Главная / Статьи / Archive issues / Развитие личности № 1 / 2007 / «Апофеоз творчества»

К 100-летию "Поэмы экстаза" А.Н. Скрябина

Стр. «202—217»

Елена Славина

«Апофеоз творчества»

Личность А.Н. Скрябина в «Поэме экстаза»

Более столетия творческая личность А.Н.Скрябина, символически запечатленная в «Поэме экстаза», вызывает неослабевающий интерес во всем мире. «Огненный пафос» его творчества не угасает даже в условиях непрерывно меняющихся представлений, понятий и художественных стилей нашей эпохи. Грандиозная амплитуда замыслов в сочетании с напряженным поиском новых средств их осуществления еще до конца не исчерпана в огромном количестве специальной литературы. А прозорливость его новаторских устремлений поражает нас через век почти так же, как современников – их ошеломляющая новизна.

Уникальность А.Н. Скрябина в истории музыки

Уникальность А.Н. Скрябина – композитора в истории музыки, однако, парадоксальным образом обусловлена яркой характерностью его творческой личности для своей эпохи – эпохи так называемого русского культурного возрождения начала ХХ века. Художник-философ, поднявший в своем сознании искусство до средства свершения мирового катаклизма, превративший замыслы своей Мистерии во вселенское теургическое действо, – знаменательнейшее явление этого времени. Переход от собственно эстетических проблем – через построение философии культуры – к жизнетворчеству в это же время постулируется в задачах русских символистов, и младшее поколение символистов «представляет область духовной жизни как непрерывное поле, где искусство переходит в религию, а сознание в бытие[1]. Эпохальное «чувство реальности духовного мира(выражение П.А. Флоренского [2]) обусловливает веру в возрождающее, преображающее назначение искусства, «соборность» которого сблизит людей в едином эстетическом переживании.

Слияние философии и искусства в эстетический комплекс

Общее стремление искусства к глобальности мышления, к обновлению на почве философских систем находит встречный интерес со стороны философии. Синтез искусства и философии образует эстетический комплекс, в котором искусство и сам художник выступают и в роли субъекта, носителя эстетических ценностей, и в роли объекта познания. Творческая индивидуальность становится основным элементом нового философского мировоззрения. Так в творчестве веховцев, опиравшихся на идеи А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, но главным образом на философию соотечественников – Вл.С. Соловьева и Н.Я. Грота – создается особая, эстетическая форма философствования. «Иррационализм мышления, рожденный крайне обостренным вниманием к эмоционально-чувственной стороне личности, концентрируется на проблемах творческого воображения, продуктивной способности вчувствования и привнесения... теоретически непостижимого, таинственного, темного («мистического»), подсознательного» [3]. «Последними критериями истины» в философии становятся чувства («Чувство – вот что более всего сближает философа и поэта» [4]), и философия, по мнению Н.Я. Грота, «есть прежде всего внутренний процесс субъективного роста человека, процесс творчества, иррациональное развитие чувства воли» [5]. Задача ее, в понимании философов рубежа веков, – не в традиционном познании и объяснении мира, а в изображении внутреннего мира человеческого сознания с его влечениями, идеалами, потребностями. Ставя во главу угла проблему личности, превращаясь в дело индивидуального вкуса, философия сама становится частью искусства, облекается в его форму и сливается с ним, стремящимся, в свою очередь, к обновлению на почве философии. «Замечательно то обстоятельство, – пишет А. Белый, – что некоторые современные философы с вершин теоретической мысли все более и более нисходят к вопросам искусства и культуры, занимающим важное место в мировоззрении, и наоборот, все более и более художники стремятся философски обосновать свои лозунг; эти два течения в философии и искусстве почти сходятся» [6].

Эстетический комплекс музыки А.Н. Скрябина

Подобный эстетический комплекс , синтезирующий искусство и философию, представляет собой и творчество А.Н. Скрябина, причем основополагающими здесь являются законы искусства, а философия выступает как средство подтверждения, закрепления художественных идей в сфере «логики», как субъективно необходимая для иррационализма конструктивная основа. Отсюдавозникают очевидные стилевые параллели художественно-философских произведений этого времени с музыкой А.Н. Скрябина: лоскутные образы, «разорванные» понятия, хаос ритма веховцев; «высокий темп, интуитивность, афористичность, своеобразная неупорядоченность изложения» [7] в сочинениях Н.А. Бердяева; художественная экспрессия трудов В.В. Розанова, общая для всех гипертрофия авторского начала (В.Я. Брюсов – «Я»), своеобразная манифестация, сверхораторский пафос высказывания с целью убедить и «зажечь» своими идеями все человечество. Специфика скрябинской программности состоит в том, что философская мысль как бы облекается в музыкальную форму, «зашифровывается» в ней. Определенность и последовательность в применении этого творческого метода позволяют говорить о попытке создания своего рода музыкально-философского языка.

О специфике программности А.Н. Скрябина

Философия А.Н. Скрябина сама по себе не характеризует его как крупного представителя философской мысли (о чем свидетельствуют и попытки серьезного анализа его «Записей» в работе А.Ф. Лосева «Мировоззрение Скрябина»). Но и сам композитор, гипертрофированно воспринимавший собственное творчество, не претендовал на звание философа и рассматривал свои философские схемы как идею, своеобразную программу своих сочинений, как важное, но не основное слагаемое синтетического искусства. Даже тот факт, что конкретные программы не всегда предваряли их звуковое воплощение, а подчас создавались уже после написания нотного текста, не умаляет программной природы скрябинской музыки.

Отсутствие в творчестве А.Н. Скрябина традиционной программности с «реализованным» словом (за единичным исключением) и возражения композитора против публикации литературных программ совместно с нотным текстом имеют общую причину. А.Н. Скрябин (как и младосимволисты) верил в безграничные возможности музыкальной материи. Он следовал за А. Шопенгауэром в своем понимании музыки как «всеобщего языка, который своею вероятностью превосходит даже язык наглядного мира» [8]. Поэтому поэзия в «синтетическом» искусстве должна достигать уровня универсального музыкального языка, чем, по-видимому, и объясняется упорство композитора в работе над поэтическим текстом «Предварительного Действа». Программность А.Н. Скрябина, однако, не имеет аналогов в истории музыки, так как представляет собой последовательные попытки возведения рациональной философской платформы для музыки – «скрытого метафизического упражнения души, не умеющей философствовать о себе» [9].

Не представляется продуктивным искать повлиявшие на А.Н. Скрябина философские труды среди томов личной библиотеки композитора, явно не склонного по природе своего творческого дарования к систематическому изучению научной литературы (аналогичное отношение даже к музыке отмечают его сокурсники и современники). Анализируя круг скрябинского чтения (по сохранившимся в его библиотеке книгам и журналам с пометками), можно только придти к выводу, что все чуждое творческим стремлениям композитора не удостаивалось его внимания, даже поверхностного, отбрасывалось им как не подтверждающее его собственные представления. Такая односторонняя, но поразительная «цельность» артистической натуры и была, вероятно, самым мощным фактором, определившим его собственный, индивидуальный путь развития как музыканта. Иначе трудно поддается объяснению то, что философски настроенный художник мог создать свое впечатление о философских системах по первым страницам сочинений (самым первым – от 1-го до 10-го и вовсе неразрезанным журналам), в то время как поверхностность и приблизительность были более всего противны натуре А.Н. Скрябина [10]. Справедливо, на наш взгляд, утверждение Б. Шлецера о том, что свои философские взгляды А.Н. Скрябин в основном почерпнул благодаря общению [11], благодаря напряженному, болезненно-чуткому вслушиванию в свою эпоху.

Читать текст статьи далее

 

«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности