 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №1 / 2006 / Лица фэнтези (продолжение) (Перевод с английского Алексея Лисогора) |
Личность в контексте культуры
Стр. «212—226»
Лица фэнтези* (Перевод с английского Алексея Лисогора)
Эмма Булл [Emma Bull]
Трудно сделать неподдельно-всеохватывающую фотографию писателя. По крайней мере для этого нужны высококлассные широкоугольные объективы, или же можно воспользоваться панорамной камерой, а в большинстве драматичных случаев поможет только съемка с вертолета.
Писатели могут рассказать вам, как они практикуют одиночное творчество; наилучшим образом совершаемое в уединении. Вздор! Да, они могут делать свои текущие дела наедине с самим собой, в отсутствие других представителей рода человеческого. Но они не могут делать их – и не могут даже подумать об этом! – без благоприятного влияния целой толпы людей, которые в виде призраков стоят за их спинами и наблюдают, как писатели выстраивают предложения или смеются удачным шуткам. На фоне этой толпы особо выделяются члены семьи, родные, первая учительница и все последующие наставники. Там стоят множество библиотекарей, с которыми они водили дружбу; много знакомых продавцов из книжных магазинов; немного гидов, которые сопровождали их во время поездок по незнакомым местам. Стоят другие писатели, которые на любой вечеринке образуют многочисленное и шумное сборище. Другие члены этой толпы являются хорошими друзьями; ответственными секретарями; рецензентами; многострадальными студентами. Некоторые являются авторами таких книг, которые выделяются из общей массы (вне зависимости, хорошим или дурным примером). Затем стоят музыканты, художники, ученые, архитекторы, гангстеры, политики, философы, автогонщики, сетевые продавцы и газовики – все они или инспирируют слова, или обогащают их, или же делают возможным кое-как проковылять сквозь свою профессию писателя.
Следовательно, здравомыслящие фотографы благоразумно избегают любых проблем. «Я только сделаю ваш портрет – того, кто печатает на машине слова, – говорят они нам. – А если вы хотите приличный портрет всех этих людей, вы можете сделать его сами».
Поэтому писатель идет домой и, добыв фотографа к полезной фантомной толпе, пишет еще одну книгу.
Произведения : « Искатель » [«Finder»]; «The War For the Oaks»; «Bone Dance».
Мерседес Лаки [Mercedes Lackey]
Очень многое в моей жизни связано с птицами. Лари Диксон [Larry Dixon] (мой муж, мой соавтор, мой первый издатель и иллюстратор) был первым, кто возбудил мой интерес к ним. Мы с ним являемся федеральными лицензированными реабилитантами хищных птиц; также новичками-соколятниками, а еще у нас есть небольшое подобие птичника, где мы выращиваем попугаев. Птицы играют значительную роль в нашей работе, ведь они – некие символические аспекты, среди которых можно выделить такие очевидные, как свобода и хрупкость.
Как в реальной жизни, так и в литературе мы смотрим на птиц как на представителей нашей ответственности. Если мы берем, к примеру, попугая, то мы становимся ответственными не только за его уход, но и за его физическое, эмоциональное и психическое состояние, ведь попугаи – это крайне умные и чувствительные создания. А если мы принимаем раненую или осиротелую птицу, то нам часто приходится исправлять то, что сотворили с ней другие люди, – мы должны или вылечить саму птицу, или же обеспечить ей благоприятную среду обитания.
Когда у нас на руках птица, мы несем ответственность за ее будущее . Птицы не могут вернуть нам обратно ничего из того, что мы дали им, поэтому единственным возможным ответом с их стороны, который они могут дать нам за наше благорасположение к ним, – это заранее своей любовью оплатить нам свое будущее. Тратим ли мы многие часы на нашу заботу и уход за осиротелым ястребом, или же содействуем молодому писателю в его ремесле, этим самым в благодарность за наше прошлое мы делаем свой вклад в будущее.
Произведения: «Причуды судьбы» [«Winds of Fate»]; «Волшебная пешка» [«Magic's Pawn»]; [«Sacred Grannd»].
Филлис Эйзенштейн [Phyllis Eisenstein]
Я никогда не намеревалась быть писательницей фэнтези. В возрасте восьми лет я поставила перед собой цель стать писательницей научной фантастики, вследствие этого я и люблю больше писать научную фантастику, чем фэнтези. Но я всегда получала удовольствие от фэнтези. Одной из моих самых ранних прочитанных в детстве книжек стала книга сказок Андре Ленга [Andrew Lang], после которой я перешла к сказкам братьев Гримм, Шарля Перро и других авторов. А к тому времени, когда мне исполнилось 10 или 11 лет, я уже успела прочитать почти всего Эдгара По, что содействовало интересному балансу в противовес сказкам, – к тому же я уже читала в то время нау чно-фантастические журналы и антологии Гроффа Конклина [Groff Сonklin] – и мне стало ясно, что научная фантастика и фэнтези были континуумом, своеобразным спектром, в фиолетовой области которого обосновалась научная фантастика, в красной – фэнтези, а между ними – вся огромная масса «так-трудно-классифицируемых- по-категориям» книг.
Когда на экранах появился телесериал «Сумеречная зона», я увидела, что он перекрывает этот спектр и подтверждает мою догадку, что не существует крепких и прочных барьеров, что я могу писать в любом цвете спектра, и все равно буду оставаться в том же пространстве. В результате некоторые мои произведения как раз и являются такими «так-трудно-классифицируемыми- по-категориям» книгами, то есть такими середняками спектра, что их можно отнести как к научной фантастике, так и к фэнтези. Но некоторые мои работы прочно заняли свое место в красной «фэнтезийной » зоне спектра. На протяжении многих лет в процессе чтения я впитывала в себя весь многочисленный материал западноевропейских фольклорных преданий, и было почти неминуемо после этого, что опреде- ленные понятия и идеи фэнтези выпрыгнут из моего воображения и потребуют быть положенными на бумагу. В этих народных преданиях рассматривались важнейшие человеческие вопросы (включая вопросы морали, самоопределения, верности, долга, выбора и принуждения), которые все равно заслуживают того, чтобы их еще раз рассмотреть в традиционном, современном или же футуристическом контексте.
Мои собственные книги-фэнтези скорее фокусируются на проблемах отдельных людей, чем на всемирных событиях. Мне очень интересны неудачники, изгои, ленивые волшебники, охотники за утерянным наследством – все те люди, которых я исследую из-за положения во всей схеме мироздания и из-за того счастья, которое они могут урвать для себя из безразлич- ного к ним мира. Мои произведения также касаются вопросов стремления человека к власти и соперничествующего с ним чувства ответственности; опасности одержимых ненавистью и пустотой мщения. По крайней мере, все эти вещи можно найти в моих трудах. Все эти стороны человеческого состояния говорят мне гораздо больше, чем любая предполагаемая борьба между абстрактными Добром и Злом, поэтому я эту тему оставляю на рассмотрение другим.
Произведения: «Сын колдуна» [«Sorcerer‘s Son»]; «Хрустальный дворец» [«The Crystal Palace»]; «Рожденный изгоем» [«Born to Exile»].
Патриция Маккиллип [Patrecia A. McKillip]
Я пишу фэнтези, потому что оно здесь, с нами – другого оправдания у меня нет моему ежедневному многочасовому сидению сложа руки , во время которого я предаюсь своему воображению. Моим мечтам, грезам, фантазиям. Моему придумыванию вымышленных людей, невозможных мест. Мое воображение – золотоглазый монстр, который никогда не спит. Он должен быть накормлен, его нельзя игнорировать. Если ему рассказывать заново и заново одни и те же истории, то он начинает худеть, разочарованно поскуливать, его чешуя начинает отваливаться, а его огненное дыхание превращается в жалкую струйку дыма. Он предпочитает есть реальность, на добавку – немного нереального, но есть такие детали ежедневной жизни наряду с ее широким рядом эмоционального смысла, которые не могут быть превращены в пищу для воображения. Монстра нужно посещать постоянно, иначе он начнет беспокоиться и издавать странное мычание; если же его игнорировать, то он придет в еще большее беспокойство и еще громче станет орать. Накормленный, он начинает грезить наяву и прясть ткань сказок. И действительно, ничего другого нельзя сделать с таким вот образом, кроме как использовать его – в написании своих книг или же в другом каком-то искусстве. Те же, кто боится воображения, пусть вынесут приговор этому монстру: что-то ребяческое, несерьезное, что-то уродливое и незаконнорожденное, скажут они. Не все из нас грезят наяву. Но у тех, кто все же делает это, нет другого выбора.
Произведения : « Книга Атрикса Вольфа » [«The Book of Atrix Wolfe»]; «The Forgotten Beasts of Eld»; «Riddlemaster of Hed».
Джон Ли [John Lee]
«Так что же, наконец, ты собираешься делать со своей ученой степенью по истории Средневековья? – спросил меня мой университетский друг накануне защиты в Кембридже. – Она ведь не совсем полезна в наши-то рыночные времена, не так ли?». И да, и нет. Нет – потому что она не помогла мне получить работу: я занялся рекламным бизнесом, а затем перешел в кинопроизводство. Да – потому что она чрезвычайно полезна для моих литературных трудов в стиле фэнтези.
Но исторический уклон не является единственным компонентом в моих трудах, хотя он дает мне хороший стимул. Когда мне было 9 лет, то мой друг-одноклассник восхищался моими «таинственными» фантазиями. Мне льстили его слова, но в то же время я трезво смотрел на них. Мое собственное воображение, а также мое понимание фантазий других людей сделало из меня ненасытного читателя книг по научной фантастике и фэнтези. А когда я сам почувствовал тягу к сочинительству, то мой онаученный ум в паре с любовью к языку и привязанностью к Средневековью сделал свой очередной выбор в пользу фэнтези.
Раз попробовав, я получил огромное удовольствие от сотворения разнообразных миров и населяющих их людей. Однако тогда я еще не был подготовлен к тому, что мои герои начнут самостоятельно развивать свою собственную волю и даже спорить с их создателем, и что все эти «дискуссии» могут случаться вдали от пишущей машинки. А сейчас я учусь, как совладать с репутацией эксцентричности моих книг. Горожане в ответ улыбаются сочувственно, но считают, что это уже на века. Я, конечно же, опишу все это в своих работах в форме «таинственных» фантазий.
Произведения: «Война единорогов» [«The Unicorn War»]; «Поиски единорогов» [«The Unicorn Quest»]; «Мир единорогов» [«The Unicorn Peace»].
Питер Бигль [Peter S. Beagle]
В одной из книг один из моих персонажей, музыкант по профессии, как-то высказался по одному вопросу: «Музыка – это единственная вещь, которая далась мне легко. Всему остальному я должен учиться». Эти слова я могу в точности повторить в отношении своей профессии писателя.
Было почти неизбежным, что я стану писателем. Мой отец был сказочником-самородком, моя матушка очень любила литературу и вслух читала нам с братом каждый вечер. Мои родители вспоминают, что в то время я был здоровым, крепким, общительным и болтливым карапузом, очень влюбленного в слова и сказки, но в одночасье, едва выучившись читать, стал робким, застенчивым и одиноким. Вот тогда-то, наверно, все и случилось. Да, верно, что я только и хотел читать и ничего больше другого, но все равно очень часто застенчивый и робкий ребенок менялся местами с общительным и болтливым, что, впрочем, часто происходит и сейчас; тем не менее мои родители, обеспокоенные состоянием своего странного, чересчур странного и необщительного чада, никогда ничего не говорили . Во всяком случае, не мне. Но как бы я себя ни чувствовал – общительным или одиноким, – я всегда знал, что мои родители считают меня особенным ребенком. Этого нельзя купить. Нет в мире такого посылторга и нет такой кредитной карточки, которые дадут вам вашу исключительность .
Итак: мне 47 лет. Я женат на той, на которой я хотел жениться и которая является тем человеком, про которого я бы очень хотел написать когда-либо книгу, если смогу. У меня трое прекрасных детей. Я хороший писатель – не великий, я знаю, что такое быть великим, но чертовски хороший! Что еще? Я делаю то, что делаю: рассказываю сказки и пою песни.
Произведения: «Последний единорог» [«The Last Unicorn»]; «Укромное местечко» [«A Fine and Private Place»]; «Песня хозяина гостиницы» [«The Innkeeper‘s Song»].
Памела Дин [Pamela Dean]
Писатели хронически страдают маниакальным желанием закончить фразу: «Труд писателя – это…». Я, будучи чисто интуитивной писательницей и начинающим садовником-любителем, взялась «насадить сад». Это приносит пользу. Процесс обдумывания книги очень похож на то, когда сидишь в кресле длинными долгими зимними вечерами в Миннесоте, и углубившись в чтение, сосредоточенно разглядываешь садовые каталоги и планируешь, какие сады можно разбить на своем участке, которые не выживут в этой климатической зоне без огромного физи- ческого труда по должному уходу за ними, или же погибнут через пять минут от нашествия местных вредителей. Пэтти Перрит сделала эту фотографию в первых числах мая. На ней видно, в каком состоянии находятся ветви таволги и виноградная лоза после длинной и холодной весны. Погода была неподходящей для таких горе-садовников, как я, за исключением тех двух благоприятных периодов, когда я уезжала из дома. Я ничего не посадила. Но мои многолетники почти все зацвели. А когда их цветение закончилось (они это делают с неприличной спешкой и в те немногие жаркие дни июня, когда погода благоприятствует), то полевые колокольчики, чертополох и одуванчики постепенно увяли, но их сразу же сменили цветы амброзии, мать-и-мачехи и огромные, словно возвышающиеся над всеми башни, кусты дикой горчицы. Малина, которая на дух не переносила план наших соседей сделать из нее некое подобие живой изгороди вместо случайной поросли на границе наших участков, своими корешками уползла прочь от их сомнительной грядки и стала расти на залитой солнцем лужайке. А затем вьюнок покрыл все и вся. Хотя у него листья гораздо мельче, чем у куджу, он оказывает почти такой же деморализующий эффект на любого, кто предпочитает иметь ухоженный сад вместо диких зарослей. Красные лилии, которые я сажала для своего мужа, не взошли. Семена местных районированных цветов, которые я покупала на ярмарке, так и остались лежать нетронутыми в своем желтом пакетике, потому что сорняки заполонили весь сад, вьюнок взобрался даже на таволгу, а виноградная лоза почти полностью поглотила садовую дорожку.
Книга, которую я пишу в этом году, очень напоминает мне мой сад. Но это целиком моя вина. Я пишу ее по мотивам одной детской песенки, в которой есть замечательный припев про можжевельник, горечавку и розмарин. Но заглавие своей книги я дам после того, как закончу ее – слишком уж хорошо знаю, что значит напрашиваться на неприятности.
Подобно моим многолетним садовым растениям, книга была сперва культурной и прирученной. Но однажды они, до этого покорно цветущие в первых главах, вдруг пустили странные и незнакомые ростки из моего прошлого, из моих глубоко спрятанных старых воспоминаний и засеяли страницы новыми семенами тех растений, которые я не сажаю в своем саду; и все они благополучно взошли, подобно неприхотливым дикой горчице, вьюнку и тем махрово-голубым цветам неизвестных мне ползучих растений, которые растут из трещин на дороге.
Они до сих пор там внутри: блестящие листья пиона, плакучие перья лилейника, поникшие незабудки, все ушедшие в семена вместо цветов, и неутомимая мята, невидимая до тех пор, пока я не начну стричь лужайку.
Все они определяют мой сад, но в этот год они не являются садом. А у меня – незаконченный роман, полный дикой горчицы и весь опутанный листьями вьюнка.
Произведения : « Тайная страна » [«The Secret Conntry»]; « Коварные холмы » [«The Dubions Hills»]; «Tam Lin».
Терри Прачетт [Terry Pratchett]
Однажды, когда я обучался профессии газетного репортера, я должен был взять интервью у известного футболиста (известного, по крайней мере, в нашем городке, а под футболом я, конечно же, подразумеваю настоящий английский футбол). Спортивный редактор снабдил меня списком первоочередных вопросов к этому футболисту, в основном посвященных технике игры.
Я задал эти вопросы своему собеседнику. Футболист – человек с искусными ногами, но малообразованный, изо всех сил старался ответить на мои вопросы, а затем, видя, что ни- чего не получается, просто сказал мне: «Смотри, как это происходит: я получаю мяч и делаю все от себя зависящее, чтобы закатить его в ворота. Но я не могу тебе сказать, как у меня это получается. Ворона на кусту и та, наверно, сможет объяснить мне, как я забиваю гол. Я просто делаю это».
Позднее я понял, что он хотел этим сказать. Он подразумевал, что нам не следует спрашивать скульптора, как он определяет, какой из кусочков камня не будет являться статуей. Вы не должны спрашивать канатоходца, как он держит свое равновесие. Вы можете спросить писателя, почему он пишет. Но я не уверен, что ответ писателя будет более связным, чем ответ этого футболиста, хотя и будет содержать намного больше слов; я же ограничусь кратким.
Могу сказать только, что я всегда писал свои книжки серии «Discworld» ради шутки, и был достаточно счастлив, что поспеваю за этим гибким миром, который более-менее нормально снабжает меня всем, что я хочу написать. Я начал с пародий на пост-толкиеновские фэнтези, а сейчас пишу более-менее пародийные книги о реальной жизни. Я не могу припомнить, чтобы я когда-либо планировал свои романы – кажется, что они возникли сами в нужное время и в нужном месте. Я продолжаю много шутить, а люди продолжают давать мне деньги за это. Разве я могу отказаться от этого, а?
Произведения: серия книг «Discworld»; книга серии рассказов «Nomes»; «Carpet Peopl».
Элен Кушнер [Ellen Kushner]
Когда я была ребенком, то именно чтение книг делало меня немного счастливее, чем что-либо другое. Поэтому я верила, что люди, которым дали привилегию написать эти книги, должны были быть ангельским хором избранных существ, не знающих горя и печали. Я нашла все это привлекательным для себя и поэтому намерилась сама стать писателем.
Когда я разменяла третий десяток лет, моя первая проданная книга коротких рассказов дала мне такое отличное настроение, что хотелось прыгать до потолка, но через три часа оно сменилось на мрачное уныние, когда до меня дошло, что мне предстоит делать это снова и снова.
Поэтому я писала снова и снова, публиковала романы, читатели даже полюбили их. Но в один прекрасный момент я обнаружила ужасную правду: я все еще сама должна стирать белье и делать уборку.
Да, наконец-то я стала настоящей писательницей, но грязная посуда продолжала грудами скапливаться в раковине. А где же прекрасные мужчины в смокингах и с шампанским? Я ведь так была уверена, что они являются частью моего успеха.
Но только не так давно я поняла, что это я сама собиралась вписать их в свою жизнь. И вписала. Я только надеюсь, что сейчас кто-то где-то читает одну из моих книг, и в данную минуту она делает этого человека немного счастливее, чем что-либо другое.
Произведения: «Томас-стихоплет» [«Thomas the Rhymer»]; «Swordspoint».
Нил Геймен [Neil Gaiman]
Это не наши лица.
Мы выглядим не так.
Вы думаете, что Жан Вольф в реальной жизни выглядит как на этой фотографии в книге? Или Джейн Йолен? Питер Штрауб? Диана Вайона Джоунс? Нет, не так. Все они носят маски, чтобы одурачить вас. Но когда они садятся за стол и начинают писать, то их маски исчезают. Сейчас все эти лица, застывшие на этих страницах в черно-серебряном цвете, – это просто маски. Мы, кто лжет ради средств к жизни, носим фальшивые лица- маски для того, чтобы обмануть доверчивых. Мы должны их носить, потому что (если вы поверите этим фотографиям) нам следует ничем не отличаться от других людей.
Защитная окраска, вот что это такое.
Читайте книги: временами вы сможете увидеть нас в них – богов, королев, бардов, дураков, которые воспевают всевозможные миры, превращают одно в другое, жонглируют словами и складывают из них причудливые узоры ночи.
Читайте книги. Тогда вы увидите нас в истинном свете: обнаженных жрецов и жриц давно забытых религий; наша кожа блестит благоухающими маслами, алая кровь жертвенных животных падает каплями на землю с наших рук, а из наших открытых ртов выпархивают пестрые птицы – это все мы, совершенные создания, прекрасные в золотом отблеске пламени.
В детстве мне рассказывали сказку о маленькой девочке, которая однажды украдкой заглянула ночью в окно писателя и увидела, что он пишет книгу. Его фальшивое «как-у-всех-людей» лицо висело на крючке возле двери, а сам он сидел за столом в своем истинном обличье. Она увидела его, а он увидел ее. С той ночи и по сей день, никто больше не видел снова эту маленькую девочку.
С тех пор писатели всегда выглядят как люди, даже во время своей работы (хотя временами их губы беззвучно двигаются, а сами они застывают иногда и смотрят в пространство гораздо дольше и пристальнее, чем это делают кошки), но все написанные ими слова выдают с головой их настоящие лица – те, что они носят под масками.
Вот почему все люди, которые неожиданно встречаются с писателями фэнтези, редко бывают удовлетворены всей этой низшей по сравнению с собой персоной писателя.
«А я думал, что вы выше (или старше, младше, приятнее, мудрее …)», – говорят они нам вслух или взглядом.
«Я не тот, кого вы видите, – отвечаю я им. – Это не мое лицо».
Произведения: «Песчаный человек» [«The Sandman»]; «Ангелы и кара небесная» [«Angels and Visitation»]; «Чудесный человек» [«Miracle Man»].
Роберт Холдсток [Robert Holdstock]
Если предположить, что мифология и легенды произошли от попытки людей силой воображения объяснить загадки природы, тайну нашего происхождения и все другие неподдающиеся разумному объяснению вещи в окружающем нас мире, то тогда мифы, легенды и особенно само воображение содержат некие ключи ко многим мирам, ныне утерянные; героев, ныне забытых; и наше интуитивное понимание всего этого, ныне такое неясное и скрытое от нас.
Охота за такими забытыми королевствами и героями доставляет мне огромное удовольствие; а мысль, что я могу обнаружить хоть кого-то из них, очень подбодряет меня.
Воображение, если его использовать с осторожностью, является бесценной машиной времени, в которой я путешествую с самого раннего детства. А еще оно замечательно подходит для оклейки обоями всех трещин реальности!
Произведения: «Mythago Wood»; «Львондисс» [«Lvondyss»]; «Уловка» [«The Fetch»].
Элизабет Мун [Elizabeth Moon]
Я родилась в начале 1950-х годов и росла маргинальным ребенком: мы жили на самой южной оконечности Техаса, в 250-ти милях от Сан-Антонио; я была единственным ребенком в семье, но мои родители практически сразу же развелись; я все время интересовалась странными и неподходящими для девочки вещами – все это, как оказалось, принесло пользу будущему писателю научной фантастики и фэнтези. Все те, кто рос в подобных маргинальных условиях – или же в лесах, или в сельхозместности, – считают их преимуществом и идеальной средой обитания для себя. Я пишу научную фантастику и фэнтези для своего самовыражения.
Произведения: «Поступок Паксенарриона» [«The Deed Paksenarrion»]; «Клятва лгуна» [«Liar‘s Oath»]; «Suerender None».
Терри Гудкинд [Terry Goodkind]
Одни из моих самых ранних воспоминаний – о людях, которые жили в моей голове. Нет, они не были персонажами моих сказок, которые я выдумывал, это были некие образы, которые в ярком ералаше рассказывали мне свои сказки каждую ночь, когда я ложился спать.
Я страдал такой формой дислексии, что неверно истолковывал слова, из-за этого я очень медленно читал – мне требовалось определенное время, чтобы правильно понять смысл прочитанных слов. Учителя в школе всегда наказывали меня, потому что они думали, что это я так издеваюсь над ними; а я понял для себя, что абсолютно неважно то, что я читаю. Казалось, что для учителей количество прочитанного было важнее качественного уровня, для меня же такой подход выхолащивал содержание книг. Школьное чтение превратилось для меня в наказание.
Я начал брать домой из библиотеки приключенческие рассказы. Мне нравилось уноситься в дальние миры, а слова создавали особую реальность в моем мозгу, подобно моим детским образам перед сном. И мне никогда не приходило в голову, что и с другими людьми во время чтения происходит то же самое. Для меня это было очень личным, сокровенным; это была магия.
Я прекрасно понимал, что все те книги, которые я читаю, – это не совсем та литература, которую следует читать. И к тому времени я уже понял для себя, что читать или нет невероятно скучные вещи – это ваше право, само чтение – это просто случайное занятие от нечего делать, а вся эта написанная чепуха – просто шутка.
С каждым годом обучения в школе я все больше убеждался, что чтение не предусматривает в себе никакого удовольствия, а если вы сами будете писать, то сюжет не имеет никакого смысла, важна лишь только техника исполнения. Я все время сочинял разные истории, но только в своей голове – ведь, если никто не увидит их, то и никто не сможет в чем-либо упрекнуть эти мои личные мысли, которые мне самому очень нравились.
В выпускном классе средней школы моей учительницей по родному языку была миссис Хансен, в корне отличающаяся от прошлых моих преподавателей. Она объяснила мне, что помимо простой механики сочинительства есть еще гораздо более важные вещи. Именно она ободрила меня и поддержала мои попытки написать свои истории ; позволила мне прикоснуться к прекрасному. Ее абсолютно не волновало мое медленное чтение. Она просто хотела знать мои мысли о прочитанной книге, о ее персонажах, о полученных мною эмоциях. С ее помощью я стал получать явное удовольствие от чтения. Она стала для меня лучом света в темном царстве. И внезапно мои попытки сочинительства вновь дали мне ту самую радость слов, которую я открыл для себя в более раннем возрасте, – это и была магия, эта переменная реальность. В то время я понял, что в один прекрасный день я стану писателем. Это была моя тайная, очень личная мечта, но я уже знал, что она исполнится.
Сейчас я пишу книги – для меня это и есть магия. Может быть, поэтому я и чувствую такую глубокую связь с фэнтези, с волшебством. Думаю, что возвратись я сейчас обратно в класс к миссис Хансен, то есть в то время, когда я затаил в себе тайну, что стану писателем, мой секрет знал бы еще один человек.
Произведения: «Первое правило волшебника» [«Wizard's First Rule»]; «Камень слез» [«Stone of Tears»]; «Blood of the Fold».
Нэнси Спрингер [Nancy Springer]
Я сижу, пишу, но когда смотрюсь в зеркало, то зазеркальная женщина в точности повторяет мои движения; значит, мне нужно пересесть в другое кресло. Вот, порядок, так-то будет лучше. А человек в зеркале – круглолицая, пухленькая седеющая женщина средних лет – подходит идеально ко мне, но, однако, она не могла бы быть писателем. Глядя на нее, я не могла писать. Ведь писательница – это же такая молодая особа, такая свежая и бодрая, словно живчик-головастик, а не эта старая лягушка в зеркале.
Я – задыхающийся астматик с семенящей походкой, а ведь писательница – это порхающая бабочка в легких дуновениях летнего ветерка.
Я – усатый гномик с серной пробкой в ушах, а ведь писательница – это всевидящий и всеслышащий эльф.
Я одета в свой любимый пушистый свитер, но ведь писательница танцует обнаженной.
Я удобно устроилась в кресле, а писательница бежит, скачет, плывет, летит, излучает, сияет, творит.
Я встаю, выхожу из дома, перехожу улицу и захожу в кондитерскую за пончиками в сахарной пудре. В это время писательница наблюдает мир через мои глаза и видит закованного в кандалы ангела, который живет в темноте, но все равно надеется вернуться в свет.
Я постарею, заработаю себе артрит, стану носить безобразные ботинки с гигиеническими стельками, моя астма будет все хуже и хуже, и так или иначе я умру. Я не особо переживаю, что кто-то поверит во все это. Но сама я не могу поверить, что писатель может умереть.
Произведения: «Larque on the Wing»; «Металлический ангел» [Metal Angel]; «Красный колдун» [«The Red Wizard»].
Кара Далки [Kara Dalkey]
Я росла чрезвычайно застенчивым и робким ребенком, что дало мне увидеть: есть такие существа, которые отличаются от остального рода человеческого. Меня тянуло к истории, антропологии, археологии и мифологии – я хотела узнать, почему люди делают то, что они делают, и почему они верят в то, во что они верят. Изучение истории показало мне, что все разнообразие человеческих поступков и человеческой веры в наших прошлых обществах и цивилизациях было гораздо сильнее, чем в любом том мире, который я могла бы сама выдумать. Поэтому я захотела написать свои произведения- фэнтези в особом историческом ключе и с множеством очаровательных созданий, присущих той исторической эпохе или местной мифологии и фольклору. Я не уверена, что я стала лучше понимать человечество, зато я очень хорошо провела время, пока писала свои работы.
Время от времени мне нравится писать юмористические или просто глупые вещи – ведь жизнь такая странная и эксцентричная, что нельзя принимать ее слишком серьезно.
Произведения: «Соловей» [«The Nightingale»]; «Гоа» [Goa]; «Проклятие Сагамора» [«The Curse of Sagamore»].
(Продолжение следует)
* The Faces of Fantasy. N.-Y., 1996. Продолжение. Начало: Развитие личности. 2005. № 1. С. 221–232; № 2. С. 233–240. №3. С. 224–246;№4. С. 199–207. Фотографии Патти Перри.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности