 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №1 / 2006 / Возникновение университетов (продолжение) |
Архив
Стр. «197—211»
Возникновение университетов*
Корпоративное объединение магистров
Мы сказали, что Абеляр проложил дорогу будущему университету; это нужно понимать так, что именно в школьной области св. Женевьевы начался процесс образования землячеств, из которых позднее составились нации, – процесс столь же естественный, как и в Болонье, и начавшийся едва ли даже не раньше, чем в Болонье. В настоящее время, впрочем, признается ошибочным утверждение Савиньи, что уже в 1206 г . четыре нации вступили между собою в договорное соглашение о выборе ректора. Событие это случилось, по крайней мере, двадцатью годами позднее: к началу XIII в., четырех организованных наций тогда еще не существовало, но университетская корпорация начинала уже выступать весьма отчетливо, и не в школьной области св. Женевьевы, а в области Нотр-Дам, на острове. Не школяры, а магистры образовали здесь корпоративное соединение, под дирекцией кафедрального канцлера, который и сделался главой парижского университета, и когда позднее в строй университета вошли нации, то характер профессорской корпорации повлиял и на эти последние, так как и в пределах наций всякое управление делами сосредоточилось в руках магистров – членов наций, а не школяров. Предполагают, что толчком к корпоративному соединению магистров, т.е. учителей, проходивших учительскую должность на острове с дозволения кафедрального канцлера и в зависимости от него, послужила обнаружившаяся и осознанная необходимость регулировать переход от ученичества к учительству. Уже пример Абеляра показывал, что любой талантливый и честолюбивый юноша мог быстро превратиться из ученика в учителя. Кафедральный канцлер давал дозволение учить (licentiam docendi) всем, желавшим заняться преподавательской практикой, какой бы отрасли знания дело ни касалось, и вел надзор за ними, так что все преподаватели в области Нотр-Дам (а они считались сотнями) зависели от канцлера и состояли к нему в одинаковом отношении. А с другой стороны, те же самые преподаватели могли содействовать канцлеру при даче им лиценции, так как канцлер, если он желал действовать добросовестно, нуждался в свидетельстве магистров о достаточной подготовке и способности лиценциата. Отсюда вытекали общие интересы канцлера и преподавателей в отношении к школьным занятиям и к штудирующим, а общие интересы, как справедливо заметил Денифле, искони ведут к образованию интерессентами общественных союзов.
Конфликты школяров и магистров с горожанами
Но если зарождение корпорации магистров совершилось не в оппозицию канцлеру, а в зависимости от него и в общих с ним интересах, то окрепло корпоративное начало несомненно в борьбе с канцлером и при поддержке пап. Прежде чем, однако, сказать об этой борьбе, следует упомянуть о распоряжении короля Филиппа-Августа, которое было вызвано столкновением школяров с горожанами в 1200 г . Служитель одного знатного школяра германского происхождения был побит в одной из парижских таверн; в отместку за это толпа школяров, ворвавшись в кабачок, избила содержателя до полусмерти, а это, в свою очередь, привело в ярость горожан, которые, вероятно, рады были подвернувшемуся случаю отплатить школярам за разные их старые грехи. И вот они, под предводительством прево, напали на дом, в котором жили германские школяры, убили того знатного господина, служитель которого вольно или невольно дал повод к столкновению, и несколько других лиц. Магистры пожаловались королю на насилия со стороны горожан, угрожая вместе со школярами покинуть Париж. Король, чтобы уладить дело мирным образом, определил, что на будущее время школяр, арестованный за преступление, должен быть выдан духовному суду, т.е. епископу, который мог осуществлять свою судебную власть или через оффициала (т.е. через тот должностной орган, которым ведал суд в общем порядке eпархиального управления по всем делам и над всеми лицами в объеме церковно-судебной компетенции), или через канцлера.
Магистры в оппозиции к канцлеру
Последний на самом деле сделался постоянным представителем епископа по выполнению возложенной на него королем задачи, и в руках канцлера оказалась судебная власть над всем ученым людом. Единство подсудности должно было, разумеется, содействовать укреплению солидарности, а вскоре после того папа Иннокентий III предоставил магистрам право иметь постоянного представителя или синдика для ведения гражданских дел, право составлять статуты и обязываться взаимно присягой к соблюдению их. Это было в 1208–1209 гг. Но вскоре же раздаются жалобы на злоупотребления со стороны канцлера, и начинается оппозиция ему со стороны магистров.
Преемственность римского права
Оказалось, что до 1212 г . не существовало никакого статута, которым бы регулировался образ действий канцлера при даче им лиценции. Разумеется, как уже замечено было выше, канцлер, если он желал действовать добросовестно в этом отношении, не мог обойтись без свидетельства профессоров о годности кандидатов на лиценцию. Но, по-видимому, не все канцлеры действовали по этой методе. В 1212 г . папа Иннокентий III (который сам раньше учился в Париже), очевидно, по поводу заявленных ему жалоб, обратился в Париж с посланием, из которого видно, что канцлер и лиценцию давал, не справляясь с суждением магистров о качестве кандидатов, и вымогал от желающих вести школьное дело присягу на верность и повиновение своей особе, а иногда и деньги, да, кроме того, и в качестве судьи, заключал в тюрьму без достаточного основания.
Поиск компромисса между канцлером и магистрами
Результатом папского послания был компромисс в следующем 1213 г . между канцлером и магистрами при посредничестве папского легата. В силу этого соглашения, канцлер обязался не арестовать ни одного школяра, за исключением случаев тяжких преступлений, которые давали бы повод опасаться, что виновный ускользнет от суда бегством, и самые вызов и арест производить не через городскую полицию, а по возможности, через своих служителей, причем распоряжение о лишении свободы может быть обжаловано епископу и его оффициалу. Денежные штрафы канцлер обязывался налагать только с известными ограничениями, так чтобы штрафные суммы во всяком слу- чай не составляли источника доходов. В силу договора, с другой стороны, за канцлером признается право давать лиценцию даже и без предварительного испытания и рекомендации магистрам, но решительно отрицается право отказывать в лиценции кандидату, рекомендованному магистрами – или большинством магистров (по общему правилу), или шестью магистрами, из которых трое выбираются магистрами же, а трое – канцлером на шесть месяцев (при лиценции «в искусствах »). При утверждении этого соглашения в Риме, в 1215 г ., последний пункт был изменен таким образом, что канцлер вообще может давать лиценцию только на основании предварительного испытания, произведенного магистрами, и притом лиценцию в искуствах (in artibus) не раньше, как по достижении кандидатом 21 года, а лиценцию в теологии не раньше достижения 35-летнего возраста. Добавлено еще, что всякий, заплативший за лиценцию деньги канцлеру или кому- либо другому, устраняется от учительской должности. Канцлер, однако, не успокоился и, как видно, привлек на свою сторону епископа; оба они стали оспаривать право магистров составлять статуты и обязываться под присягой угрозой штрафами к coблюдeнию статутов, угрожая отлучением от церкви всем тем, кто стал бы принимать участие в подобных актах. По жалобе корпорации, папа принял ее сторону и поручил apxиепископу руанскому отменить распоряжение епископа. Но так как епископ продолжал свои притеснения и подверг отлучению от церкви апеллировавших к папе магистров и школяров, то все магистры приостановили чтения. Папа кассировал епископское отлучение, объявив притом, что на будущее время никто не должен дерзать провозглашать подобные приговоры против парижского университета без особого соизволения папского престола. В 1222 году папе снова пришлось вступиться за университет, так как епископ, несмотря на запрещение, снова отлучил от церкви разных магистров и школяров и, для того чтобы пресечь распри в самом источнике, папа следующим образом регулировал отношения между епископом и канцлером, с одной стороны, и университетом – с другой: судебная власть принадлежит епископу и осуществляется им через oффициaлa или через канцлера; за канцлером признается право давать лиценцию, но тюрьма, которую канцлер выстроил для школяров, должна быть разрушена; школяры могут быть арестованы только тогда, когда без этого обойтись нельзя, и только по распоряжению епископа, а не канцлера, и в таком случае должны содержаться под приличным арестом (honeste); осуждаются претензии канцлера на принятие от магистров присяги на верность, а также злоупотребления канцлера при даче лиценции.
Вопрос о печати
Непредусмотренным оставался вопрос о печати, а между тем обладание печатью, по средневековым понятиям, считалось столь же безусловно необходимым признаком всякой universitas, как общая касса и общее имущество, и право установления статутов.
Средневековое право на римской основе
До 1221 г . корпорация не имела своей печати; университетские бумаги всякий раз препровождались к канцлеру для приложения печати, и, как скоро корпорация завела свою печать, канцлер протестовал, настаивая на своем исключительном праве скреплять печатью университетские акты. Папа Гонорий III, к которому обратились стороны, медлил с решением, потому, вероятно, что вопрос и в самом деле был не из легких (мы увидим, что он и остался неясным, служа источником недоразумений): смотреть ли на канцлера, как на главу университета, входящую в самый строй корпорации, в качестве ее составного элемента, или как на внешнюю, постороннюю для корпорации, власть? С первой точки зрения трудно было возражать против нахождения печати в руках канцлера, а целое развитие университетской корпорации до сих пор шло именно в этом направлении, указывая на канцлера, как на главу корпоративной организации. Не давая тотчас решительного ответа, папа распорядился, чтобы впредь до его решения, корпорация не употребляла своей печати, и чтобы против епископа, канцлера и тех из магистров и школяров, которые склонятся на их сторону, не было предпринимаемо никаких репрессивных мер со стороны корпорации. Однако, магистры, не смотря на папское запрещение, продолжали употреблять свою печать, и когда папский легат сломал ее, школяры подняли бунт, для усмирения которого потребовались королевские войска. Легат отлучил от церкви действовавших против него магистров и школяров, и как велико было их число, видно из того, что на одном лишь соборе буржском пришлось дать абсолюцию 80-ти магистрам. В конце концов корпорация добилась права иметь собственную печать: это право получено было университетом в 1252 г . от папы Иннокентия IV.
Возникновение факультетов
В то же самое время шла внутренняя организационная работа, так сказать, в недрах самой корпорации: образование факультетов и наций представляет едва ли не самую любопытную страницу в истории возникновения парижского университета. Следя за историей возникновения болонского университета, мы не встречались с факультетами, потому что их там не было; некоторое слабое подобие факультетов можно усматривать лишь в упоминавшихся выше докторских коллегиях. Факультеты явились именно в Париже и из Парижа были заимствованы в другие университеты, особенно в германские. В одном официальном документе от 1254 г . ( litera universitatis magistrorum et scholarium Parisius studentium) значится, что источник мудрости (sapientiae fons) в Париже делится на четыре факультета: теологию, юриспруденцию, медицину и философию разумную, естественную и моральную), – это как бы четыре реки рая (quasi quatuor paradisi flumina), о которых говорится в книге Бытия. Профессора этих факультетов, говорится в документе, чтобы иметь возможность с большими свободой и спокойствием предаваться научным занятиям, связав себя некоторыми специальными узами права (quodam juris speciali vinculo sociati), образовали из себя корпорацию ( corpus collegii sive universitatis ), получившую затем разные привилегии. Это историческое свидетельство нельзя понимать в том смысле, что парижский университет образовался путем соединения четырех факультетов, существование которых таким образом предшествовало бы образованию университета, так как подобное предположение, замечает Денифле, противоречило бы всем известным историческим данным. Образовательным элементом парижского университета были просто магистры разных отраслей знания, факультеты же образовались позднее силою солидарности, связывавшей отдельные группы преподавателей одной и той же дисциплины. Например, теологи естественным образом обособились от остальных потому, что с преподаванием теологии связывалось право проповеди, и теологи состояли в большей, чем все другие, зависимости от епископа, да к тому же, и по возрасту своему, они, были солидными людьми (не моложе 35 л .). Медики должны были на первый план ставить практику, а не теоретическое преподавание. Об артистах нечего и говорить: всеми условиями своего существования они обособлялись от остальных, и если где и должна была почувствоваться потребность в правилах для общего регулирования дел, равно касавшихся и учителей, и учащихся, то всего сильнее у артистов.
«Великая хартия» папы Григория IX
Надобно заметить, что слово «facultas», само по себе, означает способность, в применении к научной отрасли –способность преподавать эту отрасль, а также и саму преподаваемую отрасль. В последнем смысле, т.е. в смысле обособленной области знания или научной отрасли, в первый раз слово «facultas» было употреблено папой Гонорием III в 1219 г . в его послании парижскому университету: здесь говорится, что школяр, выдержавший испытание и получивший лиценцию, может свободно «управлять» в той отрасли (facultas), в которой дана ему лиценция. Но в 1255 г . выражение это употребляется уже в новом значении. Артисты говорят: «мы... магистры искусств... в виду новых и неисчислимых опасностей, угрожающих нашему факультету», а в январе 1259 г . те же артисты, для отвращения опасностей, угрожающих им, требуют присяги пред целым факультетом (jurent coram tota faсultate). Ясно, говорит Денифле, что «facultas» пoнимается здесь уже не в смысле науки, а в смысле совокупности магистров известной области знания, т.е. в современном значении факультета. Но что же случилось после 1219 года? Магистры отдельных отраслей стали составлять общие статуты, соединяясь в общие собрания, чтобы сообща производить испытания, возводить в ученые степени, возведенных принимать в свое общение, недостойных исключать и т.д. Твердою точкой опоры процесса развития факультетов послужила булла папы Григория IX « Parens scientiarum » 1231 г ., которую обыкновенно называют «великою хартией» (magna charta) парижского университета. В папской булле подтверждаются порядки, установленные в 1222 г ., но все факультеты трактуются отдельно, каждый сам по себе, и каждому дается полномочие «устанавливать уставы и порядки, какие окажутся нужными, относительно способа и часов чтения, относительно диспутаций, костюма, погребения умерших, относительно бакалавров... таксирования квартир, дисциплинарных мер против ослушников», причем даже прямо воспрещается одному факультету вмешиваться в дела другого. От статутов и распоряжений отдельного факультета должны были отличаться постановления целой «universitas», обязательные для всех факультетов; исключение из факультета рассматривалось, как исключение из целого университета вообще, и напротив, мнение например теологического факультета по какому-нибудь вопросу рассматривалось, как мнение целого университета.
Факультет как научная отрасль
Итак, нет ничего удивительного, ввиду описанного положения дел, что мало-помалу название научной отрасли перенесено было на совокупность преподавателей этой отрасли. Но и позднее еще, в папских и императорских учредительных грамотах под «facultas» разумеется научная отрасль, и даже не одна из четырех, соответствующим четырех факультетам, а всякая научная специальность. Папа (всего чаще) или император (реже) соизволяли на открытие в данном городе «генеральной школы», в которой должно вестись преподавание по богословию, каноническому и гражданскому праву, медицине, грамматике, диалектике и всякой другой дозволенной специальности (et in qualibet alia licita facultate ), причем слово «дозволенная » означало, что разные недозволенные «искусства », например, волшебство, исключаются из университетского преподавания.
Факультет как организованная совокупность преподавателей
Из взгляда на факультет, как на организованную совокупность преподавателей, вооруженную правом составлять статуты и прочее, логически выводилась необходимость придать корпоративную законченность факультетской организации: во главе факультетов стали деканы (название, заимствованное из церковной организации кафедральных капитулов), и каждый факультет получил особую печать. Все это делалось не вдруг, а постепенно. Юристы и медики получили деканов в 1267 г .; печать юристы получили в 1271 г ., медики в 1274 г .; теологи дольше других оставались в непосредственной зависимости от канцлера, который обыкновенно сам был теологом, и получили декана лишь в 1296 г ., а артисты и совсем не получили декана, – по- чему, выяснится ниже, когда мы будем говорить о нациях. Прежде же чем перейти к нациям, нужно сделать несколько замечаний относительно двух факультетов: юридического и богословского.
Разведение центров юриспруденции и богословия по университетам
В 1219 г . папа Гонорий III запретил преподавание в Париже римского права, так что с этого времени и в течение нескольких столетий парижский университет не имел полного юридического факультета, который представлялся одними канонистами, или, как их называли декретистами (потому что основною книгой, которую они преподавали, служил канонический сборник, известный под названием «декрета» Грациана). Отсюда некоторые ученые готовы были сделать общий вывод, что церковь в средние века систематически противодействовала изучению римского права. Но еще Савиньи разъяснил неосновательность этого мнения. Что в духовных сферах могли вообще раздаваться голоса недовольных против увлечения духовенства римским правом в ущерб занятиям по теологии, в этом нет ничего неожиданного, и например, около половины XII в., св. Бернард клервоский жаловался на то, что в папском дворце слышатся не законы Господа, а законы Юстиниана. Нужно принять во внимание, что даже в итальянских школах, в гораздо большей степени отмеченных светским характером, чем остальные высшие школы, главный контингент учащихся составляло духовенство, с ревностью предававшееся изучению юриспруденции, рассчитывая этим путем «добраться до парадиза высоких должностей и богатых бенефиций», выразился один средневековый писатель (Рожер Бекон). Но главное дело даже и не в этом, а в соображениях совсем другого порядка. Вскоре же по возникновении университетов болонского и парижского составилось убеждение, что, так сказать, Самим Господом Богом предназначено быть одному светильником в области юриспруденции, другому – в области богословия. Папа Гонорий III в булле 1219 г . говорит, что металлоносные жилы находятся не в одном, а в разных, что в одном месте добывается серебро, в другом железо, в третьем золото, причем под золотом разумеет теологию и местонахождением золотоносных жил называет Париж.
Конкуренция университетов за науки
О том же Гонорие III известно, что он был главным покровителем болонского университета, не отступавшим даже пред советами школярам скорее оставить город, чем подчиниться несправедливым требованиям горожан. Подобно тому, как Болонья ревниво относилась к попыткам других итальянских городов основать у себя высшие школы, подобно тому, как в Англии Оксфорд и Кембридж так-таки и не допустили в Средние века образования университетов в других английских городах, или как позднее император Карл IV, спасая Прагу от конкуренции, не очень благосклонно относился к учреждению венского университета, так и Парижу старались обеспечить возможность посвящения его лучших сил теологии и безопасность от всяких возможных конкуренций. Любопытно, что авиньонские папы, все симпатии которых тяготили к Франции, из 18-ти университетов, учрежденных за время пребывания пап в Авиньоне, в девяти не допустили преподавания теологии, да и из тех девяти, в которых разрешено иметь теологический факультет, в двух воспрещены были промоции в теологии (Рим и Перуджия), а промовированные в Кагоре поставлены были в необходимость подвергаться новому испытание в Париже, если хотели там учить. Напротив, те же папы ничего не имели против преподавания римского права в других, французских же, университетах, и некоторые из них, например, орлеанский и анжерский, были по преимуществу юридическими школами, а например, в Париже бернардинцам воспрещено было заниматься даже и каноническим правом, да и вообще, как думают, нищенствующим орденам исключительно рекомендовались занятия теологией. Факты из позднейшей истории, приводимые у Савиньи, не менее ясно указывали истинный смысл воспрещения преподавания римского права в парижском университете. Так в XVI парижские канонисты не раз заявляли о своем желании преподавать римское право, но остальным факультетам удавалось затормозить это дело частью своими постановлениями, частью жалобами в парламент. А в 1572 г . парижские канонисты были прямо обвинены многими юридическими школами Франции в том, что они преподавали римское право и промовировали в нем, и парламент решил дело против канони- стов. В 1576 г . дозволено было преподавание римского права Якову Куяцию, с предоставлением ему права возводить в докторскую степень по римскому праву в Париже; но три года спустя, на собрании государственных сословий в Блуа было возобновлено старинное воспрещение, которое окончательно было устранено лишь в 1679 г . На самом деле, за все время существования парижского университета, канонисты не могли обойтись без изучения римского права, и если например, в статуте канонистов 1370 г . выражено, что можно, и не штудируя римского права, получать степени и читать лекции по каноническому праву, то это, как замечает Савиньи, нужно понимать лишь в том смысле, что нет необходимости проходить полный курс римского права в каком-либо чужом университете, и несомненно, что в самом же Париже читались вводные лекции по римскому праву, не допускались же только подробные чтения по самим книгам Юстиниана, т.е. не было систематического изучения, которое бы делало штудирующего способным промоций. А что во Франции, вообще, римское право было не в загоне, это всего лучше доказывается именами таких звезд первой величины, как Донелл, Куяций и оба Готофреда. Не с неба же свалились эти светила юриспруденции, и притом в такую историческую эпоху, когда во всех других странах, не исключая и Италии, юриспруденция влачила довольно жалкое существование.
Распри университетов с монахами
Для богословского факультета, но вместе также и для целого университета имело немаловажное значение столкновение с монахами нищенствующих орденов, в особенности доминиканского. Марквардсен и некоторые другие историки связывали даже с этим столкновением образование факультетов вообще, представляя ход событий в таком виде, что долговременные распри университета с монахами повели в 1257 г . к образованию факультета теологов, примеру которого последовали потом медики и канонисты. Приведенные выше факты, в особенности булла 1231 г ., не оправдывают этого взгляда. Борьба университета с монахами возгорелась из-за того, что монахи, искусно пользуясь событиями, требовали признания их в качестве членов университета. Первый толчок к предъявлению этой претензии монахами был дан столкновением школяров с горожанами в 1229 г ., которое и вообще имело важные последствия для корпоративной жизни университета и отразилось даже на судьбах других университетов, не только французских, но и английских, так что неизлишне будет рассказать об этом событии. В одной из таверн школяры, употребляя точное выражение старинного историка, «нашли вино превосходным, но счет, предъявленный им за выпитое вино, слишком высоким ». Отсюда недоразумение. Школяры побили содержателя кабачка, а сбежавшиеся соседи тем же отплатили школярам. Последние, полагая, что они остались в долгу следующий день снова явились, взяли таверну и опустошили дом, нанося побои всем, попадавшимся на пути, мужчинам и женщинам. Так как селение, в котором находилась таверна, принадлежало монастырю св. Марцелла, то приор монастыря обратился с жалобой к королеве Бланке, управлявшей в то время, за малолетнего короля (Людовика Святого). Когда королева дала строгие приказы парижскому прево, не в меру усердствующие полицейские напали на группу ни в чем неповинных людей, не участвовавших в разгроме кабака, и так сильно избили их, что некоторые остались на месте избиения. Тотчас собрались и решили предъявить королеве требование об удовлетворении за совершившееся злодеяние. Не получив немедленного удовлетворения, магистры поручили особому комитету обсудить данный вопрос, и комитет решил, что если в течение шести недель удовлетворения не последует, лекции и остальные академические акты будут приостановлены на шесть лет, и в течение этих шести лет воспрещается и учащим и учащимся проживать в городе, даже в диэцезе парижском. Шесть месяцев прошло, а удовлетворения не последовало, и университет фактически распался. Начались массовые переселения в Орлеане, Анжере, Оксфорде, Кембридже и других городах. Так «великий поток научной жизни, выведенный из русла, распался на маленькие пересыхающие ручейки», писал папа Григорий IX королю Людовику, убеждая его дать оскорбленным удовлетворение и возвратить им привилегию Филиппа Августа. Привилегия Филиппа была возобновлена, но насчет удовлетворения за насилие советники короля не расположены были ни к каким уступкам. Епископ отлучил даже от церкви тех магистров и школяров, которые присягнули оставить Париж, а равно тех, которые получили бы лиценцию в Анжере и Орлеане без содействия парижского канцлера; кроме того, на провинциальном соборе сенском епископ провел постановление о лишении выселившихся в другие города школяров привилегии освобождения от резиденции (мы после увидим, в. чем состояла эта привилегия и как много значила она в университетской жизни). Школяры перенесли дело в Рим, и здесь оно нашло себе сильную поддержку: в это именно время издана была вышеупоминавшаяся булла Григория IХ «Parens scientiarum», которую называют «великою хартией» парижского университета. В заключении буллы говорится, что магистры и школяры, после причиненных им насилий давшие присягу оставить Париж, преследовали не эгоистический, а общий интерес, и присягнувшие разрешаются от присяги в случае, если бы король подтвердил их старинные привилегии и наказал тех, кто действовал против них насильственно. Булла, очевидно, предполагала содействие короля; поэтому, одновременно с изданием буллы, адресованной на имя университета, папа обратился с письмом к королю, убеждая его возобновить привилегию Филиппа и доставить удовлетворение школярам и рекомендуя, кроме того, особому покровительству короля тех двух магистров, которые столь успешно вели в Риме у папы дело университета. Дело наконец и уладилось, после чего начался новый прилив молодежи, даже более сильный, чем когда-либо раньше; случалось, что в Париже скапливалось до 30 000 штудирующих.
Борьба монахов за вхождение в университетскую корпорацию
Возвратимся, однако, к нищенствующим монахам. Монахи воспользовались тем временем, когда академические акты прекратились и дело магистров велось в Риме для устроения лекции в своих орденских домах и имел успех: лица, которым поручено было преподавание, оказались действительно выдающимися учеными (Альберт Великий, Александр Галес). По восстановлении университетских чтений, магистры сначала не трогали монахов, но монахи потребовали включения себя в корпорацию, как равноправных членов. Университет был против этого, так как опасался, что члены ордена, с их особыми интересами и правилами внесут в университет элемент раздора, да и белое духовенство вообще не очень благоволило к монахам, видя, что они лишают его всякого влияния на народ проповедями и исповедями. Все-таки университет в 1252 г . согласился дать орденам по одной профессуре, помимо того преподавания, которое могло вестись в орденских помещениях для монахов. Когда затем, при новых пертурбациях, постигших университет, магистры хотели принять общее решение об оставлении Парижа, монахи обещали свое согласие на общее мероприятие лишь под тем условием, если им дадут по второй профессуре. Университет, испробовав всякие убеждения и угрозы, исключил монахов из своей среды. Но монахи не сдались. Они перенесли дело в Рим, куда и университет также отправил от себя посольство и на этот раз проиграл, отчасти, может быть, и оттого, что глава посольства, как видно, не в достаточной степени дипломат, выразил в Риме порицание не только образу действий нищенствующих монахов, но и самим их обетам, т.е. в сущности и римскому престолу, одобрившему ордена. Монахи получили вторую профессуру; и хотя, как показал последующий ход событий, доминиканцы содействовали не посрамлению, а прославлению парижского университета (из доминиканского ордена вышли такие знаменитости средневековой науки, как Фома Аквинский и Бонавентура), но в университете навсегда остался, по выражению одного писателя, известный осадок горечи, и осадок этот был настолько силен, что вытеснил все воспоминания о прежней поддержке, оказывавшейся университету папами. В последовавших вскоре после того столкновениях королевства с папством университет решительно стал на сторону короля и потом, в течение долгого времени, был очагом западно-европейского либерального (епископального) движения, направлявшегося против единовластия папы.
Деление университета на нации
Сказав об образовании профессорской корпорации с канцлером во главе и с четырьмя факультетами, как частичными автономными корпорациями, вошедшими в состав университетской организации, мы все еще не дошли до цели выяснить себе процесс образования парижского университета. Нашему наблюдению представляется еще другой фактор в ходе внутреннего организационного развития университета (кроме факультетов) – это нации. Деление на нации – школяров ли одних, или школяров вместе с магистрами, стекавшихся отовсюду в Париж, – едва ли не более древнего происхождения, чем деление по факультетам. Некоторые исследователи полагали далее, что нации именно и легли в основу парижской университетской корпорации. Естественно, что пришлая масса штудирующей молодежи, как и в Болонье, группировалась по землячествам. Эти землячества мало-помалу соединились в четыре обширные группы или нации: галльскую, английскую (заменившуюся германскою, после того как приток англичан, с образованием университетов оксфордского и кембриджского, ослабел), пикардийскую и норманнскую. Почему образовалось именно четыре нации и в числе этих четырех оказались именно такие-то, объясняется вероятно тем, что названных национальностей было всего более в тот момент, когда складывалось четверное деление, с точностью потом воспроизводившееся в разных германских университетах. Пришельцы из других стран, например, из-за Пиренейских гор или из Италии, приурочивались к одной из названных четырех наций. Четыре нации развились в автономные корпорации, и любопытно, что каждая из них имела свою печать уже в сороковых годах ХШ в., т.е. раньше, чем факультеты получили свои печати, и даже раньше, чем целая университетская корпорация получила бесспорное право иметь свою печать. Между тем как факультеты развились на учебной почве в отношении к преподаваемым наукам, нации образовались для взаимной поддержки, для дисциплины в видах административных вообще, причем и в нациях активная роль принадлежала магистрам, а не школярам, как в Болонье. Во главе каждой нации – прокуратор, а во главе всех соединенных наций – ректор. Но любопытнее всего то, что деление по нациям воспроизведено сполна только на факультете «искусств», в том смысле, что все без исключения и магистры и школяры искусств должны были принадлежать к какой-нибудь из четырех наций. Магистры трех других факультетов стояли вне всяких наций; но школяры других факультетов входили в национальные корпорации, наряду с артистами, потому что они обыкновенно и юридически числились на факультете, как разъяснено будет впоследствии. Итак, четыре нации составляли собою факультет искусств, или другими словами, факультет искусств обнимал собою все четыре нации, и немудрено, что ректор – глава соединенных наций – сделал излишним существование особого декана факультета искусств.
Школьная область – почва для развития наций
Справедливо предполагают, что первоначальною почвою для развития наций была не кафедральная область, а школьная область св. Женевьевы, где уже со времени Абеляра процветали artes, и где было более свободы для корпоративного развития вне зависимости от канцлера, чем в области Нотр-Дам. Как бы то ни было, в результате всего сложного процесса развития парижской университетской организации получилась редкостная федерация семи автономных единиц: трех факультетов и четырех наций, обнимаемых четвертым факультетом. Не будем говорить пока о том, сколько в этой федерации факультетов, с канцлером во главе, и наций, с ректором во главе, скрывалось источников для недоразумений столкновений. Во главе об устройстве средневековых университетов придется еще коснуться этого предмета. Но естественно задать себе вопрос: каким образом аббат св. Женевьевы мог сойти со сцены, после того, как в XII в. он давал такую же лиценцию на учительство в область аббатства, какую кафедральный канцлер давал в школьной области Нотр-Дам? Собственно говоря, он и не сошел со сцены и не поступился своими правами в пользу кафедрального канцлера. Аббат боролся с канцлером, и боролся не без успеха; дело доходило и до Рима. И, по-видимому, сначала оба они конкурировали при даче лиценции по всем факультетам; позднее конкуренция осталась только по отношению к факультету искусств, так что на этом факультете для лиценциатов существовал выбор между кафедральным канцлером и аббатом (который также заменял себя монастырским канцлером, как представителем), лиценция же на других факультетах сосредоточилась исключительно в руках кафедрального канцлера. Затем, что касается университетского управления, аббат остался в стороне от него и в борьбе университета с канцлером никакого участия не принимал.
Квартирный вопрос
О парижских коллегиях, еще более осложнивших университетскую организацию, мы тоже не будем пока говорить, а скажем лишь о том, как относились к квартирному вопросу, прежде чем явились коллегии. После того как дело университета по столкновению с горожанами, благодаря посредничеству папы, уладилось, и начался более сильный, чем когда-либо, прилив штудирующей молодежи, король Людовик Святой предоставил университету право таксировать квартиры и принуждать горожан указанные таксаторами квартиры сдавать под постой. Между горожанами послышался ропот на несправедливую неравномерность, так как монахи и духовные домовладельцы не обращали никакого внимания на требования таксаторов, угрожая им отлучением от церкви. В дело должен был вмешаться сам папа. Он дал полномочие квартирной комиссии действовать в силу папского авторитета, заклеймил духовенства и пригрозил церковным отлучением даже таким субъектам, которые, из страха низкопоклонничества пред духовными господами, отказывались бы доставить комиссарам необходимые сведения. Вскоре после этого, самим университетом был выработан статут, регулирующий наем квартир и аудиторий. В этом статуте определено, между прочим, что если горожанин отказывается сдать в наем свои помещения по таксе, то дом его подвергается «бесчестию » (infamia) на пять лет, так что в течение этого срока никто из членов университета не может нанимать помещение в пораженном «инфамией» дом, под страхом исключения из университета. Парижская «инфамия » соответствует болонскому «интердикту», поражавшему, с такими же последствиями, дом того горожанина, который не подчинился бы таксе или предъявил лживое обвинение против школяра, даже на дома, соседние с квартирою школяра, если бы в ней учинено было оскорбление школяра или совершена кража.
(Продолжение следует)
* Продолжение. Начало: Развитие личности. 2005. № 3. С. 199–206; № 4. 188–198.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности