 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2005 / Религиозный идеал В. Соловьева как синтез истины, добра и красоты |
Личность в контексте культуры
Стр. «80—95»
Религиозный идеал В. Соловьева как синтез истины, добра и красоты
Проблема идеала в русской литературе
Проблема идеала в художественном творчестве является ключевой для всей истории русской литературы.
Практически нет ни одного крупного произведения, которое не ставило бы вопросов о смысле жизни, об идеальном герое, об истине, добре и красоте. Эти вечные вопросы, оставаясь вопросами, приобретали каждый раз новую форму. Для этого достаточно вспомнить религиозные искания в творчестве В.С. Соловьева, Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, поиски смысла жизни у А.П. Чехова и И.А. Бунина, социалистические идеалы М.А. Горького, В.В. Маяковского, А.П. Платонова, противостояние тоталитарным идеям, отстаивание свободной личности в творчестве В.В. Набокова, М.А. Булгакова, М.А. Волошина, Б.Л. Пастернака, исследование человеческих характеров в условиях войны у Ю.В. Бондарева, В.П. Астафьева, В.Г. Распутина, проблемы современной жизни и место в ней простого человека в прозе Ч. Айтматова, В.М. Шукшина и многих других писателей.
Призыв думать о человеке
Мировой успех и признание нашей литературе принесло ее неравнодушие к человеческим судьбам и призыв думать о человеке. «Русская литература «от начала» чревата исканиями идеалов, которые бы отличались истинностью и обладали свойством оправдать мир и жизнь в нем; оправдать страдание и «все и вся» образовать – в соответствии с найденным идеальным образом («образцом»)», – говорил в своей лекции, посвященной современной русской литературе, известный евразиец К.А. Чхеидзе [1]. И с этим нельзя не согласиться. Первостепенное значение проблеме идеала уделяли русские религиозные философы. Наиболее ярким их представителем является В.С. Соловьев, оказавший большое влияние на отечественную эстетическую мысль, литературоведение, критику и художественное творчество многих писателей и поэтов ХХ века.
Эстетика природы питает философию искусства
Свое понимание и значение искусства В.С. Соловьев раскрывает, прежде всего, в работах «Красота в природе» и «Общий смысл искусства». «Эстетика природы », – считает В.С. Соловьев, – дает «необходимые основания для философии искусства» [2]. Он пишет: «Ясно, что красота в природе не есть выражение всякого содержания, а лишь содержание идеального, что она есть воплощение идеи» [3]. Под идеей В.С. Соловьев понимает полную свободу составных частей в совершенном единстве целого. Он вычленяет три основные стороны общей идеи: абсолютно желанная есть добро; как мыслимое содержание – она есть истина; со стороны совершенства своего воплощения и реально ощутимая в чувственном бытии – есть красота. Таким образом, красота выступает одной из фаз триединой идеи, она есть ее (идеи) специальная эстетическая форма. «Только эта, последняя, отличает красоту от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же – достойное бытие или положительное всеединство, простор частного бытия в единстве всеобщего» [4].
Единство всеобщего может разрушаться, если разрастается одно из частных начал. «Ложью называем мы такую мысль, которая берет исключительно одну из частных сторон бытия». Соловьев считает, что зло в сфере нравственной и ложь в сфере умственной определяют безобразие в сфере эстетической [5]. Однако ощущать идею, считает В.С. Соловьев, можно только тогда, когда она осуществляется в материи, в природе. Степень воплощения идеи в материальном может быть различной: совершенной или менее совершенной, внутренней или внешней.
Поэзия есть отражение красоты природы
В.С. Соловьев выстраивает целую иерархию материальной красоты от непросветленной косной материи до лучезарного солнечного света, который охватывает в той или и иной степени всю природу, превращая последнюю в нечто привлекательное и яркое, полноценное и полноцветное. При этом он ссылается на любимых своих поэтов А.А. Фета и Ф.И. Тютчева, раскрывая через их стихотворения красоту неба, связанную с «образом деятельного торжества светлых сил» – солнцем, светом отраженным – «пассивная женственная красота лунной ночи» и красотой звездного неба, выраженной в наибольшей степени, потому что солнце и луна включают и освещаемый ими ландшафт, а при созерцании звездной ночи эстетическое впечатление всецело ограничивается самим небом» [6].
Анализируя стихи Ф.И. Тютчева, В.С. Соловьев противопоставляет его оптимистический взгляд противоположному взгляду И.Ф. Шиллера:
Загрустя, повымерли долины,
Взор нигде не встретит божества.
Ах! От той живительной картины
Только тень видна едва.
У Ф.И. Тютчева «важно и дорого то, что он не только чувствовал , но и мыслил , как поэт, – что он был убежден в объективной истине поэтического воззрения на природу. Как бы прямым ответом на шиллеровский похоронный гимн мнимо умершей природе служит стихотворение Ф.И. Тютчева:
Не то, что мните вы, природа –
Не слепок, не бездушный лик:
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык[7].
Для В.С. Соловьева очевидна роль эстетического фактора в развитии природного живого мира. Он считает, что в дарвиновской теории эволюции недостаточно учитывается роль красоты в борьбе за существование и продолжение рода [8]. Обращаясь к общему эстетическому смыслу искусства, В.С. Соловьев прямо ставит вопрос, является ли искусство простым удвоением красоты в природе или оно нечто большее. Его не удовлетворяет мнение И. Тэна («Философия искусства»), что в искусстве художник видит типические черты, отвлекаясь от несущественного. Например, красота на картине более концентрированная, чем в природе. Не опровергая этого, В.С. Соловьев считает его аргумент несостоятельным в отношении, в частности, музыкального искусства. По его мнению, художник продолжает то, что начинается природой в разрешении эстетической задачи.
Красота преобразует действительность
Человек с его разумным сознанием, как полагает В.С. Соловьев, – не только цель природного процесса, но и средство «для обратного, более глубокого и полного воздействия на природу со стороны идеального начала [9]. Говоря проще, человек не только отражает, но и преобразует действительность по законам красоты. Важность этого отмечает и А.Ф. Лосев у В.С. Соловьева, подчеркивая в его мысли о том, что «красота в искусстве есть результат воплощения идеи в материи », именно момент воплощения . В статье В.С. Соловьева «Общий смысл искусства» А.Ф. Лосев выделяет наиболее значимые тезисы: «…Красота нужна для исполнения добра в материальном мире, ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира» или «Для своей настоящей реализации добро и истина должны стать творческою силою в субъекте, преобразующею, а не отражающею только действительность». А.Ф. Лосев на основании вышесказанного делает вывод, что, по В.С. Соловьеву, «искусство не есть ни отражение действительности, ни отражение идеала, но фактическое преображение человека и общества и, так сказать, фактическое преображение того и другого в идеал…» [10]. А.Ф. Лосев прочитывает мысль В.С. Соловьева о преобразующем воздействии искусства, что отрицается многими современными критиками или воспринимается как раздражающее и отталкивающее в искусстве начало.
Значение и задачи искусства
Эту проблему В.С. Соловьев решает и в статье «Первый шаг к положительной эстетике», посвященной анализу эстетических взглядов Н.Г. Чернышевского и размышлениям самого В.С. Соловьева об отношении искусства и действительности. Вступая в спор с представителями «чистого» искусства, В.С. Соловьев предостерегает от крайностей. Когда говорят о А.С. Пушкине, что он «жрец чистого искусства, прекрасной формы; поэзия не должна быть полезной, поэзия выше пользы!», – то такие слова, по мнению В.С. Соловьева, не отвечают правде. Поэзия А.С. Пушкина «приносила и приносит большую пользу, потому что совершенная красота ее формы усиливает действие того духа, который в ней воплощается, а дух этот – живой, благой и возвышенный…» [11].
В.С. Соловьев признает специфическую особенность искусства и тех средств, при помощи которых оно создается, но обязательным считает «подчинение его общим жизненным целям человечества». Заключение такого рода, как «пускай художник будет только художником, думает только об эстетически прекрасном, о красоте формы, пусть для него, кроме этой формы, не существует ничего важного на свете», В.С. Соловьев называет эстетическим сепаратизмом, что унижает, прежде всего, искусство. В доказательство он приводит, как ни парадоксально, стихи А.А. Фета, поэзию которого всегда относили к «чистому» искусству:
Кому венец: богине ль красоты,
Иль в зеркале ее изображенью?
Поэт смущен, когда дивишься ты
Богатому его воображенью.
Не я, мой друг, а Божий мир богат:
В пылинке он лелеет жизнь и множит,
И что один твой выражает взгляд,
Того поэт пересказать не может.
(выделено В.С. Соловьевым) [12].
«Но если так, то в чем же значенье и задача искусства? » – спрашивает В.С. Соловьев. И дает общее определение «действительного искусства по существу: всякое ощутительное изображение какого бы то ни было предмета и явления с точки зрения его окончательного состояния, или в свете будущего мира, есть художественное произведение» [13].
Идеал имеет всеобщее значение
Будущее мира в художественном творчестве В.С. Соловьев связывает с высшими целями человеческой жизни (под высшей целью понимался идеал всеобщей солидарности и истинное всеединство). Эти мысли В.С. Соловьева находят подтверждение и в других работах, где он говорит «об идолах и идеалах»: «Истинным богом может быть только существо, обладающее полнотою совершенства; истинно человеческим идеалом может быть только то, что само по себе имеет всеобщее значение, что способно все в себе совместить и всех объединить собою» [14]. Подлинное искусство воплощает в себе эстетический идеал. Отстаивая в своем эстетическом идеале преобразующий характер искусства, В.С. Соловьев считает, что художники и поэты должны быть жрецами и пророками, которые под воздействием религиозной идеи должны сознательно управлять ее земными превращениями. Искусство будущего, по его мнению, вернется к религии, но в отличие от первобытного искусства, которое только удваивало (отражало) природу, оно будет «воздействовать на реальную жизнь, исправляя и улучшая ее согласно известным идеальным требованиям», среди которых важнейшую роль играет красота. Своеобразной предтечей будущего искусства он видел творчество Ф.М. Достоевского, убежденного в том, что красота спасет мир.
В.С. Соловьев выстраивает собственную систему отражения (предварения) красоты в искусстве, выделяя три рода таких предварений:
1. Прямые или лирические, когда глубочайшее внутреннее состояние находит себе прямое и полное выражение в прекрасных звуках и словах (музыка и отчасти чистая лирика). В подтверждение своих мыслей он приводит четверостишие из М.Ю. Лермонтова:
Есть звуки – значенье
Темно иль ничтожно.
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Не случайно, наверное, В.С. Соловьев цитирует не точно (у М.Ю. Лермонтова «есть речи »), в такой интерпретации совпадение абсолютное.
2. Косвенные, через усиление данной красоты, которая открывается и усиливается через идеализированный взгляд художника. Типология художественных произведений, на наш взгляд, восходит к этому роду предварений. Положительный литературный тип (герой) представляет собой усиленный идеалом образ.
3. Третий отрицательный род эстетического предварения «через отражение идеала от не соответствующей ему среды, типически усиленной художником для большей яркости отражения». Совершенная по-своему и прекрасная действительность не соответствует абсолютному идеалу или положительный герой приближается, но не полностью совпадает с идеалом, – это один не самый сильный момент несовпадения. Более «глубокое отношение к неосуществленному идеалу» можно найти в трагедии и комедии. В трагедии сами действующие лица недовольны той действительностью, в которой они проживают. В комедии наоборот – герои довольны (даже самодовольны) своей жизнью, хотя эта жизнь ни в каком смысле не может быть названа прекрасной [15].
Итак, стремление к совершенству, к идеалу может быть в литературе показано через приукрашивание, идеализирование действительности как своеобразная демонстрация возможного будущего, более совершенного, чем настоящее. Это стремление может быть показано и прямо противоположным образом, когда художник гиперболизирует негативные формы действительности (трагедия, комедия, сатира, юмор, карикатура и т.д.), которые подчеркивают ее несовершенство как противопоставление идеалу. Отрицание несовершенного также есть поиск совершенного, поиск идеала.
Влияние идей Вл. Соловьева на творчество А. Блока
Эстетические взгляды В.С. Соловьева, его устремленность к высшим ценностям и идеалам, понимание ответственности художника перед обществом – все это определило влияние В.С. Соловьева на литературу ХХ века. Духовными наследниками В.С. Соловьева считали себя А. Блок, А. Белый, С. Соловьев, находившиеся, по словам В.Я. Брюсова, «под сильным влиянием идей Вл. Соловьева». «Вместе с Вл. Соловьевым эти юные мечтатели были уверены, что приблизился конец «всемирной истории», что скоро, едва ли не на днях, должен свершиться великий вселенский переворот, который в существе изменит жизнь человечества. Их возбужденному воображению везде виделись явные предвестия грядущего. Все события, все, происходившее вокруг, эти юноши воспринимали как таинственные символы, как прообразы чего-то высшего, и во всех явлениях повседневной жизни старались разгадать их мистический смысл» [16]. Говоря о первой книге стихов А. Блока, В.Я. Брюсов отмечает, что под «Прекрасной дамой» «он разумел божественное, вечно женственное начало, которое должно, широко проникнув в мир, возродить, воскресить его. В этом отношении А. Блок был верным учеником В.С. Соловьева, незадолго до смерти пророчившего:
Вечная женственность ныне
В теле нетленном на землю идет.
Себя поэт представлял покорным и скромным слугою этой «Дамы», «рабом Царицы», servus Reginae, и свое дело определял так:
Светить в преддверьи Идеала
Туманным факелом своим [17].
«В ранних стихах Блока, – пишет В.Я. Брюсов, – река – не просто река, но и символ границы, отделяющей его от Идеала…».
Цитируя стихотворение:
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо, –
Все в облике одном предчувствую тебя.
Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо,
Я молча жду, – тоскуя и любя,
В.Я. Брюсов замечает, что сочетание «тоскуя и любя» «слово в слово повторяет выражение Вл. Соловьева». Идея божественного женского начала – Вечной женственности для Соловьева была очень важной. Иногда она выступает у него в образе Софии (мудрости) или «Жены, облеченной в солнце». Последний образ взят из Апокалипсиса: «И явилось на небе великое знамение – жена, облеченная в солнце…». Эти идеи В.С. Соловьева о Вечной женственности были восприняты не только А. Блоком, но также А. Белым и С. Соловьевым.
Возлюбленная Вечность Андрея Белого
Влияние В.С. Соловьева, как уже отмечалось, связано, прежде всего, с тем, что художественные поиски начала ХХ века исходили из потребности «соединить жизнь, веру и творчество», «приблизиться к мировой душе», которую В.С. Соловьев видел в женственном начале божества, все в себе объединяющем. А. Белый в сборнике стихотворений «Золото в лазури», который выходит почти одновременно со «Стихами о Прекрасной Даме», помещает несколько стихотворений, прямо посвященных В.С. Соловьеву:
Кресты, кресты… Свет сумеречный, шаткий,
Пунцовый… Свет – дрожит…
Спокойно почивай: огонь твоей лампадки
Нам сумрак озарит [18].
В стихотворении «Раздумье» А. Белый называет В.С. Соловьева пророком и говорит о своей уверенности в исполнении надежды своего учителя на радостный сон, в котором «все ярче сиянье зари».
Ночь темна. Мы одни.
Холод. Ветер ночной
деревами шумит. Гасит в поле огни.
Слышен зов: «Не смущайтесь… Я с вами…
За мной!..
Образ Прекрасной Дамы, Вечной женственности в творчестве А. Белого показан в образе возлюбленной Вечности.
Жизни не жаль
Загубленной:
Смотрит в туман бесконечности –
Образ возлюбленной,
Образ – Вечности.
(«Вечность», 1903).
В стихах А. Белого часто встречается величественный образ солнца, «Жена, облеченная в солнце» – идеал В.С. Соловьева:
Солнцем сердце зажжено.
Солнце – к вечному стремительность.
Солнце – вечное окно
В золотую ослепительность [19].
Или в другом стихотворении, где божественная гармония освещается солнечными лучами:
Забил поток лучей расплавленных в окно.
Все просветилося, все солнцем зажжено.
И «Свете Тихий» с клироса воззвали,
И лики золотом пунцовым запылали.
Восторгом солнечным зажженный иерей,
Повитый ладаном, выходит из дверей [20].
Позже, уже в 1921 году, в поэме «Первое свидание » А. Белый вспоминает о том времени, когда он приходил в дом брата В.С. Соловьева М.С. Соловьева и спорил с Сергеем Соловьевым.
О Логосе мы спорим с ним,
Не соглашаясь с Трубецким,
Но соглашаясь с новым словом,
Провозглашенным Соловьевым
О «Деве радужных Ворот»,
О деве, что на нас сойдет,
Овеяв бирюзовым зовом,
Всегда таимая средь нас:
Взирала из любимых глаз.
Влияние В.С. Соловьева сказалось и на творчестве Вяч. Иванова, правда, в отличие от В.С. Соловьева для Вяч. Иванова «эти идеи имели в значительной мере мифологизированный характер, были не философской конструкцией, а способом жизни» [21].
Уже первая книга стихов Вяч. Иванова «Кормчие звезды» представила его как глубокого философа, религиозные искания которого стали содержанием поэзии и многих работ, посвященных исследованию культурологических и эстетических проблем.
Муза Вяч. Иванова – его жена Л.Д. Зиновьева-Аннибал, «царица Сивилла».
Пришелец, на башне притон я обрел
С моею царицей – Сивиллой,
Над городом-мороком – смутный орел
С орлицей ширококрылой.
«Для человека искусство то же, что для Бога природа» (В. Гюго)
И.А. Бунин не считал себя символистом, но все его творчество (и поэзия, и проза) является своеобразной иллюстрацией статьи В.С. Соловьева «О красоте в природе », ставшей одним из духовных источников символизма.
В дневнике в 1905 году И.А. Бунин приводит высказывание В. Гюго: «Для человека искусство то же, что для Бога природа». Основная мысль, которую подчеркивает И.А. Бунин, это творчество, которое лежит в основе всей жизни: Бог – творец природы, а человек – «поэт природы». Природа, которую, по словам матери, с самых ранних пор он больше всего любил, – главная тема И.А. Бунина.
Осень. Чащи леса.
Мох сухих болот.
Озеро белесо.
Бледен небосвод.
Отцвели кувшинки,
И шафран отцвел.
Выбиты тропинки,
Лес и пуст, и гол.
Только ты красива,
Хоть давно суха,
В кочках у залива
Старая ольха.
Женственно глядишься
В воду в полусне –
И засеребришься
Прежде всех к весне.
(1905)
В.Я. Брюсов писал о И.А. Бунине: «Лучшие из стихотворений 1903–1906 гг., как и прежде, – картины природы: неба, земли, воды, леса, звериной жизни. В Бунине есть зоркая вдумчивость и мечтательная наблюдательность» [22].
А вот запись И.А. Бунина в дневнике от 11 июня 1909 года: «Утро, тишина, мокрая трава, тень, блеск, птицы и цветы, цветы. Преобладающий тон белый. Среди него лиловое (медвежьи ушки), красное (кашка, гвоздика, иначе Богородицына трава), желтое (нечто вроде желтых маргариток), мышиный розовый горошек… » [23]. Ж. Нива пишет, что И.А. Бунина часто и совершенно «заслуженно называют одним из величайших мастеров литературного пейзажа». «Бунин, вероятно, самый талантливый поэт того Пространства, которое русские писатели и художники возвели в степень мифа» [24].
У И.А. Бунина красота в природе выступает как эстетический идеал, что совпадает с точкой зрения В.С. Соловьева.
«Три разговора» Вл. Соловьева – о войне, прогрессе и конце всемирной истории
Особенно сильное впечатление на современников произвели «Три разговора» В.С. Соловьева. Три разговора – о войне, прогрессе и конце всемирной истории со включением краткой повести об антихристе оказали влияние на творчество В.Я. Брюсова, М.А. Волошина, А. Блока, А. Белого, Вяч. Иванова и др.
М. Волошин в своей «Автобиографии» писал, что «Три разговора» Вл. Соловьева заставили его «произвести переоценку культурных ценностей…».
Суть «Трех разговоров» состоит, как формулирует сам В.С. Соловьев, в предсказании будущего развития человечества, которое в итоге должно привести к победе добра над злом, живого общественного начала над разрушающим и смертным, выраженным в повести об антихристе. Антихрист выступает как лжепророк, псевдохристос. В.С. Соловьев доказывает, что в борьбе с антихристом возможны разные средства – «и меч войны, и перо дипломата», которые целесообразны в том случае, если «успешно служат добру»[25].
Повесть об антихристе начинается с эпиграфа, которым служит начало стихотворения самого В.С. Соловьева – «Панмонголизм»:
Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой,
Судьбины Божией полно…
В.С. Соловьев показывает возможность столкновения двух цивилизаций, двух религий, двух культур: панмонголизма и европеизма. Для него мир панмонголизма ассоциируется с исламом Западной Азии, Средней и Северной Африки и буддизмом с его индийскими, китайскими и японскими ответвлениями. (Разрушающее начало панмонголизма он видел в варварских действиях во время войны с Турцией – там сжигали младенца на глазах матери.) Под европеизмом он понимает все европейские народы, их культуру и религию, которая, по его мнению, ближе всего подошла к осуществлению религиозного идеала в христианстве и личности Христа.
По мнению В.С. Соловьева, неизбежно «предстоящее страшное столкновение двух миров», а поэтому необходимость «искренней дружбы между европейскими нациями» очевидна. Эти слова, подчеркивает В.С. Соловьев, не следует понимать, как его вражду «к буддизму и тем более к исламу», но нельзя «отводить глаза от существующего и грядущего положения дел» [26]. Пророчество В.С. Соловьева, как мы видим, подтверждается многими историческими фактами ХХ и особенно ХХI века. Это уже в начале ХХ века почувствовали поэты А. Блок, А. Белый, М.А. Волошин.
В первом разговоре В.С. Соловьев задается вопросом, можно ли использовать войну во имя добра и против смерти, разрушения (по В.С. Соловьеву, война оправдана, когда речь идет о защите добра, истины и справедливости). Второй разговор посвящен идее прогресса и будущему человечества. Он говорит о грядущем столкновении двух культур: азиатской и европейской, о месте и значении России в мире. Россия, по его мнению, по существу является европейской державой, но «азиатский элемент в природу вошел, второю душою сделался» [27]; третий разговор – о Христе как живом Боге и об антихристе как боге мертвых. Для В.С. Соловьева Христос – это Бог живых, а не мертвых, это реальная альтернатива антихристу как символу смерти и разрушения.
Вся история человечества есть явная и неявная борьба со злом, животворящего божественного и низменного, разрушающего начал, которые объясняют от- ношение людей к войне, к столкновению цивилизаций и культур, к будущему единству человеческого рода.
А. Блок видит в России силу, способную сохранить духовное единство
Пророчества В.С. Соловьева сыграли большую роль в творчестве его последователей, крупнейших поэтов и писателей ХХ века.
А. Блок пишет поэму «Скифы», эпиграфом берет те же строки из стихотворения Соловьева, которыми открывается «Третий разговор»: «Панмонголизм! Хоть имя дико, но мне ласкает слух оно».
Для А. Блока Россия – особая евразийская держава, синтезирующая лучшие корни культуры Европы и энергетику или пассионарность азиатских народов.
Мы любим все – и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений.
Некоторые исследователи считают, что Блок отождествляет Россию со скифами [28], что, на наш взгляд, является односторонней точкой зрения, как и поспешный из нее вывод о том, что «Скифы» «родились из исключительно теоретического пафоса и оказались неосуществившимся историософским сценарием» [29].
Нам ближе мнение О. Казниной, которая считает, «что русские у Блока не отождествляются со скифами или гуннами, а противопоставляются им, что они представлены как культурная нация, восприимчивая к дарам науки, философии и искусства» [30]. «Русские – варвары только в представлении европейцев, а на самом деле они – «щит», отражающий Европу от настоящих варваров».
Для вас – века, для нас – единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы.
Блок призывает всех европейцев объединиться, он видит в России силу, способную сохранить духовное единство. Это практически идея В.С. Соловьева, которая лежит в основе «Трех разговоров».
В последний раз – опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
В этом отношении представляет интерес статья А. Блока «Крушение гуманизма», в которой говорится о крушении буржуазной культуры, гуманизма индивидуальной личности и новом гуманизме «более свежей варварской массы». «Под видом «скифа» и «азиата » интеллигенция одновременно боялась и призывала «грядущего варвара» к революции, в надежде на то, что народные массы спасут русскую самобытность от нивелирующего влияния европейской буржуазной цивилизации» [31].
Судьба России
А. Белый в предисловии к поэме «Христос воскрес » также говорит о «я» коллектива как о душе народа, душе человечества. В этой поэме А. Белый подобно А. Блоку видит Россию сильной державой, которая сама себя спасет.
Россия,
Страна моя –
Ты – та самая,
Облеченная солнцем Жена,
К которой
Возносятся
Взоры…
Вижу явственно я:
Россия,
Моя, –
Богоносица,
Побеждающая Змия…
В поэме «Первое свидание» А. Белый, вспоминая В.С. Соловьева, рисует картину встречи с ним:
Сердит, убит и возмущен
Тем, что природа не воскресла,
Что сеют те же господа
Атомистические бредни…
Что над Россией – тайный враг
(Чума, монголы, эфиопы),
Что земли портящий овраг
Грызет юго-восток Европы…
«Три разговора» проходят через все творчество А. Белого («Серебряный голубь», «Петербург» и др.).
Темы «Трех разговоров» мы находим и в творчестве М.А. Волошина, которого также волнует судьба России. В.Я. Брюсов, характеризуя поэзию М.А. Волошина, говорит об известной эволюции сознательного пути развития, о том, что М.А. Волошин обращается к темам глубоким, пытаясь ставить и разрешать в стихах некоторые философские проблемы. Современная война у М.А. Волошина, по мнению В.Я. Брюсова, показана «с точки зрения мировой, даже космической» [32].
Враждующих скорбный гений
Братским вяжет узлом,
И зло в тесноте сражений
Побеждается горшим злом.
Взвивается стяг победный…
Что в том, Россия, тебе?
Пребудь смиренной и бедной –
Верной своей судьбе.
Сильна ты нездешней мерой,
Нездешней страстью чиста,
Неутоленною верой
Твои запеклись уста.
В цикле «Пути России» (стихотворение «Мир») М.А. Волошин говорит об искуплении греха за Россию, которую современники «прогалдели, проболтали», через испытания, самые страшные, на его взгляд.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи:
Германцев с запада, монгол с востока.
Подобные мысли встречаются у М.А. Волошина и в других стихотворениях.
Долго Русь раздирали по клочьям
И усобицы, и татарва.
Это строки из стихотворения «Дикое поле». М.А. Волошин здесь по-соловьевски пророчествует:
Все, что было, повторится ныне…
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне –
В небе – Бог, на земле – богатырь.
Образ Христа – подлинная красота
ХХ век полностью подтвердил пророчество В.С. Соловьева о приходе антихриста, несущего смерть и разрушения и проявляющегося в таких античеловеческих явлениях, как фашизм, тоталитаризм, терроризм. Реальной альтернативой антихристу и лжепророку является образ Христа у В.С. Соловьева. Он несет мир и справедливость, являясь духовным идеалом, сочетающим в себе не только интеллект, но высокую нравственность и подлинную красоту. Повесть об антихристе заканчивается поглощением огненным морем антихриста и его свиты и сошествием Христа к тем, кто верил в него, будь они православные католики или лютеране: «Когда святой город был уже у них в виду, небо распахнулось великой молнией от востока до запада, и они увидели Христа, сходящего к ним в царском одеянии и с язвами от гвоздей на распростертых руках» [33].
Оценивая место В.С. Соловьева и его эстетического идеала в русской культуре, А. Блок в своей статье «Владимир Соловьев и наши дни» пишет, что «судила судьба в течение всей его жизни быть духовным носителем и провозвестником тех событий, которым надлежало развернуться в мире» [34].
- Гачева А.Г., Казнина О.А., Семенова С.Г. Философский контекст русской литературы 1920–1930-х годов. М., 2003. С. 375.
- Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 253.
- Там же. С. 360.
- Там же. С. 362.
- Там же. С. 395.
- Так же. С. 365.
- Соловьев В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 107.
- Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 386–388.
- Там же. Т. 2. С. 393.
- Там же. Т. 1. С. 20.
- Соловьев В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 59–60.
- Там же. С. 5–66.
- Соловьев В.С. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 399.
- Соловьев В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 344.
- Соловьев В.С. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 401.
- Брюсов В. Среди стихов: 1894–1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 465.
- Там же.
- Стихотворение называется «Владимир Соловьев ». Написано оно под впечатлением посещения могилы В.С. Соловьева на Новодевичьем кладбище.
- Белый А. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 49.
- Белый А. Стихотворения. М., 1988. С. 21.
- Лотман М.Ю., Минц З.Г. Статьи о русской и советской поэзии. Таллинн, 1989. С. 42–62.
- Брюсов В. Среди стихов: 1894–1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 221.
- Устами Буниных. Дневники: В 3 т. М., 1977. Т. 1. С. 84.
- Нива Ж. Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе. М., 1999. С. 20.
- Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 640.
- Там же. С. 643.
- Там же. С. 696.
- Мусатов В.В. История русской литературы первой половины XX в. М., 2001. С. 43.
- Там же.
- Философский контекст русской литературы 1920–1930-х годов. М., 2003. С. 229.
- Казнина О. Европейский комплекс идей в литературе. Философский контекст русской литературы 1920–1930-х годов. М., 2003. С. 223.
- Брюсов В. Среди стихов: 1894–1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 312.
- Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 761.
- Блок А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1971. Т. 5. С. 504.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности