вдруг как нечто целое. Не было больше течения времени, и вообще ничего нельзя было измерить во временных понятиях. Если бы я и сумел описать этот опыт, то лишь как состояние – состояние, которое можно ощущать, но вообразить невозможно. Разве можно вообразить, что я существую одновременно вчера, сегодня и завтра?.. Я ощущал лишь некую сумму времен, радужную оболочку, в которой было сразу и ожидание начала, и удивление от того, что происходит, и удовлетворение или разочарование исходом. Я сам был неотделим от всей этой целостности и все же наблюдал это совершенно объективно.
Подобное чувство объективности мне довелось испытать еще один раз. Это произошло после смерти жены. Она приснилась мне, и этот сон был как видение. Жена стояла вдалеке и пристально на меня смотрела. Ей было лет тридцать – лучший ее возраст, на ней было платье, которое много лет назад сшила для нее моя кузина-медиум. Пожалуй, это было самое красивое платье из всех, какие она когда-либо носила. Ее лицо не выражало ни веселья, ни печали, она все знала и все понимала…» [9].
«Пренебрегая реальностью…»
П.Я.Гальперин в своих лекциях по психологии, читавшихся в МГУ, говорил о том, что грезы «это картина, которую мы себе создаем, совершенно пренебрегая ее реальностью, исполнимостью, иногда даже сознательно этим пренебрегаем». Он описывает два случая из своей практики. «… У меня был пациент, который, занимая ответственный пост, очень уставал. И он рассказывал, как отдыхал: запирал дверь кабинета, закрывал глаза и представлял себе невысокий берег реки под ярким солнцем, покрытый виноградом. Он ходит по этому винограднику и пробует разные сорта винограда. Так продолжалось 15–20 минут. Затем грезы заканчивались, и он возвращался к суровой действительности.
Был у меня еще один интересный человек, который попал в клинику как раз по поводу грезерства, которое сначала было невинным, а потом выросло в нечто навязчивое. Это тоже был человек, перегруженный тяжелой и ответственной работой. Он находил для себя отдушину в том, что выдумывал идеальные ситуации… Отдыхая, он тоже закрывал кабинет и грезил этим… Во время своих фантазий он настолько был поглощен этой воображаемой деятельностью, что забывал обо всем и обо всех. Со временем это стало непроизвольным, человек уже не мог «отключиться» [10].
В грезах «мы как бы душевно отдыхаем»
П.Я. Гальперин, не занимаясь специально видениями и грезами, тем не менее счел для себя правильным рассматривать грезы в контексте особых видов воображения. Грезы для него – пассивный вид воображения. Он отмечает, что в грезах – «мы как бы душевно отдыхаем».
Для конкретного человека, имеющего потребность к побегу от реальной действительности, не так важно знать точно, как лучше называть эти состояния: видения, грезы, фантазии или непроизвольное воображение. Субъективно для него значимо душевное отдохновение, присутствие в желаемой ситуации грезы, побег от ужасающей его действительности.
Видения отчуждают человека от самого себя
«Блаженное ощущение собственного состояния» может, однако, перемежаться с полной отрешенностью человека от себя, с устрашающе фантастическим содержанием переживаний, которые уже диагностируют видоизменение и перевоплощение «Я» человека.
Я наблюдала тяжелые гнетущие состояния и слушала рассказы пожизненно осужденных, в которых переплелись их реальные преступления и те ужасные видения, которых не было в их жизни на воле.
Трудно, очень трудно, подчас невозможно, провести ту грань, которая разделила бы органическую патологию и отклонения, связанные с непереносимостью тяжести условий настоящего существования и ужасом от содеянного.
Видения – предтечи возможного расстройства сознания
То, что происходит с пожизненно осужденными даже тогда, когда уже далеко позади отмененный смертный приговор, – это расстройство сознания, описанное в медицине сновидное расстройство сознания.
Психиатрия указывает на онейроидное (сновидное) помрачение сознания – отрешенность от действительности, фантастическое содержание переживаний. Переживания при онейроиде развертываются как сюжеты, реально невозможные для человека их испытывающего. Особый трагизм переживаний этих несчастных состоит в том, что это вынужденное онейроидное расстройство сознания (обусловленное внешними обстоятельствами и внутренней позицией). Это так называемый позитивный психопатологический синдром. Позитивность состоит в том, что этот синдром принципиально обратим. Массивные психические нарушения помрачения сознания могут быть сняты сами собой, могут быть устранены с помощью изменения условий жизни заключенного и перестройки его внутренней позиции.
«В качестве наказания: помрачение сознания?»
Сознавать то, что место заключения производит столь глубокое расстройство психики, значит понимать необходимость доложить об этом обществу.
Чего мы хотим для человека, наказанного обществом изоляцией?
Мы планируем в качестве наказания помрачение сознания?
2 – Сны и аутизм
«…Мне снился сон, и нет никого, кто бы истолковал его»
Бытие [41:15]
«Ах, Ваня, Ваня! Что за сны бывают!..»
Мей, Царская невеста
Сон в норме: физиологическое состояние расслабления и покоя, которое может сопровождаться сновидениями. Сновидения (сны) – образы, возникающие во время сна3.
Аутизм – глубокое погружение в мир личных переживаний и грез с ослаблением или потерей контакта с действительностью, утратой интереса к реальности, отчуждением от окружающих людей. Аутизм приводит человека и к отчуждению от своей собственной личности.
Отчуждения от себя и других
Сны и аутизм в условиях заключения для многих превращаются в отдушину, в побег из невыносимых условий существования.
Когда мы обсуждаем сны, мы обсуждаем сновидения, то, что снится пожизненно осужденным. Помимо обычных снов они видят и по-особому выделяют повторяющиеся знаковые для них сны.
Сны, дарующие облегчение
Кроме видений, у них есть еще и повторяющиеся сны. «У меня не бывает кошмаров… Я вижу… очень хорошие сны! Мы так же счастливо живем… мы даже любим друг друга! – вот что меня всегда сбивает с толку: это мои хорошие сны семейные…» Но за взлетами «следует всегда неизбежное жесточайшее падение… к ненавистной стае черных мыслей, в сердце вливающихся… Мне было бы абсолютно понятно, если бы я каждую ночь видел кошмары и просыпался в холодном поту… Но мне абсолютно не понятны мои счастливые сны» [15].
Душа просит снисхождения. Призвание сна – снимать телесную и психическую усталость. Сновидения часто связывают с реакцией человека на стрессовую ситуацию. Есть предположение, что во время сновидений осуществляется поиск, содействующий решению проблемной, стрессовой ситуации. Во сне нередко осуществляется поиск более приемлемого разрешения объективных трудностей.
Осужденные пожизненно нередко видят сны, которые дают им возможность хоть на короткое время снять тяжелейшее напряжение, мучительный душевный зажим.
У них появляются желания управлять своими сновидениями. Не ведая об исследованиях сновидений, они ищут свои способы использовать состояние сна как пространство исполнения своих затаенных желаний.
«Плывя в океане воспоминаний, мечтаний и снов…»
Один из моих постоянных собеседников, с которым у нас сложились доверительные отношения, рассказывает о попытках управлять своими снами.
«Сегодня хотел бы пообщаться с Вами на тему снов. Можно?
Вы не видели картин Джеймса Дитца? Они о самолетах и летчиках, и похожи на фотографии; выставлены во многих американских музеях, в том числе и в Смитсоновском институте. На одной из картин Дитца – «Невоспетые», изображены четыре механика, которые готовят к вылету бомбардировщик. Все это происходит где-то глубоко под полетной палубой авианосца в Тихом океане, во время второй мировой войны. Бледные, сосредоточенные, в серых рабочих комбинезонах люди трудятся, чтобы самолет был в «форме» к вылету на боевые задания. Они сами никогда не летают, это удел пилотов, вернее – привилегия, но им, очевидно, в мечтах, видится, как они летают там, высоко в небе…
Мне кажется, так и мы, сидим в своих камерах – тюрьмах, в таких же серых робах, «невоспетые», ибо никто о нас, понятное дело, никогда не поет, разве что в тюремном шансоне; сосредоточенные на своих мыслях, «плывя» в океане воспоминаний, мечтаний и снов, и тоже, глядя сквозь решетку в небо, зачастую мечтаем улететь отсюда далеко-далеко, far away… Представляете, Валерия Сергеевна, иногда это удается, правда, только в снах…
О полетах во сне
Мы с Сержем, как-то год назад наткнулись в серьезной литературе на интересную тему о полетах во сне. В народе широко распространено мнение, будто, если человек во сне «летает», он продолжает расти. В действительности оказывается, что существует большое количество людей, которые «летают» не только в детстве, но и в более зрелом возрасте. Такое явление, как говорят, свидетельствуют не о возрасте и связанных с ним чисто физических процессах роста, а об обостренных телепатических способностях и, в частности, способности к раздвоению. Вот именно. Оказывается, по мыслям автора, если целый месяц настраивать себя, по определенной «программе», на полет во сне и день, предшествующий ночному полету, поститься, т.е. ничего не есть и не пить, то наша информационно-полевая матрица «запрограммировано» взлетит; да, такие пироги… Более того, если я «запрограммирую» с вечера маршрут осознанно и прочувствую необходимость побывать в определенном месте, то появлюсь именно там.
Естественно, что мы с Сергеем заинтересовались такой перспективой полетать (пусть и во сне) и побывать в родных сердцу местах, в первую очередь, конечно, дома. Не остановило даже предупреждение этого ученого, что этот опыт может окончиться плачевно, например, если наш «астрал» – информационно-полевая матрица «натолкнется» на связанный с землей металл, то мы «вообще никогда не проснемся», вся эта энергия уйдет в землю, а наше тело сочтут находящимся в состоянии летаргии, или, если нас угораздит порвать энергетическую связь с телом, то мы останемся «болтаться в общем поле, а наше бывшее «Я», т.е. тело, оставшееся в постели, сочтут сумасшедшим…» – мы подумали: а что мы собственно потерям?..
Я честно настраивал себя «на полет», но не месяц, как советовал автор, а недолго, но зато, как и положено было – не ел и не пил в день, предшествующий ночи «Х».
Серж же настраивал себя месяц, но диету в последний last the day не выдержал и все-таки пил воду из-под крана. Поэтому и результаты нашего эксперимента были не такие блестящие, как ожидалось. Я все же полетел! Да-да, это честно, взлетел во сне и парил над обрывистым берегом реки, а приземлился почему-то на территории какой-то зоны «особого» режима и даже видел осужденных в полосатой робе, но полетом своим во сне не управлял, а несся «по воле волн», хотя автор статьи утверждал, что люди делают и это. Но и это здорово! А Серега потерпел, к сожалению, полное фиаско – летать во сне и оставлять свое земное тело у него не получилось.
Как Вам наши изыскания? Впечатляют? Наверное, смеетесь, ну и ладно.
Вот такие у нас на сегодня аномальные новости. Передаю Вам свои самые наилучшие пожелания и привет от Сергея».
Превращение мыслей в галлюцинаторные переживания
З.Фрейд пришел к мысли, «что работа сновидений состоит по существу в превращении мыслей в галлюцинаторное переживание. Как это происходит – это довольно загадочно, но это вопрос общей психологии, который не должен здесь нас занимать». З. Фрейд считает, что сделал «открытие, что по существу все сновидения представляют собой детские сны, работают над инфантильным материалом, над детскими душевными движениями и при помощи детских психических механизмов» [16].
Однако сновидения не могут избегать всех нежелательных аффектов: «часть мучительных аффектов мыслей сновидения сохраняется в явном содержании сновидения». З.Фрейд показывает, «что эти мысли сновидения были еще гораздо мучительнее…» [17].
Подчас человек цензурирует свои желания. Во сне цензура искажает желания и появляются кошмары.
Сгущения и смещения
Для отбывающих пожизненное заключение особенно остро проявляет себя феномен сгущения, описанный З.Фрейдом при анализе работы сновидения. З.Фрейд признавал, что масштаб, мера сгущения – строго говоря, неопределенны. Сновидения и мысли, скрывающиеся за ними, могут «производить обширное сгущение психического материала», но могут и работать на смещения [18].
Как бы то ни было, образы снов и словесное выражение идеи сна во сне у осужденных пожизненно подчас дают им возможность полного счастливого освобождения от горькой и лукавой тьмы прожитых ситуаций в их биографии, а подчас кидают их в пучину таких устрашающих образов, что психиатр с полным правом поставит диагноз какого-либо из тяжелых синдромов психического заболевания. Недаром, анализируя работу сновидений, З.Фрейд соединяет их образно-знаковую материю с сюжетами психоневрозов, навязчивых представлений, паранойи [19].
Как бы то ни было, за проволочными заграждениями и стенами тюрем пожизненно осужденные кроме обычных, свойственных человеку живущему «на свободе», снов, видят некие повторяющиеся аффективные, знаковые для них сны.
Рефлексия на себя и на других
Видения, сны, грезы, галлюцинации перемежаются друг с другом. Они – естественные для человеческой психики продукты ее деятельности. Все эти состояния человек может не только переживать, но может и рефлексировать на них, стремясь познать самого себя.
И.М. Сеченов писал: «Между всеми отраслями человеческих знаний едва найдется наука, судьба которой была бы до такой степени странна, как судьба психологии. Материал, над которым она работает, – продукты самосознания или самонаблюдения, проверяемые подобными же наблюдениями других людей или собственными и чужими поступками, – доступен ежеминутно человеку, чуть не со времени его появления на Земле» [20]. Человек в своей истории с самых ранних этапов пробуждения своего самосознания стал изучать свою духовную сторону, рефлексируя на свои побуждения, состояния, мотивы и поступки.
Нет ничего из ряда вон выходящего в том, что осужденные на пожизненное заключение включились в предложенный им духовный труд: рефлексии на себя и на других – человеческое занятие. Продвигаясь сквозь анализ своих состояний и побуждений, возможно, мы поймем что-то еще доселе неведомое нам о самих себе и о Человеке вообще. Хотя многое, очень многое россыпью художественных образов и научных фактов уже живет в недрах человеческих откровений, наблюдений и знаний.
Побег от ужасающей действительности
В этой связи следует вспомнить историю приговоренного к смерти Даррелла Стендинга, героя Джека Лондона [21]. Сны, фантазии и грезы наполнили содержание сознания Даррелла. Побег от ужасающей действительности в состояние аутизма оказывается подчас единственно возможным способом выжить.
По своей природе, по своему естеству человек стремится к повторению. Природа в целом несет в себе некое удивительное свойство – цикличность.
Люди включены в космическую цикличность движения планет, смен времен года, смен времени суток. Наша жизнь находится в зависимости от вне нас существующих циклов. Но мы тяготеем также и к цикличности, которую создаем для себя самих. Цикличность просматривается в желании воспроизвести ситуации, которые принесли нам удовольствие или хотя бы некое облегчение.
Аутизм может стать способом, содействующим возвращению в одни те же, фатально действующие на наши эмоциональные состояния, ситуации. Возвращения к одним и тем же положительным эмоциям прокладывают путь в пространство фантазийных образов и отрабатывают навыки свободного ухода в особое измерение сознания.
Позволим себе привести отрывки из удивительного произведения Джека Лондона, герой которого, живя в иное время и на ином континенте, по своим психическим состояниям поразительно совпадает с нашими современниками и соотечественниками, попавшими в столь же тяжелое положение наказания за совершенные преступления.
Обратимся к конкретным описаниям.
Рефлексии героя Джека Лондона
«… Пожалуй, мне пора представиться. Я не слабоумный и не сумасшедший. Я хочу, чтобы вы это поняли, иначе вы не поверите тому, что я хочу вам рассказать. Меня зовут Даррелл Стэндинг. (…)
Восемь лет назад я был профессором агрономии на сельскохозяйственном факультете Калифорнийского университета. Восемь лет назад сонный университетский городок Беркли был потрясен известием о том, что в одной из лабораторий геологического факультета убит профессор Хаскелл. Убийцей был Даррелл Стендинг.
Я и есть тот Даррелл Стендинг. (…)
…Мне во время этих (…) лет жизни в могиле удалось достичь такой свободы, какой редко пользовался кто-нибудь из людей. Я был заперт в одиночке, меня бдительно охраняли, и тем не менее я не только скитался по свету, но странствовал и во времени. Те, кто замуровал меня там на несколько жалких лет, подарили мне, сами того не зная, простор столетий. (…) Я в течение пяти лет был скитальцем звездных пространств. (…)
Я Даррелл Стендинг. Скоро меня выведут из этой камеры и повесят. А пока я рассказываю о том, о чем мне хочется рассказать, и пишу об иных временах и странах.
После вынесения приговора меня отправили в тюрьму Сен-Квентин, где я должен был провести остаток своей жизни. Я был признан «неисправимым». «Неисправимый» – это зверь в человеческом облике; таков он по крайней мере в глазах тюремщиков. Я попал в разряд неисправимых… (…)
«Странная эта штука – жизнь…»
Странная эта штука – жизнь, и человеческие поступки, и законы, и хитросплетения судьбы. Я пишу эти строки в … камере, в Коридоре Убийц… (…)
Очень тяжело и тоскливо было мне первые недели в одиночке, и часы тянулись нескончаемо долго. Ход времени отмечался сменой дня и ночи, сменой дежурных надзирателей. Днем становилось лишь чуть-чуть светлее, но и это было лучше непрогялдной ночной тьмы. В одиночке день – всего лишь вязкий тусклый сумрак, с трудом просачивающийся снаружи, оттуда, где ликует солнечный свет. (…)
Сон как спасение
Постелью мне служит жидкий, набитый гнилой соломой тюфяк, брошенный на каменный пол. Укрывался я ветхим, грязным одеялом. Больше в камере не было ничего – ни стола, ни стула – ничего, кроме этой тонкой соломенной подстилки и тонкого, вытертого от времени одеяла. …Я привык мало спать и много думать. В одиночном заключении человек, оставленный наедине со своими мыслями, надоедает самому себе до тошноты, и тогда единственным спасением от самого себя служит сон. Годами я спал в среднем не больше пяти часов в сутки. Теперь я стал культивировать сон. Я сделал из этого науку. Я научился спать десять, затем двенадцать и, наконец, даже четырнадцать-пятнадцать часов в сутки. Но это был предел, и все остальное время я волей-неволей был вынужден лежать, бодрствовать и думать, думать. А для человека, наделенного живым умом и фантазией, это прямой путь к безумию.
Я пускался на всяческие ухищрения, чтобы хоть чем-то заполнить часы моего бодрствования. Я без конца возводил в квадратную и кубическую степень всевозможные числа, заставляя себя сосредоточиться, и вычислял в уме самые невероятные геометрические прогрессии. Я даже принялся было искать, шутки ради, квадратуру круга… Но поймал себя на том, что начинаю верить в возможность разрешения этой неразрешимой задачи. Тогда, поняв, что это тоже грозит мне потерей рассудка, я отказался от поисков квадратуры круга, хотя, поверьте, это было для меня большой жертвой, так как подобное умственное упражнение великолепно помогало убивать время.
Закрыв глаза и концентрируя внимание, я представлял себе шахматную доску и разыгрывал сам с собой длиннейшие шахматные партии. Но как только я достиг в этом совершенства, игра потеряла для меня интерес. Это было только времяпрепровождение и ничего больше, ибо подлинная борьба невозможна, если игрок сражается сам с собой.
Я пытался расщепить свою личность на две и противопоставить их друг другу, но все попытки были тщетны: я всегда оставался лишь одним игроком, играющим за двоих, и не мог обдумывать не только целого плана игры, но даже ни единого хода без того, чтобы это не стало немедленно известно партнеру.
И время тянулось медленно, мучительно тоскливо. (…)
«Я гипнотизировал себя…»
Но вернемся к дням, которые я проводил в одиночке, когда уже постиг код перестукивания, но все же находил часы, пока бодрствовало сознание, невыносимо долгими. С помощью самогипноза, к которому я прибегал не без успеха, я научился погружать свое сознание в сон и пробуждать, высвобождать подсознание. Но оказалось, что оно не знает и не признает никаких законов. Оно блуждало по кошмарам, где не было никакой связи между событиями, временем и личностью. Я гипнотизировал себя чрезвычайно простым способом. Усевшись по-турецки на свой тюфяк, я начинал напряженно вглядываться в обломок желтой соломинки, который прилепил к стене камеры вблизи от двери, где было светлее всего. Я смотрел на эту яркую точку, приблизив глаза почти вплотную к ней и заводя их кверху, чтобы напряжение было сильнее. Одновременно я ослаблял свою волю и отдавался головокружению, которое неизменно меня охватывало. И когда я чувствовал, что вот-вот потеряю равновесие и опрокинусь назад, я закрывал глаза и в тупом оцепенении падал на тюфяк. А затем полчаса или десять минут, а то и целый час нелепо метался по кладкам памяти о моих вечных возвращениях на землю, но эпохи и страны сменялись слишком быстро…»
Рефлексия пожизненно осужденного современника
Здесь прервемся в цитировании Джека Лондона и обратимся к реальным нашим современникам, находящимся в условиях пожизненного заключения. И сегодня скорбный заключенный целый день упирается взором в точку на стене. Он пишет: «Но я все равно не считаю для себя аутизм плохим. Потому что в своем мирке я живу не тюремной, а совсем наоборот – счастливой семейной жизнью с женой и сыном». И далее: «Сейчас закончу писать это письмо, заварю себе пять кружек чая, чтобы потушить пожар в душе, усядусь поудобнее на стульчик, выберу одну из своих любимых точек на потолке, уставлюсь на него и погружусь в свой мирок «Здравствуй, любимая!..» [22].
«Я… нашел способ»
Герой Дж. Лондона откровенничает перед товарищем по несчастью: «Я выдержал только потому, что нашел способ» [23]. Даррелл указывает на бездеятельность сознания, в которой было что-то от сна. В это время он мог расширять пространство и время. Он становился кем угодно: духом, душой, сознанием. Благодаря своим метаморфозам: «Одним прыжком я оставил тюрьму далеко внизу… и оказался среди звезд».
Странствуют по звездам многие заключенные в малое пространство тюремных камер. Так они спасаются от невыносимых душевных страданий.
Рефлексии другого пожизненно осужденного
Откровение еще одного осужденного пожизненно: «Люди устают… и, в конце концов, без договоров и условий замыкаются каждый в себе, отчуждаясь от реальности, от ненавистных соседей и от постоянно давящих тюремных факторов. Впадают в мир грез и мечтаний, что порою бывает опасно в плане возможности психических заболеваний. Строят в мечтах замки или мстят своим врагам день ото дня все более жестоко и изощренно, конечно, в мечтах же, ожесточая все более и более свои сердца, и черня и без того черные умы. Такие люди становятся еще более опасны, чем были прежде, так работают условия системы, которая должна исправлять человека, а не ожесточать его. Я сам прошел через замкнутый круг отчуждения расстояние почти в два года и знаю, о чем говорю. Когда уже становится все равно будешь ты жить завтра или нет, когда мечтаешь только об одном – оказаться в полном одиночестве среди толстых тюремных стен и решеток, и тебя уже не прельщает свобода, о которой ты мечтал пять минут назад, видя все в розовом свете, и тогда, словно очнувшись ото сна и представ перед жуткой реальностью, содрогаешься и сломя голову вновь убегаешь в мир иллюзий, в мир отчуждения, который придумал сам…».
Почему мы склонны к негативному отчуждению?
Когда имеющий разум и обладающий способностью тонко чувствовать начинает думать о значимых для себя проблемах, то его мышление и чувства поднимаются на такую высоту, что невольно восхищаешься потенциальными возможностями духовного постижения человеком своей собственной природы.
Как случается, что умные, тонко чувствующие люди становятся преступниками? Почему они пренебрегают своими блистательными способностями к рефлексии, своим умом и сердцем?
Почему мы, люди, не умеем жить по максимуму своих позитивных потенциальных возможностей? Почему мы склонны к скатыванию к негативному отчуждению – в тьму, в тьму горькую и лукавую?
(Продолжение следует)
1 Продолжение. Начало: Развитие личности. 2002. № 3. С. 51–60; № 4. С. 100–114; 2003. № 1. С. 97–117; № 4. С. 121–143; 2004. № 1. С. 118–130.
2 Вспомним К. Маркса, который писал: «Но даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т.п. деятельностью – деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, – даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне не только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности – даже и сам язык, на котором работает мыслитель, – но и мое собственное бытие есть общественная деятельность; а потому и то, что делаю из моей особы, я делаю… сознавая себя как общественное существо» [1]. Идея человека как общественного существа присваивающего язык, ценности, мораль и др. развивалась задолго до К. Маркса и обсуждается и обосновывается по сей день.
3 Сегодня мы ссылаемся на русский перевод знаменитой греческой антологии творений Святых Отцов, учителей умного делания, появившейся во второй половине XIX века (1877–1889) – трудами святителя Феофана, Вышенского Затворника. Однако идеи о злых страстях формировались задолго до греческой «Филокалии»: предтечи – еще в родовом, языческом веровании, затем во всех мировых религиях и секулярных культурах. Попытки освобождения общественного и индивидуального сознания от влияния религии никогда не было прямо направлены на освобождение членов общества от социальных норм поведения человека, от долга.
4 Ученые не раз блистательно и агрументированно объясняли полифункциональность сновидений. Они давали тонкий анализ сущности феномена сновидений. Еще Аристотель описывал некоторые особенности сновидений. Он считал, например, что сновидение является результатом деятельности человеческого духа. И.М. Сеченов удачно называл сновидения небывалой комбинацией былых впечатлений. Сновидения рассматривались им как проявления душевной жизни: «Независимость души от тела нигде не проявляется с такой ясностью, как в фактах сновидений» [11]. З. Фрейд рассматривал сновидения как возможность осуществить желаемое, как повод для освобождения от психологических конфликтов, возникших при бодрствовании [12]. К.Г. Юнг также считал, что сновидения интимно связаны с бессознательным: сны продуцируют значимые для человека символы. «Символика сна разнообразна… Она часто состоит из детально разработанных и живописных фантазий» [13]. Состояния сна – предмет и современных исследований [14].
- Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 590.
- Добротолюбие / В русском переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского: В 5 т. М., 1998.
- Мухина В.С., Хвостов А.А. Введение. Пожизненно заключенные: мотивация к жизни // Развитие личности. 2002. №3. С. 51–60.
- Хёйзинга Й. Homo Ludens / Человек играющий. Статьи по истории культуры / Пер. с нидерландского. 2-е изд., испр. М., 2003. С. 139.
- Stridbeck C.G. Bruegelstudien – Untersuchungen zu ikonologischen Problemen bei Pieter Bruegel d. A., sowie dessen Beziehungen zum nieder Lдndischen Romanismus. Stockholm, 1956. S. 62–74.
- О’Генри. Видение / Пер. с англ. А. Лисогора // Развитие личности. 2004. №2. С. 235 –238.
- Мухина В.С. На краю: «гнать» или «не гнать»? Пожизненно заключенные: мотивация к жизни // Развитие личности. 2003. №4. С. 108.
- Юнг К.Г. Видения // Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления. Минск, 2003. С. 283.
- Там же. С. 288–289.
- Гальперин П.Я. Лекции по психологии. М., 2002. С. 334–335.
- Сеченов И.М. Физиология и психология. Избранные произведения. Т. I. М., 1952. С. 154.
- Фрейд З. Сновидения. Избранные лекции. М., 1991. С. 38–52; Фрейд З. Толкование сновидений. СПб., 1997.
- Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991. С. 30.
- Малкольн Н. Состояние сна. М., 1993.
- Мухина В.С. На краю: «гнать» или «не гнать»? Пожизненно заключенные: мотивация к жизни // Развитие личности. 2003. №4. С. 109.
- Фрейд З. Сновидения. Избранные лекции. М., 1991. С. 38.
- Там же. С. 40.
- Фрейд З. Толкование сновидений. СПб., 1997. С. 316–343.
- Там же. С. 338.
- Сеченов И.М. Замечания на книгу г. Кавелина «Задачи психологии». Избранные произведения. Т. I. Физиология и психология. М., 1952. С. 128.
- Лондон Дж. Смирительная рубашка / Странник по звездам: Собр. соч.: В 14 т. Т. 11. М., 1961. С. 171–466.
- Мухина В.С. На краю: «гнать» или «не гнать»? Пожизненно заключенные: мотивация к жизни // Развитие личности. 2003. №4. С. 107–112.
- Лондон Дж. Смирительная рубашка / Странник по звездам: Собр. соч.: В 14 т. Т. 11. М., 1961. С. 229.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности