 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2005 / О формировании личности в историческом времени |
Личность в контексте культуры
Стр. «59—80»
О формировании личности в историческом времени
Понятия «личность» и «человек»
Несовпадение понятий «личность» и «человек» очевидно, поскольку первое всегда в некотором – наиболее важном – смысле больше второго. На это указал К.Г. Юнг. Разделив внутренний мир человека на эго и самость, он нашел, что первое относится ко второму как часть к целому. Внутри поля сознания эго обладает свободой воли, оно есть факт выбора, субъективное ощущение свободы. Эго присуща индивидуальность, уникальность и способность поддерживать свою идентичность. Оно поддерживает оппозицию: вне / внутри. Но зато самость – центр всего внутреннего мира, включающего и сознательные, и бессознательные реакции человека, и его комплексы [1].
Из наблюдений К.Г. Юнга следует: 1 – личность не совпадает с индивидуальностью человека; 2 – личность как субъект есть ни к чему не сводимое явление. Следовательно, личность может быть (и бывает часто) – коллективная, поскольку, согласно тому же К.Г. Юнгу и множеству других психологов и этнологов, существует «коллективное бессознательное» или неразвитое коллективное мышление. Сколько людей входит в данную самость (в личность), не имеет значения, так как она не относится к количественным явлениям, не формируется путем прибавления или уменьшения единиц, а имеет, как уже сказано, ни к чему не сводимое качественное бытие, и потому может быть только проявлена в членах данного коллектива.
Племенная целостность как коллективная личность
У нас есть все основания считать базовой, первоначальной коллективной личностью племенную целостность, как выросшую из природных стадных сожительств общность. Антропологи, этнографы, этнологи, психологи, включая таких классиков как Дж. Фрэзер, К. Леви-Строс, делают племя центральным предметом исследования именно потому, что племя является основной единицей естественных сообществ. Идентификация человека в рамках семьи или рода не устраняет для него ощущения общей и большей целостности в рамках некоего коллектива с отдельным языком и с центральным мифом о происхождении мира и своего народа.
Племя – модель личности
Таким образом, мы вполне можем описания личности в классической психологии, в том числе и феноменологию К.Г. Юнга, отнести не только к индивиду, но и к группе, когда она рассматривается в отвлечении от своей специфичности, как целостность. Племя – основная модель коллективной личности, к которой без особых поправок можно отнести множество характеристик индивидуальной личности. Но важно то, что под эту модель подпадает только такая группа, которая связана определенной надперсональной ценностью, закрепленной в ее общей памяти.
Надперсональная ценность архетипического сознания
В непременном духовном центре «коллективного подсознательного» хранится главная надперсональная ценность. Любая, в том числе и коллективная, личность не признает своей духовной конечности, и потому центральное учение объявляет себя абсолютным и универсальным, превосходящим по своим потенциям все, что видит вокруг себя и ощущает человек. Оно есть явление другого, не физического или психического свойства, но высшего порядка бытия. Оно объявляется священным, и святость эта настолько превышает силы отдельного человека, что нет и не может быть никакого сравнения его с этой надмирной силой. Отдельному человеку предлагается простой выбор – присоединиться к ней, воспользоваться предоставляемыми ею силами и средствами для жизнедеятельности, или, не охраняемому ею, погибнуть в одиночку, что происходит при изгнании из племени, ведущему к безусловной гибели от одного сознания исторгнутости. Перед первобытным сознанием такого выбора и не стоит, оно живет глубоко в лоне этого учения и ничего не знает об окружающем мире и о своей отдельности. Он сам и все вещи мира заключены в более или менее прозрачную сферу – центральное учение о мире, связанное со значением слов и понимаемое им как превосходящее по ценности все остальное вокруг. Согласно Л. Леви-Брюлю, опыт ничего не говорит человеку племени. Он ничего не знает в нашем смысле слова, то есть не сможет представить себе и рациональным образом описать свойства животных, растений, людей, приемы работы со своими инструментами, исходя из их собственной природы. «Его сознание наперед заполнено огромным количеством коллективных представлений, под влиянием которых все предметы, живые существа, неодушевленные вещи или орудия, приготовленные рукой человека, мыслятся всегда обладающими множеством мистических свойств» [2]. Эти «знания», окутанные мистическими значениями, и есть коллективное подсознательное, которое производит древние архетипы сознания, по К.Г. Юнгу.
Целостность – главная черта личности
Таким образом, миру противостоит не одинокий «обнаженный» человек, но в его лице, даже когда он изолирован, некое целостное, оснащенное и вооруженное готовым учением космическое существо. Индивид присоединяется к нему добровольно-принудительным образом. Оно включает в себя человека, оправдывает его бренное существование, освящает его высшим смыслом. Человек знает, что является членом этого бесконечного, высшего и живого образования и только в его составе может действовать и чувствовать покой и безопасность. Оно есть самое важное в мире и, по сути дела, единственное существо, единичное. А единица только и может быть, и реально существует как субъект деятельности. Целостность есть главная черта личности. Чтобы действовать, надо противопоставить себя миру объектов, и потому субъект не может быть частичным, он обязан обладать целостностью, быть равновеликим миру.
Жизнь во имя высших ценностей племени
Не человек как таковой стал этим субъектом, а поначалу, до какой-то определенной исторической стадии им была личность коллективная – племя, функционирующее как объединенное множество. Скрепляющая ее высшая ценность в глазах человека проявляется очень просто: это то, что определяет его поступки и – самое важное – за что он отдаст свою жизнь. Мы видим в истории гигантское количество случаев, когда человек добровольно жертвует своей жизнью, считая нечто сущностью гораздо более важного порядка, чем его собственное бренное существование. Человек племени не мнит себя полноценным, он всего лишь дробь, а единицей является целостная общность, совокупность всех находящихся в лоне главной парадигмы. Любая осознавая кем-либо степень сложности этого мира должна уступать сложности идеальной целостности, ему противополагаемой. Вот почему божество бесконечно, а мир – конечен, вторичен. Божество живет «по свободе», оно создает мир, значит, оно больше его во всех смыслах. В сравнении с ним физический мир действовать не может, в нем каждая стихия движется по необходимости, а божество «действует» через коллектив людей, которые служат ему.
Триединство базовых потребностей
Очевидно, что личность не складывается из выявляемых наукой ее свойств, она может только быть на них разложена. Важнейшими составляющими личности в этом смысле является триединство базовых потребностей, необходимых и достаточных для поддержания целостности: престижные, духовные и витальные. Согласно с ними в племени есть только три фундаментальные и общезначимые роли: вождь, колдун и рядовые члены племени – народ. Они необходимы и достаточны для формирования целостности, все остальные роли не обязательны, факультативны, не важны для самосохранения племени. Если погибнет один из двух главных лиц, нужно немедленно назначать кого- то на их место, иначе начинаются внутренние трудности, племя рассеивается и исчезает как организм со своей особой судьбой. Народ обеспечивает витальные, то есть непосредственные материальные потребности. Вождь занимается престижными потребностями, военными средствами решая проблемы самосохранения племени на данной территории, среди других племен. Колдун окормляет его духовно, хранит и культивирует главную идеальную ценность людей данного племени – миф, заключающий учение об истории мира и о происхождении племени. В соответствии с ним поколения колдунов разрабатывают для племени более или менее сложную систему поведения. В основном она состоит из запретов-табу: набора непререкаемых правил, освященных веками, составляющих всеобъемлющую повседневную атмосферу жизни.
На все есть ответы
Ответы есть на все вопросы, случаи и обстоятельства, на все неожиданности жизни, причем однозначные. Точно известно, какой рисунок наносить на горшок: тот, который наносил отец и ни одного лишнего завитка. Известно, что делать, если укусила змея, когда начинать рыбную ловлю, как ухаживать с серьезными намерениями за девушкой и как умирать. А новых случаев не возникает, потому что жизнь примитивна и ограниченна, в ней мало что меняется в обычном круге от рождения до смерти и поэтому нескольких убеждений необходимо и достаточно. В идеале центральное учение – монолит, в лоне которого племя пребывает, чувствуя, что сохраняется благодаря этой общности.
Культура стыда
Р. Бенедикт, изучая по заданию военных японское общество, в книге «Хризантема и меч» [3] назвала его «культурой стыда» по контрасту с западным, вообще определяемым как «культура греха». В японском обществе в течение веков были выработаны ритуалы достойного поведения человека. Общество как целостность детерминировало частную жизнь. Самое страшное для японца было «потерять лицо», то есть потерять уважение окружающих. Термин ныне распространяется и на все другие, даже не столь развитые как японское, общества. Регулятор поведения здесь один и тот же – стыд.
Человек смотрит на других, бессознательно сверяя с общепринятой нормой их внешний вид, обустройство семьи, поступки, и в то же время смотрит их глазами на себя, проверяет свои установки и реализует их в знаках культуры, а их множество. Он действует ввиду одобрения других, даже когда он один, ориентируется в повседневной жизни и в своих поступках на свою, как сейчас говорят, «референтную группу» и если знает ее мнение по тем или иным вопросам, не преступает общих норм поведения. Готовясь к какому-либо решению, он примеряет на себя общее должное, согласует свое поведение с тем, что «положено». Человек следует определенному обычному поведению добровольно-принудительно. Это значит, что после определенного периода воспитания в лоне племени человек следует им сам, безоговорочно, а путем общения непрерывно поддерживает понятие о норме во всех вопросах. В случаях резкого отклонения от нормы в дело вступает принуждение. Любой суд в племени есть восстановление и утверждение обычая.
Криминальность культуры стыда
С современной точки зрения любая культура стыда насквозь криминальна. Ее преступность коренится не в природной порочности людей, как считается, напротив, эта последняя зависит от универсальности центрального мифа, который по определению может быть только непререкаемым в глазах подавляющего большинства членов данного коллектива, независимо от того, племя это, народ спаянного принудительным единством государства или иная идеологизированная группа. Миф культивируется не только как безусловно правильный, но и как единственно правильный. Однако рядом и вокруг находятся другие племена со своим таким же универсальным, но другим мифом и со скрепляющей целостность культурой стыда, в лоне которой действуют несколько несхожие правила поведения.
Мир делится на «своих» и «чужих»
Диктуемые центральным мифом требования и разрабатываемая на их основе система поведения, будучи внутри себя морально-оправданными, действуют толь- ко до границы данного племени. Мы прекрасно видим, что даже в высокоразвитых и очень долговременных мифах правила поведения относятся только к сообществу верующих в это центральное учение. Все правила, в которых самих по себе не так уж много отчетливо криминальных обычаев (например, таких, как кровная месть), распространяются только на членов данного сообщества. За границами клана они становятся неопределенными, потому что действующие там обычаи в целом неприемлемы, чужды. Поэтому по отношению к членам другого сообщества поведение не регламентируется. Чужак аксиоматически, заранее является врагом, и все они вместе называются этим собирательным существительным. Вот почему кража внутри племени наказуема, а за пределами своего племени нет. Убийство личного врага предосудительно, но убийство собирательного врага всегда называлось доблестью.
Любое всемирное, вселенское и священное учение порождало неизменно и повседневно борьбу всех против всех, не индивидуальную войну, но клановую. Практически все войны, ведущиеся в мире, есть войны коллективные и престижные. Причем в силу всемирности и непререкаемости центрального учения и разработанного на его основе кодекса поведения данная культура никогда не осознает своей ущербности и порочности. Она всегда права в отношении себя. Так, в неразвитом сознании свои всегда, изначально правы, а чужие не правы также всегда, только потому, что они чужие, а не на основании расследований и протоколов.
От культуры стыда к культуре вины
Революционный переход от культуры стыда к культуре вины произошел в христианстве. Иисус Христос объявил обычаи и родственные отношения враждебными новому учению. Вся идеология Евангелия построена на том, что Он противопоставил родство, например, сыновство естественное, обычное, племенное – родству сверхъестественному, то есть божественному. Родиться заново, свыше, – значит преодолеть племенной способ воспитания человека, заместить животное происхождение духовным – от истинного, не отдельного племенного, но единого для всех без исключения людей Бога.
Порочность заповедей человеческих
Иисус воинственно и эмоционально доказывает, что люди за истину, за основания своей жизни, за моральные правила принимают не божественные высшие законы, а переданные от старейшин правила общежития. Для Него они совершенно отчетливо порочны, не логические, а по практике, по эмпирике. Он обнаружил источник повсеместно и ежедневно действующих законов вражды, вытеснения, убийств, на чем стоит человечество от века, понял и выразил это просто и понятно. Например, в ответ на обвинение, что его ученики нарушили фарисейское правило и ели пищу неумытыми руками, Иисус цитирует Исайю: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим» (Мф., 15, 8–9). Он имеет в виду, что как окружение Исайи когда-то, так и современные Ему иудеи устами почитают Бога и вдохновенных Им пророков, учителей народа, делают же, то есть живут по «заповедям человеческим», по освященным веками обычаям предков, которые с точки зрения пророческих истин и есть неправда, ложь и гибель. Заповеди человеческие – это и есть то, что в науке названо культурой стыда. Всеобщее лицемерие Он тут же определяет афоризмом: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст» (Мф., 15, 11). И когда народ и ученики в недоумении просят изъяснить изречение, Иисус растолковывает: «Еще ли не понимаете, что все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? А исходящее из уст – из сердца исходит – сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека; а есть неумытыми руками – не оскверняет человека» (Мф., 15, 17–20).
Подъем из племенной пропасти
Конечно, Иисус не призывает никого презреть правила гигиены. Однако, если уж случится взять пищу неумытыми руками, то представляется простительным проступком по сравнению с важными и ужасными правилами общежития, которым слепо и не рассуждая следуют люди и которые ведут к звериным нормам, к этому жуткому состоянию вражды и вытеснения, которые считаются за надлежащий порядок. Заветы предков – вот против чего сражается Иисус. С точки зрения божественной истины вся вражда и все убийства происходят из безобидных на первый взгляд и даже освященных веками центральных племенных учений, культивируемых вождями и жрецами. Он пришел избавить от них и обнаружил, что даже иудаизм – тогдашнее передовое и развитое монотеистическое учение – оказался с новой точки зрения верным, но всего лишь робким и явно недостаточным шагом. Из племенной пропасти за один прием не подняться. Поэтому Христос, опираясь на иудейское учение, заявляет, что оно исполнится только тогда, когда будет преодолено, то есть все его положительные требования сделаются более категоричными, а остатки племенных чувств, которые освящены и в заповедях Моисея: клятва и месть, например, будут изгнаны. Ведь с помощью клятвы людей всегда понуждают к войне с «врагом ». Исправлением десяти заповедей и сведением их к пяти Он очищает учение, избавляет его от пережитков, которые затрудняют обещанное осуществление завета. Отсюда знаменитое противопоставление из Нагорной проповеди: «Вам сказано... а Я говорю вам...».
Избавление от круговой поруки родоплеменных отношений
Во многих местах Евангелия рассредоточен этот моральный смысл нового учения, предлагающий человеку избавиться от круговой поруки родоплеменных отношений. Незаметно, ежедневно они толкают человека на преступления против человечности. Результатом отказа от них будет очень и очень нелегкое испытание: разрыв с родственными обычаями. Иисус предвидит долгую борьбу за утверждение истины, и в обращении к ученикам указывает ее причину: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, тот не достоин Меня». (Мф., 10, 34–37).
Преобразующий личность поступок Иисуса Христа
Однако революция преобразования личности произошла не вследствие выработки правильного морального учения, но только доказательной силой утверждающего его поступка Иисуса. Обычно этот смысл редуцируется, толкуют только учение, но не центральное событие, оказавшее такое преобразующее влияние на мир. Суть же его заключается именно в деянии, а не только в учении. И до Иисуса были люди, сознательно шедшие на смерть за свои убеждения, однако они боролись в общем строю, утверждали мораль своего племени или своего государства против другого. Самое яркое явление в этом ряду – смерть Сократа, отказавшегося от изгнания и сознательно принявшего смерть потому, что так требовали законы полиса.
Один человек за весь мир
Здесь же впервые один человек взял на себя ответственность за мир, то есть за всех людей сразу, а не за частичный коллектив. И это решение означает, что истина персонализировалась, а не осталась надперсональной, коллективной. Вот почему Он сказал: «Я есть истина». Учение, то есть истина стала не что, а кто. Учение, будучи всегда растворено в некой заоблачной неопределенности, впервые в истории снизошло на землю, облеклось в плоть отдельного человека. Он взял на себя судьбу мира, предложил решение мировой трагедии и в качестве доказательства истины предъявил не логику учения, а собственную жизнь.
От личности коллективной к личности индивидуальной
Именно этим актом личность коллективная стала индивидуальной, отдельно взятой. Независимо от того, верим ли мы в учение Христа, или в другое учение, или вовсе ни в какое, даже независимо от того, считаем ли мы его исторической личностью или чистым мифом, литературой, суть происшедшего не меняется. А она заключается в грандиозном историческом результате воздействия, который мы не можем игнорировать: в создании новой цивилизации. Действительно ли был поступок, не столь важно, а важно, что он очень большим количеством людей воспринят как проявление нового образца личности – индивидуальной, совпадающей частично с отдельным человеком. Следовательно, произошел переход от племенного сознания к персональному. Образно говоря, уже не народ заключает завет с Богом, но отдельная личность ведет с ним диалог и принимает на себя ответственность за мир, сознает она это или нет. Личность Бога входит в самость человека.
Создалась новая модель поведения – не в интересах коллектива, не в угоду родоплеменным обычаям, но в соответствии с учением, причем лично понимаемого.
Эсхатологическая перспектива
В целом иудаизм стал первой религией, давшей миру эсхатологическую перспективу. Ни одно учение ничего конкретного о будущем народа не говорило, только о его прошлом и происхождении. Все божества никак не были связаны с человеком, они жили неопределенно где-то, например, на Олимпе или в космосе, во вселенной, как в индуистских учениях. Боги существовали сами по себе, и человеку предстояло только усвоить определенную философию или соблюдать определенные обряды – развитие мира его не касалось. В греческой мифологии человек определялся как существо смертное, всецело подверженное судьбе и даже специально лишенное (в мифе о Прометее) дара ее предвидения. В иудаизме акцент переносится с понятия смертности на понятие греховности. Но брать на себя лично ответственность за все мировое развитие даже в иудаизме не предлагалось, там спасение касается народа в целом и к тому же оно отложено.
Утверждение нового образа личности
Иисус сделал следующий шаг: исполнил завет. И теперь следовать Христу, подражать Христу (выражение средневекового теолога Фомы Кемпийского), значит, во-первых, принимать учение о том, что мир не стоит на месте, а имеет эсхатологическую перспективу, а во-вторых, осознать, признать и изгнать искупленный первородный грех, заключающийся в племенном происхождении человека, провести между родом и собой целительный меч. Утверждение данного образца личности шло достаточно много времени, тысячу лет. Вплоть до XI века происходило экстенсивное распространение христианства и совершенствование его доктрины, адаптация его в решениях вселенских соборов и в творениях Отцов церкви. Но идеал индивидуальной личности стал определять вектор развития цивилизации только со времени так называемой папской революции, совершенной как единичный личностный подвиг монаха Гильдебранда, избранного в 1075 году папой под именем Григория VII.
«Заглянув в собственную душу», он сразу же провозгласил свои судьбоносные Диктаты, в которых объявил примат церкви над светскими властями христианского мира, а юрисдикцию церкви (каноническое право) выше всех других законов. Утверждение этих правил продолжалось в течение ста лет в течение так называемой войны за инвеституру (право назначать епископов, которое до того принадлежало королям) и закончилось Вормсским конкордатом 1122 года, представлявшим собой компромисс между духовной и светской властью. Это привело к целому ряду новых явлений, определивших новый строй жизни: утвердилось полное единство западной церкви, было создано богословие и право как основа общественной, государственной, экономической и личной жизни (церковный брак, уравнявший женщину в правах с мужчиной), возникли сотни свободных городов.
Вера в науку права
Новая культура способствовала созданию класса профессиональных ученых, занятых поисками истины во всех областях жизни, прежде всего в общественной. Свободные университеты, в которых преподавали ученые монахи, предназначались первоначально для изучения римского права, а именно кодекса Юстиниана. Уже в первые века тысячи выпускников Болонского и Саламанского университетов, Сорбонны, Оксфорда заполнили канцелярии королей и епископов. Ученые правоведы на основе римского права начали перестройку всей государственной, общественной, деловой жизни. «Именно эта новая мечта о своем высшем предназначении, – утверждает историк и философ права Г.Дж. Берман, – более чем что-либо другое, первоначально привела человека Запада к вере в науку права» [4]. Был дан сильнейший толчок экономике. В Европе быстрыми шагами шел технический прогресс, отсутствовавший в других частях мира. Она стала лидером мира.
Личный характер христианства
Согласно появившемуся тогда же учению Ансельма Кентерберийского, оказавшего огромное влияние на мировоззрение западного человека, Христос избавил человека от первородного греха, искупил его своей жертвой, и потому теперь у человека остались лишь его личные грехи, которые он может исправить делами [5]. Однако мало кому было понятно, в чем заключается этот личностный характер искупления. Когда говорят, что Иисус Христос спас мир, не отдают себе отчета, что спасение это всего лишь предложено, оно есть совместное деяние Бога и человека и без человека не имеет смысла. Оно не является неким одномоментным действием, чудесным образом преобразившим весь мир и всех людей. Спасение существует лишь как возможность, как указанный путь («Я есть путь!»), а превратиться в действительность, осуществиться может только через личное решение каждого верующего, действующего в сознании своей личной связи со Спасителем. Оно предложено каждому, поскольку Бог знает любого человека без исключения, какой бы ничтожной ни была его жизнь, то есть дает простецам, а не только правителям, определенную перспективу и смысл жизни. Эта конкретная связь является основой равенства и общественной свободы, которые стали пробивать себе дорогу в истории Европы, постепенно осуществляясь для отдельных людей, общностей в виде городов, их союзов, автономных университетов, монастырей и гражданского общества в целом. Личный характер христианства и его требование конкретных дел и есть то, что изменило жизнь, создало новую познавательную ситуацию для человека верующего.
Культура в преодолении человеческих инстинктов
Человеку предлагается забыть коллективный грех, темное прошлое и темное начало. Отделиться от родичей не означает неуважение или пренебрежение к отцу и матери, но отрицание человеческого закона вытеснения и вражды, который они несут и бессознательно передают потомству. Культура должна преодолеть человеческие инстинкты. Этот смысл переворота совершенно ясно осознавал папа Григорий VII и выразил его в афоризме: «Христос сказал: «Я есмь истина!». Он не сказал: «Я есмь обычай!» [6].
Индивидуальная личность строит культуру вины
Кто принял акт спасения, то есть принял избавление от общего греха как свое собственное, а не коллективное деяние, тот принимает и систему поведения, основанную на законе любви, на этической системе, изложенной Спасителем. Спасение превращается в реальность только для тех, кто его сознательно принял и руководствуется в жизни. Разумеется, его не приняли все, в том числе далеко не все называющие себя христианами и, конечно, не сразу. Большинство только последовали за формой и общими ритуалами. Его принятие представляло немалый труд и нравственные усилия по осознанию себя лично ответственным за свою собственную жизнь. Не все перешли в следующую культуру – культуру вины или культуру греха, когда сообразуются в каждом своем поступке не с соседями, коллективом, племенем, родственниками и даже членами своего прихода, а с учением Христа, самостоятельно изъясняя его для себя. В этой культуре впервые стал возможен личностный рост и прогресс общества. Именно потому в течение первых двухсот лет после папской революции, утверждает оксфордский историк К. Моррис, были заложены основы европейского гуманизма, а не в течение Возрождения, как это принято считать в литературе [7]. Он называет XII век особенно креативным, потому что тогда были созданы основы индивидуального гражданства и состоялось само открытие личности как таковой.
Импульс развития в личностном характере веры
Деяния индивидуальной личности проявлялись в конкретных результатах – в увеличении количества инноваций. Уже в первые триста лет после папы Григория VII европейская жизнь обновилась во всех областях: в технике, технологии, архитектуре, искусстве, медицине, образовании, науке, в общественной жизни, в конце концов. Тогда были заложены основы западной цивилизации и указаны пути ее дальнейшего развития. Импульс развития таился в самом личностном характере веры: каждый должен сознательно направлять свою жизнь, а через это изменяется общество.
Личностная форма творчества изменяет мир
Дело в том, что любое творчество, которым изменяется жизнь, возможно только в личностной форме, через осуществление своего призвания, добровольно возложенного человеком на себя. Мы можем видеть это на множестве исторических примеров, например, на подвиге Христофора Колумба. В.И. Вернадский, который был кроме всего прочего историком науки, впервые описал подлинный и главный движущий мотив поступков великого мореплавателя: религиозное воодушевление. «Как у него зародилась эта идея – неизвестно. Позже, уже глубоким стариком, Колумб решительно отрицал какое бы то ни было влияние кого- либо. «Для выполнения плавания в Индию, – писал он, – мне ни в чем не были нужны доводы разума, математика или географические карты. Это было простым исполнением пророчества пророка Исайи» [8].
Многие знали и предполагали в то время, что Земля шарообразна. Но это оставалось абстрактным научным знанием, просто идеей, пока кто-то не предпринял нечто, чтобы проверить ее на практике. Лишь Христофор Колумб претворил знание в живую плоть своей личности, своей энергии, своих поступков. Почему? Потому что посчитал, что ему лично, а не кому-либо еще, свыше поручено осуществить библейское пророчество освободить от мусульманского ига томящихся в Азии христиан, проложить путь к Гробу Господню с другой стороны, чем шли крестоносцы. Ведь если Земля – шар, значит, мы можем попасть в Иерусалим, идя на запад, а не традиционным путем – на восток. Это глубокое убеждение помогло ему добиться помощи набожной королевы Изабеллы, тоже считавшей своей миссией борьбу с магометанами, получить средства, преодолеть придворные козни, организационные сложности, величайшие трудности неизведанного морского пути, обуздать матросов, которые были равнодушны к этим целям, готовы были взбунтоваться и все погубить.
Личное убеждение, личное воодушевление помогли Х. Колумбу подняться над обыденностью и совершить величайший подвиг. И в результате вся мировая история ускорилась и пошла по новым путям.
Культура вины заставляет личность совершать подвиги
Культура вины заставляла каждого верующего, ответственного человека именно так относиться к жизни – как к делу подвига, вдохновенного деяния. Все достижения цивилизации, начиная с XI века, состоят из чьих-то – больших или малых – подвигов. Искреннее религиозное воодушевление, в лоне которого пребывала Европа в первые века после «папской революции », сформировало культуру вины, которая позволила ей стать лидером мира. Церковь вела и направляла верующих к единой мировой цели – к обетованию Царства Небесного, но вела не неразличимым скопом, как стадо, но обращаясь к каждому непосредственно, заботясь о каждой душе в отдельности. И потому каждый искренне верующий человек воспринимал греховность мира как свою личную обязанность способствовать его исправлению. Так продолжалось, вероятно, до опустошительной чумы середины XIV века, когда начались ереси, отпадения от церкви, когда возникла горячая народная вера, а в ответ на нее просвещенная, «профессорская » Реформация. Она отрицала слишком рационалистическое учение католицизма, утверждала оправдание единственно верой, то есть конкретными делами и своей жизнью, а не индульгенциями.
Усиление действенного характера веры
Однако для данной темы канонические расхождения и организационные церковные преобразования важны только потому, что они привели к еще большему укреплению личностного, творческого характера веры. Мартин Лютер усилил действенный характер веры. Реформаторским духом в наивысшей степени был проникнут кальвинизм, от которого отпочковались пуританство, пресвитерианство и другие деноминации протестантизма. Жан Кальвин требовал от каждого самостоятельно, без посредства священников, изъяснять Писание.
Протестантизм и трудовая этика
Протестантская культура вины сформировала трудовую этику, честность перед лицом Бога, следование в общежитии моральным правилам, изложенным в Евангелии. Она выставляла как идеал гражданские добродетели, то есть исповедование свободы и прав человека, создала новый тип государства, которое строилось уже не естественным путем, как родовая иерархия, а по Священному писанию: как самоуправляемая община, подвластная единственно царю небесному, но не только земному. Она же, культура вины, способствовала созданию просвещенных аристократических классов, которые покончили с грубым эгоизмом прежних веков и воспитывали новые поколения в осознании своей миссии, своей ответственности за состояние дел в странах и государствах. Она проявилась и в английском местном самоуправлении как почетном долге джентри, и в русском земстве. К ее следствиям можно отнести также повсеместно развитую в цивилизованных странах благотворительность, развитие медицины и народного образования не государственными органами, а как частный почин частных и церковных организаций.
Опоры культуры вины создаются одиночками
Итак, не следует забывать, что самые существенные, конструктивные опоры культуры вины создаются не всеми сразу, а одиночками. К ней переходят в более или менее массовом порядке строго по одному, через осознание человеком своей ответственности за собственную жизнь, за осуществление миссии или призвания. И такой порядок перехода от коллективной личности к индивидуальной способствовал выделению в обществах элит, людей, двигающих прогресс во всех областях жизни.
Ноосфера – научный этап истории человечества
«В каждом государстве и народе есть раса высшая, творящая творческую организаторскую работу, и раса низшая – раса разрушителей и рабов, – писал В.И. Вернадский в дневнике 1 мая 1918 года, осознавая происшедшую тогда в стране катастрофу. – Несчастье, если в их руки попадет власть и судьба народа или государства. Будет то же, что с Россией. Нация в народе или государстве состоит из людей высшей расы. Демократия хороша, когда обеспечено ею господство нации. А если нет?.. Промышленность и техника вообще не может свободно развиваться в социалистическом строе, т.к. он весь не приспособлен к личной воле, неизбежной и необходимой для правильного функционирования организаторов и изобретателей» [9]. В дальнейшем В.И. Вернадский создал учение о ноосфере, как управляемой обществом биосфере, где определяющую роль начинает играть наука, научная мысль и научная практика. Новому строю посвящена книга «Научная мысль как планетное явление», написанная в 1938 году, но опубликованная через много лет после смерти ученого [10]. Ее центральной идеей было обоснование ноосферы как научного этапа истории человечества. Научное творчество, как и любое другое, существует только как непосредственное усилие одного человека, который всегда видит дальше и использует свою интуицию. А интуиция не может быть коллективной. В.И. Вернадского глубоко занимала проблема научных открытий, иногда совершаемых даже задолго до того, как оно может быть понято другими учеными, настолько один человек способен опережать остальных.
Мотивы стремлений к счастью
Параллельно с В.И. Вернадским к сходным идеям пришел другой творец идеи ноосферы – ученый-натуралист и глубоко верующий христианин, член ордена иезуитов П. Тейяр де Шарден, автор знаменитой книги «Феномен человека» [11]. В лекции «О счастье», прочитанной 28 декабря 1942 года, П. Тейяр де Шарден, говоря о мотивах поведения человека, четко разделяет людей на три категории.
Очевидно, что все люди стремятся к счастью, что у них нет, кажется, более фундаментальной цели. Но перед лицом жизненного вызова, жизненных испытаний, в сущности, перед лицом неизбежной смерти каждый вырабатывает одну из трех осознанных жизненных философий, ведущих к цели.
Счастье покоя
Одни уверены, что жизнь есть жестокий обман. Она исполнена зла, несчастий, болезней, кончающихся смертью. Жизнь бессмысленна. И чтобы не испытывать страданий, лучше ничего не желать, ничего не делать. Все несчастья порождены стремлениями, приобретениями, погоней за престижем и вещами. Значит, надо не участвовать в жизненной гонке. Стать как можно меньше, погасить все огни, обрубить все канаты, избавиться от привязанностей. Это счастье покоя, по мнению П. Тейяра де Шардена.
Счастье обладания
Другие, напротив, стремятся всем обладать, всем насладиться в этом кратком земном существовании, все изведать, испытать и потребить. Задействовать все органы чувств. Надо обрастать близкими, друзьями, привязанностями, механическими игрушками. Жизнь дана для удовольствия и наслаждения. Это счастье обладания.
Счастье восхождения
А вот третья категория людей вообще не считает счастье чем-то таким, что можно достичь и чем можно обладать, не считают счастье ценностью, да еще высшей. Оно для них побочный и чисто внешний результат деятельности и более ничего. Зато эти люди услышали в шуме жизни свой сигнал, распознали то дело, ради которого родились на свет и пришли к нему. Они как будто вынесли мысль о страданиях и смерти за скобки, живут так, будто они бессмертны. Они осознали свое призвание и ему посвящают свою жизнь. Они истинные первопроходцы. П. Тейяр де Шарден называет их позицию счастьем роста, восхождения. И только третье решение, говорит он, совпадает со стремлением всей природы к большей осмысленности, к восхождению разумного начала, к эволюции в направлении большей сложности, которую мы видим не только в нашей цивилизации, но в миллионах лет предыдущей геологической истории.
Можно называть этих увлеченных людей наивными, ограниченными, чудаками. Но именно они создали все, чем мы обладаем. Каждая материальная черта бытия, каждое общественное и духовное достижение не безлично, оно есть чья-то осуществившаяся когда- то мечта. Но были ли счастливы сами эти творцы, спрашивает П. Тейяр де Шарден. Почитайте мемуары тех, кто их оставил, отвечает он, что же мы увидим? Они испытывали не счастье, нет, но радость. Жизнь их была полна, познание и достижение доставляли им невыразимое удовлетворение и удовольствие. «В своем полном развитии эта радость заключает в себе и дает удивительный душевный покой. Предмет, который ее питает, – неисчерпаем, поскольку последовательно совмещается с освоением Мира вокруг нас. Он, в сущности, неподвластен всяческой угрозе смерти или распада. И, наконец, в той или иной степени он постоянно доступен, потому что наиболее верный способ его обрести – каждому на своем месте как можно лучше делать то, что он может» [12]. В таком личном устремлении, говорит П. Тейяр де Шарден, нет ничего эгоистического. Такие люди чувствуют, что они действуют в интересах всего человечества разом. Причем он подчеркивает, что такая радость дана не только великим ученым или изобретателям, но каждому, кто сознательно строит свою жизнь.
Но может быть, эти прозрения творцов ноосферы – не научны, а всего лишь единичные и ненадежные мечтания мыслителей, похожие на пророчества мудрецов прежних веков? Что говорила теория человеческой личности к тому времени?
Стремление к самоактуализации
Но оказалось, что в психологии именно в те же годы была создана теория, в наивысшей степени гармонизированная с учением о ноосфере. Такой стала гуманистическая психология, или психология бытия, А. Маслоу. Как известно, он утверждал, что в конце иерархического ряда удовлетворения человеком своих потребностей – физиологического благополучия, безопасности, любви, уважения – стоят потребности высшего порядка. А. Маслоу назвал их стремлением к самоактуализации, то есть к реализации заложенных в человеке способностей и талантов. Это – креативные метапотребности, то есть связанные с творческим созиданием. Теорию самоактуализирующейся личности можно назвать, по сути дела, открытием совершенно новой реальности. Оно заключалось в том, что А. Маслоу определил психическую норму не по среднему большинству так называемых нормальных людей, а по небольшому числу лучших – самоактуализирующихся личностей [13]. Ведь и о физических возможностях человека мы судим не по средним образцам, а по развитым атлетам, говорит он.
Удовлетворение от своей деятельности
Изучая лучших, психолог нашел, что они свежее, чем все, воспринимают действительность, у них богатые эмоциональные реакции и переживания, они более спонтанны, то есть непосредственны в реакциях и в общении, у них ярко проявляется потребность в отстранении, в душевной сосредоточенности, они не страшатся одиночества, наоборот, оно составляет необходимую часть их жизни. Это и означает индивидуальность личности, ее автономность. Такого человека трудно включить в какие-то социальные или культурные группы, а их самооценка практически не зависит от окружающих, значит, у них нет страха, зависти, потребности в похвале или одобрении. Они испытывают удовлетворение от своей деятельности независимо от окружения.
Пиковые переживания
Вместе с тем, как правило, самоактуализирующиеся личности в высшей степени креативны, то есть реализуют свой талант, в чем бы он ни заключался. Они смелее отождествляют себя со всем человечеством. У них оптимистическая шкала ценностей, они верят в их лучшее будущее. Они по своим социальным устремлениям всегда демократичны, они не желают быть ни начальством, ни подчиненными, их взаимодействия с другими основаны на сотрудничестве. И, наконец, такие люди иногда испытывают наиболее сильные эмоциональные подъемы, которые А. Маслоу называет «пиковые переживания». Это, как правило, миг прозрения, откровения наивысшей сосредоточенности, когда человек осознает свое назначение, свою ценность, обретает наивысшую цельность самого себя, когда у него все получается.
«Достигшая высокого уровня развития личность имеет более богатый опыт пиковых переживаний, – утверждает А. Маслоу, – и чувства эти представляются мне более глубокими... Более полноценный человек тоже не свободен от проблем и страданий (хотя и более «высокого» толка), но эти проблемы и страдания в качественном смысле значительно менее острые. Зато такому человеку дана большая радость в жизни – и в количественном, и в качественном смысле. Короче говоря, достигнув более высокого уровня развития своей личности, индивид становится субъективно лучше» [14].
Переход к культуре радости
Таким образом, к середине XX века сразу трое выдающихся ученых и мыслителей в разных концах земного шара провозгласили пришествие нового человека, который обрел, наконец, радость – главное чувство, которое, согласно христианскому учению, сопровождает человека на его пути к Богу. Не счастье – явление материального порядка, а более высокого, того, которое сродни творчеству. И потому без всяких сомнений создаваемую самоактуализирующимися людьми культуру можно назвать культурой радости.
Радость является показателем психического состояния личности. Она приходит на место вины или греха, сопровождавшей сознание и чувства творческих людей прежних веков. Вина за общие и личные грехи, за несовершенство, за ощущение своей ущербности исчезает, избывается человеком. Он сделал еще один виток спирали и отрезал от себя ответственность за прошлое затем, чтобы усилить принятие настоящего и свое ощущение будущего. Вина ослабляет человека, порождает психические болезни и комплексы. Именно она была предметом клинического опыта З. Фрейда, источником подсознательных комплексов, разрушавших психическое здоровье человека. Выйдя на общественный уровень, эта вина образованных и обеспеченных перед народом, неправильно ориентированная благотворительность, принявшая гипертрофированные формы, явилась источником разрушительных стихийных народных движений XX века, ответом низов на покаяние верхов.
От комплекса вины к психическому здоровью
Без всякого сомнения, комплекс вины не был придуман классической психологией. Она царила в общественной и личной жизни. Но с тех пор изменилась не только наука, которая стала более строгой и вооруженной, но и жизнь, породившая немногочисленный, но самый продуктивный класс людей, которые (опять же по одному) покидали, избывали вину и переходили к психическому здоровью.
Переход к удовлетворению высших потребностей
К этому времени, несмотря на разрушительную войну, человечество начало преодолевать многовековую бедность. Оказалось, что без социальных катаклизмов, силой науки, можно избавить человечество от вечных спутников – голода, холода, болезней, плохих условий жизни. Если в конце XIX века в цивилизованных странах бедных было 80 процентов, то к концу XX века их осталось 20 процентов [15]. Человечество победило страшные эпидемии, стало более обеспеченным, образованным, поскольку все дети в этих странах обучаются в школе и количество людей с высшим образованием растет с огромной скоростью. Таким образом, первичные, витальные потребности людей удовлетворены и люди (только через осознание каждым своего призвания, то есть строго по одному) переходят к удовлетворению высших творческих потребностей. Следовательно, если человек не удовлетворил весь иерархический ряд своих потребностей, его нельзя назвать полноценной и здоровой личностью. А. Маслоу называет таких людей дефицитными.
Становление человека как уникальной личности
Создалась совершенно новая ситуация по сравнению с прошлым. Если в прежние века талантливые люди достигали успехов благодаря упорству, невероятному напряжению сил, преодолевая сопротивление окружающих, то теперь для реализации способностей создаются условия, талант в любой области поощряется всеми способами и не пропадает. Более того, человек ощущает, что его собственные внутренние качества, уникальное сочетание свойств, составляющее его целостную натуру, и есть его талант, а не особые художественные и спортивные способности, которые обычно за него принимают. И потому человек создает дело или занятие из самых неповторимых и своеобразных свойств личности.
В лоне культуры вины личность создавалась высоким уровнем образования, воспитания и через обретение своего неповторимого призвания. Но эти достижения существовали зачастую порознь. В культуре радости впервые они соединились в пределах одной личности.
Во-первых, только образованный и квалифицированный человек может реализовать свои способности.
Во-вторых, он должен уметь правильно их направлять, то есть без подсказки извне отличать добро от зла, что достигалось в прежние времена религиозным воспитанием.
В-третьих, раньше собственное дело было сопряжено с подвигом, было миссией, посланием, до некоторой степени моделью Христа – доказательство своих устремлений и мыслей собственной жизнью. Однако теперь для обретения своего дела на крест идти не обязательно, достаточно упорно преследовать цель стать самим собой, обрести смысл собственной жизни, управлять ею, осуществить заложенную в каждом программу, которая никогда не совпадает с другой. А это означает, что человек стремится уже не класть свое существование ни на один алтарь коллективных фетишей.
Рождение уникальной личности
Подобное обретение единства по сути дела и есть осуществление или рождение личности. Если продолжить рассуждение в категориях, рассмотренных К.Г. Юнгом, то можно предложить гипотезу о сближении эго и самости. В идеале, в наилучшем развитии самоактуализирующаяся личность соединила, правильно объединила сознательные и бессознательные реакции. Она поставила под контроль интуицию, инстинкты, весь гигантский и неясный ореол бессознательного, поскольку хочет быть сознательной. Разум здесь овладевает человеком, завоевывает все новые и новые рубежи во внутреннем мире, в реакциях и в поведении, соответственно.
Соединение эго и самости по сути дела означает выздоровление человечества. Христианская цивилизация прошла первый этап на этом пути – выпрямила человека, избавила его от коллективного бессознательного, от служения чужим целям, что было всегда источником психического нездоровья. Однако в своем движении она породила другой вид нездоровья – гипертрофированное чувство вины, когда человек взваливал на себя общую боль, общую судьбу, ответственность за исправление всего человечества. Вот почему и З. Фрейд, и К.Г. Юнг наблюдали людей, в массе своей не совсем здоровых, раздвоенных на рассудочную часть и инстинктивную, где врожденные комплексы и детские переживания формировали невротизм и легкую шизофрению, по сути дела. Фрейдизм часто кри- тикуют за сведение психики человека к эротическим инстинктам и комплексу вины. Но наука не может ошибаться, таких людей было много, и она их описывала. А критика основана на предвзятом мнении о неизменной природе человека.
Культура радости порождает индивидуальность
Но самоактуализирующиеся люди – тоже реальность. Немного десятилетий назад количество их стало достаточно, чтобы наука их заметила и стала описывать как явление. Так что прав и З. Фрейд, и А. Маслоу, только они описывают разных людей, а гуманистическая психология в понятии о самоактуализирующейся личности изменила представление о норме психического здоровья. Ныне культура радости освобождает человека от комплекса вины, хотя и она, вероятно, может порождать эгоцентризм и крайний индивидуализм. Но эти беды несравненно более легкие, чем предыдущие. Зацикливание на себе принесло вреда меньше, чем неквалифицированная забота о других, которая несла психические болезни. Они порождались принудительным единством, иллюзией одинаковости людей. Теперь разнообразие становится нормой, утверждается культура непохожести. Человек живет свою жизнь, сознательно не кладя своего существования ни на какой алтарь, пусть он даже освящен веками и «мудростью предков». Он осуществляет заложенную в нем программу, управляет своей жизнью и в целях этого строит общественные отношения. Любые чувства и способности становятся окультуренным призванием.
Закон восхождения личности
В совпадении эго и самости, которое есть наиболее яркая черта современного процесса психического развития, проявляется неясный, но мощный, действующий через людей еще не познанный нами закон восхождения, выявления личности.
- Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994.
- Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930. С. 47.
- Бенедикт Р. Хризантема и меч. М., 2004.
- Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. М., 1994. С. 164.
- Ансельм Кентерберийский. Почему Бог стал человеком / Пер. с лат. Е. Начинкина // Искупление. Материалы Второго Международного симпозиума христианских философов. СПб., 1999. С. 19–133.
- Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. М., 1994. С. 117.
- Morris С. The Discovery of the Individual. L., 1972.
- Вернадский В.И. Очерки по истории современного научного мировоззрения // Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М., 1981. С. 167.
- Вернадский В.И. Дневники 1917–1921. Кн. 1. Октябрь 1917 – январь 1920. Киев, 1994. С. 77.
- Вернадский В.И. О науке. Т. 1. Дубна, 1997. С. 303–538.
- Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987.
- Тейяр де Шарден П. О счастье // Человек. 1991. № 2. С. 113.
- Маслоу А. Психология бытия / Пер. с англ. М.; Киев, 1997; Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы / Пер. с англ. М., 1999.
- Маслоу А. Психология бытия / Пер. с англ. М.; Киев, 1997. С. 154.
- Розенберг П., Бирдцелл Л.Е. мл. Как Запад стал богатым. Экономическое преобразование индустриального мира / Пер. с англ. Новосибирск, 1995.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности