|
|||
Авторизация
|
Проблемы развития и бытия личностиСтр. «55—80» Возрасты одиночества1. Младенчество и детство Есть ли в человеческой жизни тот период, тот возраст, которому более, чем другим, присуще переживание одиночества? Мы будем говорить не о «крайних», болезненных, патологических формах одиночества, а о самых что ни есть типичных, «нормальных». Можно сформулировать и так: в каком возрасте человек в наибольшей степени рискует столкнуться с одиночеством? Беспомощность одиночества младенца Приходя в мир, человеческий младенец беспомощен, как никакой из детенышей животных. Долгие месяцы и годы пройдут, прежде чем он сможет быть относительно самостоятельным, автономным. Казалось бы, хотя бы в силу своей полной зависимости младенец и ребенок раннего возраста должны крайне болезненно переживать одиночество. Действительно, вспомним то отчаяние, которое слышится в крике младенца, проснувшегося и не увидевшего взрослых рядом, или невозможность объяснить ребенку чуть постарше, что мама, покидающая его ненадолго, вскоре вернется. Для ребенка в большей степени, чем для взрослого, временная разлука есть предчувствие разлуки вечной, у ребенка «с глаз долой» скорее порождает не «из сердца вон», а переживание ужаса космической, тотальной заброшенности и покинутости. Вместе с тем пробуждение самосознания ребенка как бы подпитывается состояниями одиночества, когда в отсутствие всемогущих взрослых приходится соотносить свое существование с миром вещей или миром природы. «Каждое младенчество печально…» В автобиографической «Жизни Арсеньева» И.А. Бунина одной из первых метафизических тем повествования становится тема одиночества: «Каждое младенчество печально: скуден тихий мир, в котором грезит жизнью еще не совсем пробудившаяся для жизни, всем и всему еще чуждая, робкая и нежная душа. Золотое, счастливое время! Нет, это время несчастное, болезненно чувствительное, жалкое. Может быть, мое младенчество было печальным в силу некоторых частных условий? В самом деле, вот хотя бы то, что рос я в великой глуши. Пустынные поля, одинокая усадьба среди них… на хуторе хозяйство было небольшое, дворня малочисленная. Но все же люди были, какая-то жизнь все же шла… Почему же остались в моей памяти только минуты полного одиночества?» [1]. Вспоминая себя маленьким ребенком, И.А. Бунин пишет далее: «…постепенно входили в мою жизнь и делались ее неотделимой частью люди» [2]. Необъятность «я» границами Но дополняют ли люди «Я» младенца или ограничивают его? Сторонником второй точки зрения выступает в своих первых воспоминаниях Р. Роллан: «Когда я переношусь в те далекие времена, меня особенно поражает необъятность моего «я». Возникнув из бездны, оно в первую же секунду выплыло, словно огромная водяная лилия, заполняющая собою весь пруд. Ребенок не мог определить его размеры так, как я это делаю теперь: ведь начинаешь понимать что6то, лишь ударяясь о края жизни… Эти испытания приводят к тому, что, пока развивается и растет тело, «я» суживается. Только к концу отрочества оно полностью приноравливается к своей скорлупе. Но никогда оно снова не станет тем беспредельным океаном, каким оно было в первые дни. Духовное существо младенца не соответствует его крошечному росту…» [3].
|
||
«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности |