 |  |
Авторизация
| Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности №2 / 2006 / "Я - счастливый человек". Книга "О начале человеческой истории" и ее место в творческой биографии Б.Ф. Поршнева |
К 100-летию Бориса Федоровича Поршнева
Стр. «196—215»
"Я - счастливый человек". Книга "О начале человеческой истории" и ее место в творческой биографии Б.Ф. Поршнева
Всякая новая истина рождается вопреки очевидности.
Гастон Башляр
Необычная книга необычного историка
Осенью 1974 года на прилавках советских книжных магазинов появилась выпущенная издательством «Мысль» книга Б. Поршнева «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)». Произошло это через два года после смерти автора.
Необычная книга: ее автор, известный советский историк, вознамерился предложить читателю результаты своих исследований по предмету, который считали своей исключительной вотчиной антропологи. А среди подписавших «Предисловие» к книге и этим обеспечивших ее выход в свет есть психолог (Л.И. Анцыферова), философ (Х.Н. Момджян) и этнограф (С.А. Токарев), но нет ни историков, ни антропологов…
Впрочем, очень внимательный читатель мог заметить у книги еще одну странность: на ее форзацах изображены так называемые палеолитические Венеры, о которых в самой книге не сказано ни слова. Но об этой странности – в самом конце настоящего очерка.
К какой же науке следует причислить предмет этой необычной книги, жанр которой сам автор определил как «философско-естественнонаучный трактат »? [1]. И какая наука может считаться основной специальностью ее автора?
«Критика человеческой истории»
«Анфиладу глав» [2] своего философско-естественнонау чного трактата Б.Ф. Поршнев предваряет «Вступлением », в котором со всей определенностью обозначает как место книги в своем творчестве, так и связь своих
«Анфиладу глав» [2] своего философско-естественнонау чного трактата Б.Ф. Поршнев предваряет «Вступлением », в котором со всей определенностью обозначает как место книги в своем творчестве, так и связь своих разносторонних научных интересов с ее предметом. Уже в первых словах «Вступления» Б.Ф. Поршнев считает нужным подчеркнуть, что книга была задумана давно и что ее предмет далеко не чужд исторической науке: «Эта книга является извлечением из более обширного сочинения, задуманного и подготавливаемого мною с середины 20-х годов. Мысленно я именовал его “Критика человеческой истории”. Настоящая книга принадлежит к средней части указанного сочинения. Первая его часть путем “палеонтологического” анализа проблем истории, философии и социологии должна привести к выводу, что дальнейший уровень всей совокупности наук о людях будет зависеть от существенного сдвига в познании начала человеческой истории. Средняя часть, которая здесь частично представлена * , содержит контуры этого сдвига. Последняя часть – восходящий просмотр развития человечества под углом зрения предлагаемого понимания начала» [3].
Этот отрывок требует двух уточнений. В рукописном наброске «Вступления», написанном не ранее 1970 года, Поршнев указывает более точную дату рождения замысла трилогии – 1924 год [4]. С другой стороны, «план трех книг» возник, строго говоря, значительно позже – во второй половине 1960-х гг. До этого времени планировались лишь две книги; «восходящий просмотр развития человечества» еще не был выделен из содержания «средней части » в предмет самостоятельной – третьей – книги [5].
«Основная» и «дополнительная» специальности
Завершает свое «Вступление» Б.Ф. Поршнев недвусмысленным заявлением о своей «основной специальности » и ее отношениях с другими своими специальностями, «дополнительными»: «Многие годы я слышу кастовые упреки: зачем занимаюсь этим кругом вопросов, когда моя прямая специальность – история Европы XVII–XVIII вв. Пользуюсь случаем исправить недоразумение: наука о начале человеческой истории, и в первую очередь палеопсихология, является моей основной специальностью. Если в дополнение к ней я в жизни немало занимался историей, а также и философией, и социологией, и политической экономией, это ни- чуть не дискредитирует меня в указанной главной области моих исследований. Но вопросы доистории встают передо мной в тех аспектах, в каких не изучают их мои коллеги смежных специальностей» [6].
«Официально» Б.Ф. Поршнев всегда оставался историком. Именно эта специальность была легитимной в глазах академической общественности. И дело тут не в случайном стечении обстоятельств. Во всяком случае, не только в нем и даже не главным образом в нем: выбор Б.Ф. Поршневым специальности историка в качестве «официальной» был самым тесным образом связан с зарождением его амбициозной цели – трилогии «Критика человеческой истории».
I. «История – слиток всех социальных наук»
Детство в эпоху социальных революций
Борис Федорович Поршнев родился 7 марта (22 февраля) 1905 года в Петербурге. Его отец, Федор Иванович (1875–1920), был инженером-химиком и владельцем небольшого кирпичного завода в Петербурге. От большевистской революции, по воспоминаниям родных, он был совсем не в восторге, и недавно появилась версия, подтверждаемая, правда, лишь косвенно, что он был расстрелян ВЧК. Мать Бориса, Аделаида Григорьевна Тинтурина (1874–1959), напротив, с энтузиазмом встретила начавшуюся революцию, в 1920 году вступила в коммунистическую партию и, с юности увлекаясь педагогикой, активно сотрудничала с Н.К. Крупской.
Первые шаги к профессии историка
В 1922 году Борис Поршнев заканчивает Выборгское коммерческое училище Петрограда – одно из самых продвинутых средних учебных заведений Петрограда, ставшее к тому времени уже Советской трудовой школой. Именно тогда произошло первое знакомство Бориса, воспитанного в атмосфере отцовского преклонения перед естественными науками, со своей будущей специальностью. Провалив выпускной экзамен по истории и готовясь к переэкзаменовке, Борис Поршнев стал много читать, причем не только учебники. Это чтение и стало первым шагом в профессию историка: он не только обнаружил, что «существующие книги по истории описывают отдельные ее события, а не саму историю», но и «захотел написать обо всей истории целиком, о том, как она началась, по каким законам развивалась, так, чтобы получилась настоящая наука, наука, в основе которой лежит теория, а не только описание фактов» [7].
Изучая факт, мыслить обо всем процессе
Через полвека Б.Ф. Поршнев напишет: «Тот, кто изучает лишь ту или иную точку исторического прошлого или какой-либо ограниченный период времени, – не историк, он знаток старины, и не больше: историк только тот, кто, хотя бы и рассматривая в данный момент под исследовательской лупой частицу истории, всегда мыслит обо всем этом процессе» [8].
История, психология, биология…
В 1922 году Борис Поршнев поступает в 1-й Петроградский государственный университет на Общественно- педагогическое отделение Факультета общественных наук (ФОН), но в связи с переездом семьи в Москву тогда же, еще до начала занятий, переводится в 1-й Московский государственный университет на то же отделение. ФОН включал тогда две профилирующие дисциплины – историю, которой Б.Ф. Поршнев начал заниматься под руководством ректора МГУ профессора В.П. Волгина, и психологию. По совету профессоров Г.И. Челпанова и К.Н. Корнилова, под руководством которых Б.Ф. Поршнев занимался психологией, он стал параллельно учиться и на биологическом факультете. Много позже Б.Ф. Поршнев писал о том времени: «К окончанию университета созрело верное решение: психология – смык биологических и социальных наук, и, как ни сложны биологические, социальные еще много труднее, кто не понял их – немощен. А история – слиток всех социальных наук…» [9].
«Написать о всей истории целиком»
Легко видеть, что Б.Ф. Поршнев говорит об одном хронологическом рубеже: и «созревшее верное решение », и рождение замысла трилогии «Критика человеческой истории» относятся к этой дате – 1924 год, конец второго и начало третьего (последнего) года обучения в университете и, не надо забывать, год смерти В.И. Ленина. За прошедшие после переэкзаменовки два года смутное желание Б.Ф. Поршнева «написать о всей истории целиком» стало превращаться в план работы, включающий ясное понимание и конечной цели этой работы, и долгого пути, ведущего к ней.
Право быть биологом
В автобиографии 1926 года Б.Ф. Поршнев пишет, что к осени 1925 года он уже «окончил университетский курс, выполнив академические требования», правда, добавляя: «дипломная работа еще не сдана» [10]. В это время, по воспоминаниям знавших его людей, Б.Ф. Поршнев допускает роковую ошибку. Выбрав для себя историю как ближайшую профессию и получив документ об окончании ФОН, Б.Ф. Поршнев не стал добиваться получения второго диплома – об окончании биологического факультета. Лишь много позже он понял цену своей недальновидности: формальное отсутствие диплома о биологическом образовании оказывалось решающим аргументом для того, чтобы отвергнуть его притязания не только на открытия, но даже на собственное мнение в области физиологии высшей нервной деятельности, эволюционной зоологии и других биологических наук.
Вспоминая об этом эпизоде через 40 лет, Б.Ф. Поршнев имел уже все основания утверждать свое «неписаное право на диплом биолога»: «Кто сделал дело в биологии, тот биолог» [11].
Начало трудового пути
С весны 1924 года, то есть уже со второго курса, Б.Ф. Поршнев вынужден подрабатывать: вначале секретарем редакции журнала «Власть Советов», издававшегося Коммунистической академией (КА), затем, после образования в 1925 году при КА Института советского строительства ** , научным сотрудником института. Осенью 1926 года по рекомендации Института был принят аспирантом в Институт истории Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), реорганизованный в 1929 году в Институт истории КА. В конце 1929 года Б.Ф. Поршнев окончил аспирантуру и в январе 1930 года был направлен для педагогической стажировки в Ростов-на-Дону. В качестве доцента и руководителя аспирантских семинаров по всеобщей истории он работал в Северо-Кавказском комвузе им. Сталина, Педагогическом институте, Горском научно-исследовательском институте.
Изучение народных восстаний во Франции
Летом 1932 года Б.Ф. Поршнев возвращается в Москву и приступает к самостоятельной научной работе. Объект исследований – Франция, XVII век, народные восстания. К выбору страны он был вполне подготовлен и знанием французского языка, и своим ученичеством у В.П. Волгина. На выбор периода французской истории для своих исследований повлияли почти случайные обстоятельства. В 1932 году издательство «Academia», планировавшее издание русского перевода мемуаров видного фрондера кардинала Ретца (Поля Гонди), предложило Б.Ф. Поршневу написать комментарии и предисловие. Через 25 лет Б.Ф. Поршнев писал об этой своей работе: «В мемуарах Ретца встретилось беглое упоминание о каких-то народных волнениях накануне Фронды. Эта маленькая искра не могла не воспламенить моего внимания. К этому беглому упоминанию я захотел сделать как можно более обстоятельное примечание. Чем труднее было найти материалы и факты, тем сильнее становилось упорство. Прошло пятнадцать лет, и вместо комментария к мемуарам кардинала Ретца я опубликовал большую исследовательскую монографию “Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648)”» [12].
Вхождение в науку
Тогда же Б.Ф. Поршнев обнаружил в Публичной библиотеке в Ленинграде часть архива Сегье, богатые материалы которого фактически предопределили тему его докторской диссертации. В упомянутой монографии Б.Ф. Поршнев писал, что «наткнулся на эти неопубликованные источники по истории народных восстаний довольно случайно в 1933 г ., в связи с занятиями историей Фронды, и в дальнейшем подверг их тщательному изучению» [13].
В Москве Б.Ф. Поршнев работает ученым консультантом по всеобщей истории в Государственной библиотеке СССР им. В.И. Ленина, с лета 1935 года – старшим научным сотрудником сектора феодализма Московского отделения Государственной академии истории материальной культуры (МО ГАИМК). С 1936 по 1939 год параллельно – научным редактором по истории Средних веков в Большой советской энциклопедии (БСЭ). Осенью 1937 года ГАИМК была ликвидирована и Поршнев начинает искать новую постоянную работу. Сохранилась автобиография Б.Ф. Поршнева, написанная им в конце 1937 года после ликвидации ГАИМК. По всей видимости, она сопровождала его заявление о приеме на работу в созданный годом ранее Институт истории АН СССР. Но принят на работу в этот институт Б.Ф. Поршнев был лишь в 1943 году, уже после защиты докторской диссертации…
Работа над «Всемирной историей»
В недавно вышедшей книге российских историков С.В. Кондратьева и Т.Н. Кондратьевой приводятся некоторые сведения о складывающихся в это время отношениях Б.Ф. Поршнева с Институтом истории АН СССР. Сразу после создания института его сотрудники включаются в работу по реализации идеи, возникшей на рубеже 1920-х и 1930-х годов (если не раньше), но начавшей воплощаться в жизнь лишь в середине 1950-х годов – в подготовку многотомной «Всемирной истории». В рамках этого проекта Институт истории АН СССР в 1936 году пору чает сотруднику МО ГАИМК Б.Ф. Поршневу разработать тему «Крестьянские восстания во Франции в XVI–XVII вв.». В следующем году план издания становится более конкретным, для серии из девяти томов, посвященных средневековой истории, Б.Ф. Поршневу поручается: для VI тома написать разделы о Франции XVI века и о кальвинизме; для VII тома – «Развитие мировой торговли и капитализма в Европе в XVII веке» [14]. Названные темы свидетельствуют о фактически уже ведущихся исследованиях Поршнева: вряд ли бы он дал согласие на подготовку «раздела» по теме, к исследованию которой еще не приступал. Так, например, большое исследование о международном торговом капитале было к середине 1930-х годов уже закончено; о кальвинизме – будет опубликовано в 1950-е годы. Кондратьевы приводят данные о сотрудничестве Б.Ф. Поршнева с Институтом истории и в 1939 году [15]; более поздних сведений нет.
Ценность теоретических обобщений и исторических фактов
Вероятно, такое сотрудничество заметно сократилось: у Б.Ф. Поршнева был очень непростой характер и отношения с коллегами-историками могли и не сложиться. Во всяком случае, некоторые оценки, приведенные в книге Кондратьевых, делают такую гипотезу правдоподобной: «Одним из самых ярких полемистов того времени был Б.Ф. Поршнев… Он, пожалуй, одновременно был и самым последовательным и творческим “строителем” концепции абсолютизма из цитат [«классиков » марксизма. – О.В. ]. Причем он стремился “подпереть” цитаты конкретным материалом. Б.Ф. Поршнев много работал с источниками, в том числе и с рукописными » [16]. Если освободить приведенные слова от проявлений «революционного сознания» авторов по отношению к идолам старого режима (марксизму) *** , то получится: Б.Ф. Поршнев выделялся среди историков знанием марксизма и вкусом к теоретическим обобщениям, а среди специалистов по марксизму – знанием фактов и вкусом к изучению исторических источников. Обладающему такими способностями и хорошо понимающему свои преимущества молодому полемисту Б.Ф. Поршневу нелегко было вписаться в научное сообщество, которое как раз к концу 1930-х годов завершало первую фазу советской институционализации.
Институционализация советской науки
На особенностях последней необходимо остановиться.
Сразу после Октябрьской революции, в 1918 году, дореволюционная институциональная инфраструктура науки (учреждения, функциональные иерархии, степени и звания, порядок их присуждения и т.п.) была ликвидирована в рамках задач буржуазной (то есть антифеодальной) революции – уничтожение сословных привилегий. Очень скоро обнаружилось, что отсутствие единых правил оценки научной квалификации преподавателей и научных работников порождало неразбериху и снижало общий уровень научной и преподавательской работы. Начиная с середины 1920-х делаются первые шаги по созданию новой, советской инфраструктуры науки. В 1925 году вводится институт аспирантуры, правда, не предполагающий обязательности обсуждения и защиты диссертационной работы. Система ученых степеней и званий будет установлена еще через 10 лет – в 1934 году. К концу 1930-х годов формирование инфраструктуры советской науки фактически завершилось, причем, важно отметить, феодально-сословный характер созданной инфраструктуры был полностью восстановлен [17]. Последнее стало одним из множества свидетельств важнейшего исторического рубежа в послереволюционном развитии России: в части буржуазных (то есть антифеодальных) задач Октябрьская революция в 1930-е годы уже утратила основные завоевания, что и привело к необходимости в конце XX века вернуться к этим задачам…
В книге Кондратьевых приведены данные, что в 1926 году Б.Ф. Поршнев зачислен аспирантом Института истории РАНИОН по секции новой русской истории [18]. Вероятно, его автобиография 1926 года и была написана для поступления в аспирантуру; вот ее последние слова: «…желал бы перейти в институт истории РАНИОН, для специализации по вопросам новой и новейшей русской истории и истории социализма» [19].
Преподавательская деятельность
Вероятно, следом поршневских занятий новой русской историей и является небольшая заметка в Малой советской энциклопедии «Министерства в России» (1930). Слов о планах защитить кандидатскую диссертацию в автобиографии, естественно, нет. Преподавание открывало возможность получения звания профессора даже без аспирантуры: с 1918 года это звание присваивалось всем лицам, самостоятельно ведущим занятия в вузах. А Б.Ф. Поршнев, согласно автобиографии 1937 года, ведет такую работу – «ряд курсов в качестве преподавателя по новой и средневековой истории» [20], в частности, в Институте библиотековедения, Московском областном педагогическом институте (МОПИ **** ), Институте советского строительства, Высших музейных курсах. В 1935 году он становится профессором МОПИ, в 1938 году – заведующим кафедрой истории средних веков института. В том же (1938) году Б.Ф. Поршнев становится профессором и Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ) ***** .
Первые печатные работы
В автобиографии Б.Ф. Поршнева 1937 года список опубликованных работ еще крайне мал: «Печатные работы: ряд критических статей и рецензий в журнале “Книга и пролетарская революция”, “Проблемы истории докапиталистического общества” и др. Печатается соц[иально]-культ[урный] очерк средних веков в книгу для чтения по истории филос[офии] изд[ания] ин[ститу]та фил[ософии] АН [СССР]» [22].
Многочисленные статьи в Большой советской энциклопедии Б.Ф. Поршнев не упоминает; что же касается «печатающегося очерка», то речь, видимо, идет о работе, опубликованной тремя годами позже под названием «Исторические предпосылки развития средневековой философии» ****** . Забегая вперед, отметим, что начавшееся в 1930-е годы сотрудничество Б.Ф. Поршнева с философами в дальнейшем еще не раз сослужит ему хорошую службу…
Получение степени кандидата наук
К середине 1930-х годов завершается подготовка ключевых решений по оформлению институциональной инфраструктуры научной и преподавательской работы в СССР. В январе 1934 года правительственным постановлением вводятся ученые степени кандидата наук и доктора наук, а также иерархия ученых званий. Для получения кандидатской степени требуется успешное окончание аспирантуры и публичная защита диссертации, для получения докторской – степень кандидата наук и опять-таки публичная защита диссертации. Ученое звание «профессор», в свою очередь, присваивается теперь лицам, получившим докторскую степень. Однако постановление содержало ряд оговорок, фактически позволяющих стать кандидатом без аспирантуры, а доктором – не имея степени кандидата и без защиты диссертации. А исполнение требования иметь степень доктора для зачисления на должность профессора было отложено на два года. Тем не менее порядок, введенный в 1934 году, постепенно начинает соблюдаться. Б.Ф. Поршнев понимает, что без ученой степени в Институт истории АН СССР ему не попасть, и в 1938 году получает степень кандидата исторических наук.
Защита докторской диссертации
Первая полноценная публикация результатов исторических исследований Б.Ф. Поршнева появляется в 1938 году «Восстание в Байонне в 1641 г .». В следующем году на общем собрании отделения истории и философии АН СССР, посвященном 150-летию Французской революции, Б.Ф. Поршнев выступает с докладом (тогда же опубликованным) «Крестьянские и плебейские движения XVII–XVIII вв. во Франции». Еще через год, в ноябре 1940 года, на Ученом совете МИФЛИ Б.Ф. Поршнев защищает докторскую диссертацию – «Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648 гг.)».
Авторитет специалиста по Франции
Подготовленная на основе диссертации и сохранившая ее название монография была опубликован в 1948 году. Книга была переведена на немецкий (1954) и французский (1963) языки; позже, на основе второго, сокращенного, французского издания (1972, 1978) были изданы испанский (1978) и итальянский (1976, 1998) переводы. Отдельные главы книги переведены на английский язык (1977). Разумеется, восстаниями во Франции XVII века занимались и до Б.Ф. Поршнева; но он был первым историком, который не только исследовал некоторые крупнейшие восстания, но и дал обобщенную картину непрерывной цепи народных восстаний за длительный период времени. Благодаря своему фундаментальному исследованию Б.Ф. Поршнев стал одним из самых авторитетных российских историков во Франции, открыв для французов, что XVII век, «Grand siиcle», был вовсе не таким идиллическим, как принято было считать, напротив, он был до краев наполнен крестьянскими и городскими восстаниями, классовой борьбой.
«Поршневское время» во Франции
В 1957 году Совет Клермон-Ферранского университета присудил Б.Ф. Поршневу степень доктора «Honoris Causa». А в работах некоторых французских историков 20–40-е годы XVII века получили название «le temps porschnevien» («поршневское время»). Надо сказать, что авторитет Б.Ф. Поршнева во Франции выражался не только и даже не столько в согласии французских историков с его взглядами, оценками, выводами, хотя были у него и сторонники. Более всего этот авторитет проявлялся в том, что после его исследования с ним нельзя было не считаться даже самым непримиримым его критикам. Наиболее известный пример – полемика между Б.Ф. Поршневым и Роланом Мунье. Во многом, благодаря этой полемике, Б.Ф. Поршнев стал известен и в англоязычном мире: с тех пор пункт «полемика между Б. Поршневым и Р. Мунье» стал обязательным в курсе изучения истории Франции едва ли не в каждом англоязычном университете.
Государственное признание темы народных восстаний
За монографию «Народные восстания…» 3 марта 1950 года Постановлением Совета Министров СССР Б.Ф. Поршневу была присуждена Сталинская премия СССР ******* III степени за 1949 год. В планах были дальнейшие исследования, продолжающие тему народных восстаний: «Фронда лежит на грани двух больших циклов крестьянско-плебейских движений, каждое из которых занимает около 25 лет (приблизительно 1623–1648 и 1653–1676)… Характеристика восстаний второго цикла, а также вопрос о влиянии народных движений на развитие французской общественной мысли составят тему другой подготавливаемой работы» [24] ******** .
Осуждение «теоретических ошибок»
Триумф Б.Ф. Поршнева, ощущение которого хорошо передает фотография, сделанная вскоре после присуждения премии, продолжался совсем недолго: в начале того же года начинается масштабная кампания по выявлению и осуждению его «теоретических ошибок», закончившаяся только со смертью И.В. Сталина. Б.Ф. Поршнев, разумеется, не мог не знать, что Сталинская премия безопасности не гарантирует: множество ее лауреатов подверглось публичным кампаниям по обсуждению/осуждению их ошибок. Среди тех, кого не защитила Сталинская премия, был и физиолог Н.А. Бернштейн (лауреат за 1947 год), и психолог С.Л. Рубинштейн (лауреат за 1942 год); не избежал такой участи даже начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а по совместительству философ, Г.Ф. Александров (дважды лауреат – за 1943 и за 1946 годы). И это еще не худший вариант судьбы «сталинского лауреата»: народный артист СССР и председатель Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс (лауреат за 1946 год) в 1948 году погиб, как признает большинство исследователей, в результате инсценированной автомобильной аварии…
Б.Ф. Поршнев обвинялся в следовании ошибочным и идеологически вредным взглядам «школы Покровского », разоблаченным еще в 1934 году, и в следовании не менее ошибочным и вредным взглядам Н.Я. Марра, разоблачение которых было в самом разгаре: летом 1950 года «Правда» печатает три выступления И.В. Сталина с критикой «марризма» (изданные тут же в виде брошюры «Марксизм и вопросы языкознания»).
Если отвлечься от политического, а точнее, «полицейского » значения этих обвинений, связь взглядов Б.Ф. Поршнева с творчеством названных ученых несомненна. В книге «О начале…» Б.Ф. Поршнев не раз обращается «к могучим, хоть и недостаточно строгим, прозрениям Марра» [25]. Сам термин «палеонтологический анализ», с помощью которого Б.Ф. Поршнев передает содержание первой части своей трилогии «Критика человеческой истории», прямо заимствован у Н.Я. Марра. К 100-летию со дня рождения Н.Я. Марра (1964) Б.Ф. Поршнев написал небольшую статью об этом выдающемся «палеонтологе от языкознания», которая, впрочем, не была опубликована [26]. Что касается М.Н. Покровского, то критические высказывания Б.Ф. Поршнева в его адрес, которые встречаются, начиная с самых ранних рукописей, касаются двух вещей: общего пренебрежения «школы Покровского» к фактам в угоду априорным схемам и, специально, концепции «торгового капитализма». Напротив, другой идее М.Н. Покровского Б.Ф. Поршнев не мог не симпатизировать: в опубликованном посмертно (1975) докладе «Роль революций в смене формаций» Б.Ф. Поршнев открыто допускает возможность полноценного изложения всемирной истории по схеме, которая лежала в основе преподавания до 1934–1935 годов (то есть, по М.Н. Покровскому, до разгрома его «школы»), – «всемирная история выглядела бы как восходящая кривая великих революционных конфликтов» [27].
Парадоксальность обвинений
Парадоксальность событий 1950–1953 годов состояла в том, что доказательством преступного отхода Б.Ф. Поршнева от марксизма объявлялось… преувеличение им роли классовой борьбы в жизни феодального общества! Позже, в работе «Генезис социальной революции », написанной в 1960-е годы в качестве главы для так и не опубликованной монографии «Докапиталистические способы производства», Б.Ф. Поршнев писал об аналогичном парадоксе, применительно к истории античности: «Советские историки решительно отказались принять формулу И.В. Сталина “Революция рабов ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации”. Любопытно, что эта формула встретила оппозицию специалистов еще при жизни Сталина, в разгар культа его личности. Это неожиданное мужество питалось разными источниками. Одни видели в этой формуле чисто фактическую неосведомленность. Никакой одноактной революции в конце классической античности не было, не было и изолированного от других слоев трудящихся чистого движения рабов. Однако этот мотив выглядит академическим прикрытием, ибо ведь Сталину прощались не менее схематичные упрощения истории. В большей степени непочтительный ропот специалистов вызвала сама мысль о революции, представшая в их глазах как грубое преувеличение роли классовой борьбы в Римской империи. Это было покушением на неприкосновенные методологические традиции части историков-античников… Словом, борьба с формулой Сталина послужила предлогом или поводом для исключения идеи социальной революции на пороге древней и средневековой истории» [28].
Поршневскую оценку фактически подтверждает в своих воспоминаниях российский историк Е.В. Гутнова, решительная противница «покушений на неприкосновенные методологические традиции», принадлежавшая в кампании 1950–1953 годов к лагерю противников Б.Ф. Поршнева: «…историкам было очень трудно выступать против трактовок Поршнева. Тем не менее наши медиевисты отважились на это, поскольку согласиться с этой концепцией означало, по сути дела, вообще отказаться от серьезных научных исследований, вернуться от изучения общегражданской истории к изучению истории классовой борьбы [намек на “школу Покровского”. – О.В. ], как это уже практиковалось в двадцатые годы» [29].
Измерения единства истории
Важно подчеркнуть: Б.Ф. Поршнев-историк никогда не был просто «знатоком старины». Его интересовала история, «в основе которой лежит теория, а не только описание фактов». Б.Ф. Поршнева привлекала проблематика взаимосвязи человеческой истории как целостного процесса; он искал и исследовал признаки, характеристики, проявления этой целостности, причем в трех измерениях. Два из них, следуя швейцарскому лингвисту Ф.М. де Соссюру, Б.Ф. Поршнев назвал синхроническим (реальная взаимосвязь всего человечества в каждый момент времени) и диахроническим (вектор восходящего развития человечества с момента выделения из животного мира). Наконец, третьим измерением единства истории Б.Ф. Поршнев считал взаимосвязь всех проявлений жизни людей – экономики, политики, культуры и т.д. Позже Б.Ф. Поршнев так суммировал эти три измерения единства человеческой истории: «Когда говорят о [единстве. – О.В. ] всемирной истории, имеют в виду три аспекта. Во-первых, подразумевается, что она цельна и едина во времени – от ее начала в доисторические времена до наших дней. Во-вторых, подразумевается, что она цельна и едина в смысле охвата живущего на земле человечества, т.е. является всеобщей историей живущих в каждый момент рас, языков, народов. В-третьих, подразумевается цельность, полнота, единство многогранной общественной жизни. Общественное бытие и общественное сознание, политика и культура, войны и мирный быт, лингвистика и психология, словом, – все человеческое должно быть охвачено во взаимосвязи. Конечно, все эти три единства являются практически недостижимым идеалом – всегда остаются зияющие пробелы и разрывы. Но важно отдавать себе отчет в логических тенденциях данного понятия» [30].
Диахроническая целостность
Но если диахроническая целостность истории к моменту выбора Б.Ф. Поршневым профессии историка была вполне обоснована марксизмом (и принята марксистами) – теорией смены социально-экономических формаций, то проблема синхронического единства едва угадывалась. В качестве примера «зачатков» синхронического понимания единства истории Б.Ф. Поршнев приводит «научное творчество академика Р.Ю. Виппера » [31].
Синхроническое единство
Синхроническому единству человеческой истории посвящен цикл многолетних исследований Б.Ф. Поршневым «горизонтального» среза исторического процесса «толщиной» чуть более четверти века (то есть небольшой диахронической протяженности) – исследования взаимосвязи внешней и внутренней политики европейских (и даже не только европейских) стран в эпоху Тридцатилетней войны (1618–1648 годы), первой в мировой истории общеевропейской войны.
Из задуманной трилогии, посвященной этому горизонтальному срезу, при жизни Б.Ф. Поршнева была опубликована только заключительная часть – «Франция, английская революция и европейская политика в середине XVII в.» (1970). Посмертно была опубликована первая часть трилогии: «Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства» (1976; в 1995-м переведена на английский язык). По-видимому, первая часть была написана много раньше третьей: сохранилась рукопись ее раннего варианта [32], написанная, возможно, еще в 1940-е годы; по каким- то причинам ее публикация была отложена. Позже, уже в 1960-е годы, была подготовлена и довольно быстро опубликована заключительная часть трилогии. Судьба средней части («второй книги») не ясна. В предисловии Б.Ф. Поршнева к опубликованной посмертно первой части он излагает основные темы «второй книги », приводит ссылки на опубликованные статьи и отрывки, относящиеся к ней, и называет ее «в основном подготовленной» [33], однако никаких сведений о существовании рукописи этой «второй» книги найти не удалось.
Частный случай исследования синхронического единства человеческой истории
Два обстоятельства вывели Б.Ф. Поршнева на тему первой общеевропейской войны в качестве своего рода case studies, частного случая исследований общей проблемы синхронического единства человеческой истории. С одной стороны, изучение народных восстаний во Франции перед Фрондой, то есть во время Тридцатилетней войны (в 1635 г . Франция открыто вступила в войну), показало Поршневу, что полноценное понимание восстаний, их хронологической и территориальной локализации, их масштабов и продолжительности невозможны без учета взаимодействия страны, являющейся ареной этих «внутренних» восстаний, с окружавшими ее странами. Уже через три месяца после защиты докторской диссертации Б.Ф. Поршнев выступает в Институте истории АН СССР с докладом о влиянии Английской революции на общественную жизнь Франции того времени [34].
«Вширь по карте мира…»
Позже, поясняя преемственность синхронических исследований эпохи Тридцатилетней войны по отношению к более ранним работам Б.Ф. Поршнев писал о различных вариантах продолжения темы книги «Народные восстания во Франции…» и о своем выборе из этих возможных вариантов: «От этой темы можно было бы идти хронологически назад или вперед, можно было бы в тех же хронологических рамках углубиться в исследование экономики, администрации, психологии, идей и т.д. Я действительно занимался всем этим в той или иной мере. Но основной путь выбрал иной: я как бы перешагнул за пределы Франции и пошел вширь по карте мира. Иными словами, новое исследование – это горизонтальная история приблизительно в том же самом хронологическом кадре, в котором была написана моя книга о народных восстаниях во Франции» [35].
Переоценка научных стереотипов
С другой стороны, начавшаяся в 1941 году Великая Отечественная война подтолкнула Б.Ф. Поршнева к исследованиям истории взаимоотношений России и Германии, которые, в свою очередь, привели его к переоценке этих взаимоотношений вообще, а в частности – к переоценке роли России в Тридцатилетней войне. О своем столкновении со сложившейся историографической традицией он писал: «Максимум, что допускал шаблон для XVI – XVII вв., – это изучение торговых связей русских купцов с западными. О существенном воздействии военно-политической силы Московского государства на Западную Европу не могло быть и речи. Нетрудно видеть, что покуситься на эту традицию и солидно обосновать свое покушение значило действительно сделать открытие» [36].
Месту России в истории посвящены четыре опубликованные работы Б.Ф. Поршнева, написанные еще во время войны: «Завоевательные авантюры в истории Германии и гитлеровщина» (1943) ********* ; «Ледовое побоище и всемирная история» (1947) ********** ; «К вопросу о месте России в системе европейских государств в XV – XVIII вв.» (1948); наконец – первая его работа собственно о Тридцатилетней войне – «Московское государство и вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну» (1945).
Горизонтальный срез как задача для широкой кооперации специалистов
Эпоха Тридцатилетней войны – не единственный период мировой истории, который привлек Б.Ф. Поршнева в качестве объекта для исследования синхронических срезов. Заслуживает упоминания еще одна попытка такого масштабного исследования. Последняя особенно интересна тем, что Б.Ф. Поршнев пытался реализовать новый проект не в одиночку, как случилось с трилогией о Тридцатилетней войне, а во главе коллектива исследователей. На опыте собственного «почти нескончаемого исследования» [37] мировой истории второй четверти XVII века он очень хорошо понимал колоссальные трудности «горизонтальных срезов эйкуменического масштаба»: «Технически каждый из них представляет необычайно сложную задачу. Ни один историк не может обладать необходимой филологической подготовкой и даже библиографической информацией. Один горизонтальный срез – задача для широкой кооперации специалистов. Пока, очевидно, возможны лишь частичные и предварительные опыты» [38].
И вот случай «широкой кооперации специалистов» как будто представился. В самом начале 1960-х годов в возглавлявшемся Б.Ф. Поршневым (с 1957 года) секторе Новой истории западноевропейских стран Института истории АН СССР родился замысел многопланового исследования эпохи Великой французской революции. Редакционная коллегия издания включала наряду с Б.Ф. Поршневым (возглавлявшим ее по должности) А.З. Манфреда, В.М. Далина, В.П. Волгина, Я.М. Захера, Б.Г. Вебера, А.В. Адо и др. По поручению редколлегии А.В. Адо подготовил «Проспект коллективного труда “Великая французская буржуазная революция XVIII века” в трех томах», который в 1962 году тиражом 100 экземпляров был отпечатан институтом. Брошюра в 62 страницы рассылалась в соответствующие учебные и научные заведения для последующего обсуждения, формирования авторского коллектива и утверждения окончательного плана издания. В своих воспоминаниях, посвященных А.В. Адо, российский историк Д.Ю. Бовыкин пишет об этом проекте: «Это был воистину глобальный проект, в духе Б.Ф. Поршнева, – экономика, международные отношения, общественная мысль, наука и техника, французское Просвещение (начиная с конца XVII в.), литература, архитектура, театр, музыка» [39].
Достаточно одних только названий некоторых разделов намеченной монографии, чтобы увидеть явные признаки поршневского «синхронического среза»:
«Том I. От начала XVIII века до начала июня 1789 года.
Часть I. Народы мира к 70-м годам XVIII века…
Глава 1. Феодальные порядки в Европе. Развитие капитализма в странах Европы и Северной Америки…
Глава 2. Развитие народов Азии, Африки, Америки. Колониальная политика…
Глава 3. Международные связи и международные противоречия в середине XVIII века…
Глава 4. Итоги культурного развития человечества.
…Часть III. Подъем общественных движений и распространение передовых идей в Европе и Северной Америке в 60-е – 80-е годы XVIII века…
Т. II. От 14 июня 1789 по 2 июля 1793 года…
Глава 5. Начало Французской революции и Европа (1789 – весна 1792 г .)…
Т. III. От 3 июня 1793 до 9 ноября 1799 года…
Часть IV. Влияние Великой французской революции на развитие других стран и народов…
Часть V. Исторические итоги и значение Великой французской буржуазной революции конца XVIII века» [40].
Обреченность проекта «горизонтального среза эйкуменического масштаба»
В качестве поршневского «горизонтального среза эйкуменического масштаба» проект, разумеется, был обречен: слишком велики были различия между Б.Ф. Поршневым и даже наиболее близкими к его взглядам историками в понимании истории как науки (о специфических особенностях круга поршневских единомышленников ниже еще пойдет речь). О дальнейшей судьбе проекта Д.Ю. Бовыкин пишет: «Как видно из протоколов заседаний редколлегии, приоритет, отдаваемый проблемному принципу в ущерб хронологическому… вызвали возражения у Манфреда и Далина. К тому же, по мнению Манфреда, высказанному как-то в разговоре с А.В. Гордоном, в таком виде получалось исследование уже не собственно истории Французской революции, а всемирной истории. В итоге проект был похоронен…» [41] *********** .
Вероятно, с крушением этого замысла связан и последовавший в 1966 году уход Б.Ф. Поршнева из сектора Новой истории западноевропейских стран Института истории; руководителем сектора стал А.З. Манфред. Б.Ф. Поршнев же возглавил специально созданную для него группу по истории социалистических идей, в 1968 году преобразованную в сектор Истории развития общественной мысли. Нет никаких свидетельств сколько-нибудь активного сопротивления Б.Ф. Поршнева такому решению, и это объяснимо: надежды на появление единомышленников по синхроническим срезам человеческой истории рухнули, а для шедших параллельно исследований ее (человеческой истории) «начала», которые в это время приближались к важному рубежу, новый сектор был явно меньшей помехой, чем прежний. Не случайно всю организационную работу в секторе Истории развития общественной мысли с самого начала его образования Б.Ф. Поршнев передал своему заместителю и ученику Г.С. Кучеренко [43].
Надо признать, что с точки зрения интеллектуального разрыва с сообществом коллег-историков этот достаточно мягкий конфликт был для Б.Ф. Поршнева неизмеримо более значимым, чем тяжелейший, полити чески окрашенный конфликт 1950–1953 годов.
(Продолжение следует)
* Б.Ф. Поршнев имеет в виду вынужденное сокращение книги.
** В 1936 году Институт вошел в систему АН СССР, а в 1938 году был реорганизован в Институт права АН СССР. С 1960 года – Институт государства и права (ИГП) АН СССР. В настоящее время – ИГП РАН.
*** Такая «болезнь» общественного сознания характерна для всех революций, не является исключением и наша, российская, конца XX века…
**** В 1991-м преобразован в Московский педагогический университет, в 2002-м – в Московский государственный областной университет.
***** Институт (первоначальное название – Историко-философский институт) образован в 1931 году на базе факультета истории и философии Московского университета. В 1941 году влился обратно в Московский университет. Соответственно, с 1941 года профессор МИФЛИ Б.Ф. Поршнев автоматически становится профессором МГУ. См.: [21]. В словаре написано, что Б.Ф. Поршнев стал профессором уже в 1933 году, но учебное заведение, где было присвоено профессорское звание, не указано.
****** Очерк опубликован без подписи, но включен в библиографию Поршнева, подготовленную в 1966 году Институтом истории АН СССР. См.: [23].
******* В 1966 году переименована в Государственную премию.
******** В сноске Б.Ф. Поршнев указывает, какие именно из опубликованных статей являются «отрывками» этой намеченной работы: Народные восстания во Франции при Кольбере (1946); Цели и требования крестьян в Бретонском восстании 1675 г . (1940); Восстание в Бордо в 1975 г . (1945).
********* В 1947 году статья была опубликована в существенно более полном виде, но почему-то только на немецком языке.
********** Первая публикация на эту тему появилась в Казани к 700-летию Ледового побоища, в газете «Красная Татария» 5 апреля 1942 года Б.Ф. Поршнев работал в Казанском университете с осени 1941 года по весну 1942 года.
*********** Очевидно, с этими разногласиями связан и упоминаемый С.В. Оболенской конфликт Б.Ф. Поршнева с А.З. Манфредом, В.М. Далиным и Э.А. Желубовской. См.: [42].
1. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). М., 1974. С. 403.
4. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Фонд 684. Картон 22. Ед. хр. 4. Л . 1. Далее ссылки на этот архив даются в сокращении: ОР РГБ, 684/22/4, л. 1.
5. Поршнев Б.Ф. Научный дневник. Запись от 31.12.1971, ОР РГБ, 684/27/16. Л. 45–46.
6. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). М., 1974. С. 23.
7. Поршнева Е.Б. Реальность воображения (записки об отце). (Рукопись).
8. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 95.
9. Поршнев Б.Ф. Борьба за троглодитов // Простор. Алма-Ата, 1968, № 7. С. 124.
10. Поршнев Б.Ф. Автобиография. 1926 г . См.: Научный архив РАН. Фонд 359. Опись 3. Единица хранения 62. Л . 48. Далее ссылки на этот архив даются в сокращении: НА РАН, 359/3/62, л. 48.
11.Поршнев Б.Ф. Борьба за троглодитов // Простор. Алма-Ата, 1968, № 7. С. 125.
12. Поршнев Б.Ф. Как я работал в СССР над книгой по истории Франции XVII в. // Европа. Международный альманах. Тюмень, 2003. С. 195.
13. Поршнев Б.Ф. Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648). М.; Л., 1948. С. 7.
14. Кондратьев С., Кондратьева Т. Наука «убеждать », или Споры советских историков о французском абсолютизме и классовой борьбе (20-е – начало 50-х гг. XX века). Тюмень, 2003. С. 50–51.
17. Козлова Л.А. «Без защиты диссертации…»: статусная организация общественных наук, 1933–1935 годы // Социологический журнал. 2001. №2.
18. Кондратьев С., Кондратьева Т. Наука «убеждать », или Споры советских историков о французском абсолютизме и классовой борьбе (20-е – начало 50-х гг. XX века). Тюмень, 2003. С. 72 (примечание).
19. Поршнев Б.Ф. Автобиография. 1926 г ., НА РАН, 359/3/62. Л. 48.
20. Поршнев Б.Ф. Автобиография. 1937 г ., НА РАН, 1577/4/90. Л. 9.
21. Поршнев Борис Федорович // Профессора исторического факультета Казанского университета (1939–1999). Библиографический словарь. Казань, 1999. С. 55.
22. Поршнев Б.Ф. Автобиография. 1937 г ., НА РАН, 1577/4/90. Л. 9.
23. Библиография трудов Б.Ф. Поршнева // История и историки. М., 1966. С. 379.
24. Поршнев Б.Ф. Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648). М.; Л., 1948. С. 29.
25. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). М., 1974. С. 433.
26. Поршнев Б.Ф. История, психология, лингвистика… Рукопись (машинка), ОР РГБ, 684/18/12.
27. Поршнев Б.Ф. Роль социальных революций в смене формаций // Проблемы социально-экономических формаций: историко-типологические исследования. М., 1975. С. 35.
28.ОР РГБ, 684/18/21. Л. 43–44.
29. Гутнова Е.В. Пережитое. М., 2001. С. 266–267.
30. Поршнев Б.Ф. Мыслима ли история одной страны? // Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения. М., 1969. С. 302–303.
33. Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М., 1976. С. 5–6.
34. Ярецкий Ю.Л. Б.Ф. Поршнев. Очерк творческой биографии. Уссурийск, 1983, с. 18 (рукопись депонирована в ИНИОН АН СССР, №13303).
35. Поршнев Б.Ф. Франция, Английская революция и европейская политика в середине XVII в. М., 1970. С. 29.
36. Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М., 1976. С. 6.
37. Поршнев Б.Ф. Мыслима ли история одной страны? // Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения. М., 1969. С. 315 (примечание).
39. Бовыкин Д.Ю. А.В. Адо, профессор Московского университета // Французский ежегодник. 2002 г . М., 2002. С. 165.
40. Проспект коллективного труда «Великая французская буржуазная революция XVIII века» в трех томах. М., 1962. С. 1–4, 12, 21, 27, 37, 56–57.
41. Бовыкин Д.Ю. А.В. Адо, профессор Московского университета // Французский ежегодник. 2002 г . М., 2002. С. 165.
42. Оболенская С.В. Первая попытка истории «Французского ежегодника» // Французский ежегодник. 2002 г . М., 2002. С. 69.
43. Гладышев А.В. Г.С. Кучеренко: штрихи биографии // Французский ежегодник. 2002 г . М., 2002. С. 190.
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности