 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2004 / Видение (перевод с английского Алексея Лисогора) |
Мгновения жизни
Стр. «230—233»
Видение1
(перевод с английского Алексея Лисогора)
Мюррей грезил.
И психолог, и ученый идут всегда ощупью, наугад, когда пытаются объяснить нам странные переживания нашей души, блуждающей в области СНА, брата-близнеца СМЕРТИ. Эта история не является попыткой объяснить этот вопрос, это не более чем просто запись видения Мюррея. Одной из наиболее непонятных загадок такого полусна является то, что наши мечты-видения, которые, казалось бы, охватывают собою месяцы, а то и годы, на самом деле происходят в течение нескольких мгновений.
Мюррей ждал своей участи в камере смертников. Электрическая лампочка, висящая на потолке коридора, бросала яркий свет на его стол. На столе лежал чистый лист бумаги, по которому метался в разные стороны муравей, так как Мюррей постоянно преграждал ему путь конвертом. Казнь на электрическом стуле была назначена сегодня на восемь часов вечера. Мюррей, глядя на все бесплодные старания мудрейшего из насекомых освободиться, улыбался.
Кроме Мюррея еще семь смертников сидело на коридоре. С тех пор как Мюррей попал сюда, он увидел, как трое из них выбрали свой удел: один сошел с ума и метался по камере, как волк, попавший в западню; другой, не менее сумасшедший, возносил пустыми словами свои ханжеские молитвы к Небесам; третий, слабый и хилый, совсем упал духом и целыми днями лежал на нарах. Мюррей сам хотел бы знать, с каким сердцем, с какой силой в ногах, с каким лицом он мог бы встретить свое наказание. Для этого нужно было только дождаться восьми часов вечера.
Прямо напротив камеры Мюррея была камера Бонифацио, сицилийца, который убил свою невесту, а также двух полицейских, приехавших арестовать его. Много раз Мюррей и Бонифацио на протяжении долгих часов играли в шашки, каждый раз громко выкрикивая свой очередной ход своему невидимому противнику, сидящему по другую сторону коридора.
Бонифацио своим громким голосом с характерным певчим итальянским акцентом позвал Мюррея:
– Эй, мистер Мюррей, как вы, в порядке, да?
– Всё нормально, Бонифацио, – спокойно ответил Мюррей и позволил муравью вскарабкаться на конверт, а затем мягко стряхнул его на каменный пол.
– Это хорошо, мистер Мюррей. Парни вроде нас должны умирать как мужчины. Мой час пробьет на следующей неделе. Отлично! Помните, мистер Мюррей, что я выиграл у вас в прошлый раз. Не знаю, может быть, нам с вами удастся когда-нибудь сыграть еще раз. Наверно, мы должны будем еще громче орать свой ход, когда будем играть там, куда они намереваются послать нас.
Грубая философия Бонифацио и последовавшие за ней оглушительные раскаты смеха скорее согрели, нежели чем далее повергли в уныние онемелое сердце Мюррея. Тем не менее Бонифацио должен был жить еще целую неделю.
Вдруг раздался до боли знакомый всем узникам скрежет железного запора – это открылась дверь в конце коридора. Трое мужчин подошли к камере Мюррея и отомкнули ее. Двое из них были тюремными надзирателями, третьим был Лео – о, нет, так его звали в старые добрые времена, сейчас же он был преподобный Леонардо Винстон, друг и сосед Мюррея с самого босоного детства.
– Я уговорил их взять меня на место тюремного священника, – сказал Лео, крепко пожимая руку Мюррея. В левой руке он держал небольшую Библию, заложив страницу указательным пальцем.
Мюррей тихо улыбнулся и привел в порядок книги на своем маленьком столе. Он мог бы ответить, но, казалось, ни одного подходящего слова не пришло ему в голову.
Заключенные прозвали свой коридор (80 футов в длину, 28 футов в ширину) Переулком Преддверия Ада. Постоянный надзиратель Переулка – огромный, грубоватый, но добродушный человек вытащил из кармана пинтовую бутылку виски и предложил ее Мюррею:
– Ты знаешь, Мюррей, это обычная практика. Кто нуждается в живительной влаге, тот прикладывается к ней. Но ты не бойся, у тебя это не войдет в привычку.
Мюррей сделал большой глоток из бутылки:
– Ай да молодец! – воскликнул надзиратель. – Один глоток живой воды, и все сразу пойдет как по маслу.
Они вышли из камеры в коридор, и каждый из семи приговоренных знал это. Переулок Преддверия Ада был особым миром вне обычного мира, но это узнавалось лишь только тогда, когда человек лишался одного или более из своих пяти чувств, а взамен приобретал другое чувство, особое, призванное заменить недостающие. Каждый из семи знал, что уже было почти восемь часов вечера – время казни Мюррея. Здесь, как и во многих других подобных Переулках, была своя аристократия местного общества. Тот, кто убивает в открытую, кто повергает в прах своих врагов и гонителей, кто переполнен первобытными инстинктами и азартом битвы, тот презирает людей-крыс, людей-пауков.
Поэтому, пока Мюррей в окружении двух надзирателей шел по коридору, только трое из семи других смертников послали ему свои прощальные приветы: Бонифацио, Марвин, который убил охранника при попытке побега из тюрьмы, и налетчик Бассет, застреливший кассира, отказавшегося поднять руки. Четверо других, молчаливые, затаились в своих камерах, без сомнения чувствуя на себе сарказм со стороны других членов общества Переулка гораздо острее, чем угрызения совести за свои менее живописные преступления против закона.
Мюррей удивился своему спокойствию и безразличию почти ко всему. В помещении, где стоял электрический стул, находилось порядка 20 человек – это были представители администрации, газетные репортеры и зрители, которые…
На этом самом месте, в середине фразы рука Смерти прервала повествование последнего рассказа О’Генри. Он планировал написать его совсем по-другому, отличным от других своих рассказов и хотел дать начало новому циклу своих рассказов в новом стиле, в котором он раньше не писал. «Я хотел показать читателям, – говорил О’Генри, – что я могу написать что-то новое, новое в смысле для меня, то есть историю с прямым драматическим сюжетом, в которой я могу выразить свои мысли о реальной жизни». Перед тем как приступить к работе, О’Генри сделал краткий набросок рассказа: Мюррей, обвиненный и признанный виновным в убийстве своей возлюбленной на почве ревности, сперва спокойно воспринимает свое смертельное наказание и внешне остается безразличным к своей судьбе. Но по мере того, как он все ближе и ближе подходил к помещению казни, его обуял вихрь новых чувств. Он почувствовал себя ошеломленным, оглушенным, изумленным. Вся сцена казни – свидетели, наблюдатели и все сопутствующие приготовления, все это стало нереальным для него. Мысль промелькнула у него о совершаемой ужасной ошибке. Почему он привязан к стулу? Что он сделал? Какое преступление он совершил? За те мгновения, пока его привязывали к стулу, видение посетило его. Он видел сон: маленький сельский домик, утопающий в море цветов и залитый ярким солнечным светом, а рядом с домом женщину и ребенка. Он заговаривает с ними и узнает, что женщина – его жена, ребенок – их сын, а домик – дом его семьи. Итак, это ошибка. Кто-то непоправимо, ужасно ошибся. Обвинение, суд, признание его виновным, приговор к высшей мере наказания – все это сон. Он обнимает жену и целует сына. Да, вот оно, счастье! Мечта! Затем по знаку начальника тюрьмы включили рубильник, открывая тем самым дорогу смертельному потоку электричества… Мюррей ошибся. Видение обмануло его.
1 Этот рассказ – последняя работа О’Генри. Он писал его для журнала «Космополитен». После смерти автора незаконченная рукопись была найдена на рабочем столе О’Генри.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности